– Заместо меня будешь, – грустно улыбнулся Михей. – Мне через месяц из реестра выписываться, вот старшины и решили.

– Собери людей, дядька, и сам объяви, чтобы казаки заранее знали, – чуть подумав, попросил Матвей.

– Пошли, – понимающе кивнул Михей и, развернувшись, быстро зашагал в сторону общественной хаты. Там, у крыльца, уже стоял весь десяток, в котором Матвей и числился всё это время.

Окинув знакомые лица долгим, внимательным взглядом, Матвей отметил про себя, что все собравшиеся были спокойны и смотрели на него без всякой неприязни. Михей, подойдя к десятку, смущённо откашлялся и, оглядев своих подчинённых, негромко сообщил:

– Значит так, браты. С сего дня десятником вашим Матвей будет. Что он умеет и знает, вам всем известно. Мне скоро из реестра выписываться, так что в этот поход уж без меня. Так что, ежели кто имеет сказать чего, сейчас говорите. Вон, старшины рядышком, им и решать, ежели чего не так.

– А чего тут может быть не так? – удивился Егор, почёсывая в затылке. – Мы тут все Матвея знаем. Десяток наш он уж не раз водил, и всегда всё добре было. Командир он толковый, удачливый, так что добре всё.

– Верно. Матвей дурного не прикажет, все знают, – поддержал его Роман, давно уже ставший для Матвея добрым приятелем. – А уж про удачу его и говорить не приходится.

Не спеша переглянувшись, весь десяток дружно закивал головами. Матвей, отметив этот жест, шагнул вперёд и, сняв папаху, коротко поклонился:

– Благодарствую, браты, что готовы мне поверить. А раз так, слушайте внимательно. Первым делом коней проверьте. Завтра по одному всем десятком в кузню их приводите. Перековывать станем, чтобы в походе за то больше не думать. Далее, ко всему оружию огненного боя патронов иметь с двойным запасом. Лучше пусть будет и не понадобится, чем надо будет, а при себе не имеется. И последнее. У кого какая нужда в чём имеется?

– Ты это про что? – не поняли казаки.

– Да мало ли нужда какая имеется, – развёл Матвей руками. – Конь заболел, винтарь испорчен, шашка с выщерблиной. Говорите теперь, пока исправить можно. В походе не до того будет.

– Это верно, – одобрительно закивал Михей. – Тут ведь как, браты. Сейчас промолчишь, а после и сам загинешь, и других подведёшь.

– Да вроде добре всё, – подумав, нестройным хором отозвался десяток.

– Не спешите, браты. Дома всё проверьте как следует, а после уж ответ держать будете, – улыбнулся Матвей и, убедившись, что слова его услышали все, распустил бойцов.

Шагая к дому, он снова и снова выстраивал про себя геополитические расклады, пытаясь понять, куда именно их могут отправить. По всему выходило, что иного театра военных действий, чем Ближний Восток, просто не было. Полной картины у него не складывалось из-за недостатка информации. Ходили слухи, что правящая династия в Персии была свергнута в ходе военного мятежа, а нынешняя сильно тяготела к Турции и Германии, что очень не нравилось Франции и Британии.

Что из всего этого правда, понять из слухов и коротких газетных статей было невозможно, но гадюшник там складывался ещё тот. И как всегда, Россия влезала во всю эту собачью свадьбу ради чужих интересов, платя жизнями своих солдат за чужую мошну. Понимая, что все эти выводы не более чем его личные измышления, Матвей в очередной раз вздохнул и, мысленно сплюнув, прибавил шагу.

Догнавший его Михей, пристроившись рядом, некоторое время молча шагал, а после, придержав его за рукав, тихо спросил:

– Матвей, ты, это самое, ежели чего потребно станет, приходи. Помогу, чем смогу.

– Благодарствуй, дядька Михей, – едва заметно улыбнувшись, кивнул Матвей. – Да только, думаю, казакам лишь с патронами помощь потребна. Остального у них и так вдосталь.

– Принесу завтра, – помолчав, решительно пообещал Михей. – Есть у меня пара сотен к винтовке. И с полсотни револьверных. Всё отдам.

– А сам с чем останешься? – не понял Матвей.

– По сотне тех и других имеется. Хватит. Чего уж теперь-то, – удручённо махнул казак рукой. – Кончились мои походы.

– Зато будет кому внуков учить, – улыбнулся Матвей в ответ. – На том вся жизнь наша и держится. Отцы воюют, а деды недорослей учат.

– Это верно, – грустно усмехнулся уже бывший десятник.

Попрощавшись, они разошлись по своим дворам, и с этого часа у Матвея началась подготовка к дальнему походу. Он тщательно осматривал коней у бойцов своего десятка, проверял оружие и амуницию, в общем, делал всё, чтобы его десяток явился к месту сбора полностью готовым к серьёзной драке. Бойцы десятка, проникнувшись его старанием, и сами принялись делать всё, чтобы не ударить в грязь лицом.

А ещё через неделю Катерина разродилась их третьим ребёнком. Девочкой. Как сама и мечтала. По этому поводу в станице было устроено настоящее гуляние. Матвей на радостях позволил себе крепко выпить, чего прежде за ним не замечалось, но теперь был и повод, и причина. Катерина, отлично это все понимая, даже не пыталась высказаться по этому поводу. Знала, что это может оказаться их последним праздником.

Матвей, тетешкая малышку на руках, с глупой улыбкой рассматривал маленькое сморщенное личико, пытаясь угадать в нём семейные черты. Но очень скоро понял, что ничего кроме новорождённого младенца не видит. Отдав дочку жене, он вынужден был вернуться к делам. Строевой смотр, устроенный старшинами за три дня до отъезда, показал, что его десяток оказался одним из лучших. Это не могло не радовать.

Старшины, отметив рвение нового десятника, выделили из запасов станицы по сотне патронов на каждого бойца, чем крепко увеличили огневую мощь десятка. Вообще, в сознании местных бойцов уже начало откладываться, что время пики и сабли уходит, и теперь война это, прежде всего, умение быстро и точно стрелять. А значит, от количества патронов зависит очень многое. Так что решение о выдаче патронов было весьма своевременным.

Оставшиеся дни Матвей посвятил только семье. Катерина буквально ходила за ним хвостиком, не отпуская от себя ни на шаг. Сыновья, уже знавшие, что отец скоро уедет, также постоянно крутились рядом, и только новорождённая дочка жила своей жизнью. Ела, спала и оглашала дом рёвом здорового, крепкого младенца, когда ей что-то не нравилось. Родители, понимая, что происходит, старались их не трогать лишний раз, давая им насладиться оставшимися часами.

Утром третьего дня вся полусотня стояла на церковной площади, ожидая выхода старшин. Поп уже отслужил молебен, и теперь оставалось только получить благословение остающихся. Вышедшие из общественного дома старшины были в новеньких черкесках, при оружии и со всеми имеющимися наградами. Сняв папахи, старики дружно поклонились замершим воинам и, перекрестив их, замерли. Макар Лукич, как самый старший, первым надел папаху и, вздохнув, громко скомандовал:

– С богом, казаки. Гойда!

– Гойда! – раздался в ответ рёв полусотни лужёных глоток, и казаки, вскочив в сёдла, направили коней к выезду из станицы.

Стоявшие поодаль старики и женщины поспешили к своим близким, прощаться. Катерина, отдав малышку Настасье, подскочила к Буяну и, уцепившись за стремя, зашагала рядом с конём, не сводя взгляда с мужа.

– Не журись, милая. Вернусь, – тихо пообещал Матвей, склоняясь к ней с седла. – Малых береги.

– Сберегу, Матвеюшка, – чуть слышно всхлипывая, пообещала она. – Ты только вернись.

– Вернусь. Я ещё и тут не всё сделал, – улыбнулся Матвей и, выпрямившись, огляделся, ища взглядом родителей.

Григорий с Настасьей стояли у околицы, глядя на него молча, без единой слезинки на глазах. Сняв папаху, Матвей поклонился им, и родители дружно перекрестили сына в ответ. Всё нужное было сказано ещё дома, так что теперь оставалось только прощаться. Уже перед самым выездом из станицы Матвей свесился с седла и, поцеловав жену, тихо повторил:

– Жди, вернусь, – после чего, чуть отодвинув Катерину в сторону, дал Буяну шенкелей, подгоняя его.

Норовистый жеребец возмущённо всхрапнул и тут же вынес всадника на тракт широкой рысью, разом обогнав всех уже выехавших.

– В колонну по два! – послышалась зычная команда, и Матвей, тряхнув головой, продублировал её, собирая свой десяток.

Полусотня выстроилась в походную колонну и короткой рысью двинулась в сторону города. Следом за ней шло пять телег обоза, в которых везли и запасы овса для лошадей, и продукты для самих казаков, и все необходимые в походе мелочи, навроде кузнечных инструментов и запасных подков. Убедившись, что весь десяток тут и у бойцов всё в порядке, Матвей оглянулся на станицу и, вздохнув, снова тряхнул головой, отгоняя беспокойство за близких.

Громовая стрела, висевшая на груди, неожиданно нагрелась и толкнула его, словно давая понять, что всё будет хорошо. Чуть улыбнувшись, он приложил ладонь к тому месту и, сосредоточившись, мысленно попросил:

– Сбереги их, батюшка. Не дай пропасть.

Оберег снова толкнулся, словно отвечая, и Матвей вдруг понял, что и с детьми, и с женой, и с родителями всё будет хорошо. Откуда взялось это знание, он не понял, но поверил в него сразу. А может, ему просто хотелось в это верить…

* * *

В Екатеринослав полусотня вошла на третьи сутки. Точнее, их встретили у заставы и прямым ходом отправили на торговое поле, где по осени проходили ярмарки. К удивлению Матвея, процесс сбора войск был организован вполне достойно. Для прибывающих уже были заготовлены дрова и установлены палатки. Имелись также временные коновязи и поилки для лошадей. Но удивление быстро сменилось презрением, когда он заглянул в приготовленную для его десятка палатку.

Старый, протёртый до дыр брезент, треснувший центральный столб, поддерживавший верхнюю часть, и кое-как сколоченные из сырой доски нары. Мрачно оглядев это убожество, Матвей презрительно скривился и, качнув головой, угрюмо проворчал:

– Да уж, это государство никогда хорошо жить не будет.

– Ты чего так ворчишь, командир? – сунулся в палатку Егор.

– Да вот думаю, сейчас пойти рожу начистить тому, кто это всё делал, или плюнуть и у костра ночевать?

– А-а, – махнув рукой, протянул опытный казак. – Не рви сердце, брате. Это дерьмо не переделаешь. Айда к костру, погуторим.

– Случилось чего? – моментально подобрался Матвей.

– Да не, все слава богу. Просто там Стремя чегось суетится. Тебе б сходить, глянуть.

Выбравшись из того убожества, что местные власти называли походной палаткой, Матвей быстро огляделся и, приметив командира полусотни, направился к нему. Подъесаул, ругаясь на чём свет стоит, пытался что-то втолковать стоявшим перед ним чиновникам, размахивая руками и тряся жилистым кулаком. Чиновники, сохраняя каменные морды, то и дело быстро переглядывались, но продолжали сохранять надменное молчание.

Подойдя, Матвей прислушался к экспрессивному монологу подъесаула и, вздохнув, негромко подсказал:

– Командир, чего ты на них время теряешь? Они ж те деньги давно уж промеж себя поделили и в кубышку спрятали. Плюнь. Пусть жандармы разбираются. Только рапорт атаману напиши. Уж он им быстро объяснит, с какого конца нужно редьку есть.

– А ты, казак, язык бы придержал, пока беды не случилось, – не выдержав, зашипел один из чиновников.

– Или что будет? – презрительно усмехнулся Матвей, глядя ему в глаза. – Ты, чинуша, никак родового казака напугать решил? Ну, попробуй. Только гляди, чтобы пуп не развязался.

– Пойдёмте, Савелий Игнатьич, – вмешался другой чиновник. – Этих дикарей не переделаешь. Не нравится, так пусть на голой земле ночуют.

– С тех нар, что вы наставили, устанешь после занозы из задницы выдёргивать. Сами на них ночуйте, – не остался Матвей в долгу и, махнув на них рукой, шагнул к подъесаулу. – Кого ещё ждём, командир?

– Терцы подойти должны и семиреченцы, – негромко ответил Стремя. – А ты зря так с этими гусями. Они вроде и чинов невеликих, а пакость какую сделать всё одно могут.