Рядом сидел Артур, исподлобья глядя на меня. Вцепившись в дверную ручку, я отвернулась, уставившись в боковое окно. Слева послышался вздох, после чего он опустил на мое колено руку, сжав пальцы. Возбуждение волной захлестнуло здравый разум. Я из последних сил боролась с проснувшейся похотью, убаюкивая ее вновь, но никакая колыбельная не могла усыпить утомившуюся от долгого сна похоть. Крепкие мужские руки заставляли кожу покрываться мурашками, которые неугомонно носились туда-сюда по телу.

– Софья, – тихо позвал Соломонов.

Рука его скользнула вверх по ноге и, оказавшись на внутренней стороне бедра, опять сжала пальцы. Медленный выдох – и я повернула к нему румяное лицо. Щеки ощутимо горели смущеньем, кислорода в салоне становилось все меньше, испарина покрывала грудную клетку. Ладонь Соломонова продолжала скользить по капроновой ткани чулка, а я начинала покусывать губы. Когда кончики его пальцев коснулись нижнего белья, я снова отвернулась, уговаривая себя немедленно прекратить это безобразие. Вот только вожделение жаждало продолжения, а тело – удовлетворения.

Такси ткнулось длинной мордой в высокие ворота с красивой ковкой. Свет фар юркнул на территорию одноподъездной высотки, прославившейся на весь город своими влиятельными и богатыми жильцами. На тридцати трех этажах умещалось столько роскоши, что общая сумма наверняка превосходила золотой запас Российской империи. Политики, бизнесмены, рестораторы, меценаты, актеры и другие богатеи занимали роскошные квартиры с трехметровыми потолками и французскими окнами в пол. Артур наконец изъял руку из-под подола, а мне удалось вдохнуть свежий воздух, ворвавшийся в распахнутую им же дверь. Нервно коснувшись дрожащими пальцами пылающей щеки, я взглянула на зеркальные двери подъезда, в которых отражались раскосые фары седана. Стоило мне оказаться во власти ночи, как такси попятилось назад, извлекая запутавшийся дальний свет из художественной ковки. Оно словно испарилось из пространства, оставив нас наедине. Артур поправил непокорный завиток волос, убрав его с моего плеча, и нежно прикоснулся пальцами к горячей щеке, которой недавно касалась и я.

– Ты красивая, – шепнул он.

Серые блестящие глаза нырнули в мои расширенные зрачки, а я снова ощутила необъяснимый страх. Чем глубже эта серость погружалась во мрак зрачков, тем плотнее страх прижимался ко мне сзади в поисках безопасности. Соломонов отступил, схватил меня за руку и повел в сторону калитки. И пока я искала объяснение появлению трусливого страха в его присутствии, мы оказались у черной двери с золоченой ручкой. Он приложил карту к электронному замку – громкие щелчки наполнили пустой длинный коридор, облаченный в строгий гранит. Как только мы оказались в квартире, а дверь закрылась, Артур молниеносно впился в губы страстным поцелуем, прижав меня к стене. Здравый разум пробудился – я выскользнула из его рук, отстранившись.

–– Я не хочу, – без зазрения совести солгала я.

–– Замолчи! – приказал он, предварительно шикнув.

Соломонов расстегнул кожаный ремень и ухватился за мое запястье – дрожь сковала все тело, заставляя вдыхать чаще, а выдыхать громче. Он повернул руку ладонью к себе и тут же сунул ее в брюки. Тихий его стон озвучил резкий выдох, а я, напротив, выдохнуть не смогла. Чувствуя крайнее возбуждение Соломонова, осознавая его неимоверно сильное желание, я понимала, что хочу этого мужчину ничуть не меньше, чем он хочет меня.

–– Скажи, что не хочешь, – касаясь губами мочки уха, прошептал он. – Кобель за версту чует желание суки, – добавил Артур чуть громче.

От услышанного тело содрогнулось. Из груди с выдохом вырвался томный стон желания, явившийся для него сигналом к действию. Соломонов сжал мои губы в своих, с какой-то звериной страстью целуя меня. Как оказалось, вожделение – неравный мне соперник. Оно сильнее, изворотливее и изобретательнее. Его стратегия и тактика беспроигрышные. Ответив на поцелуй, я сжала пальцы руки, по-прежнему находящейся в брюках. Хриплый громкий стон втиснулся где-то между выдохом и вдохом Артура. Его ладони оказались под платьем, коснувшись поясницы. Они были такими горячими и влажными, что лишали оставшегося рассудка. Я продолжала доставлять ему удовольствие пальцами, заставляя Соломонова периодически вздрагивать и выдыхать стон за стоном, который возбуждал меня все сильнее.

Еще несколько минут абсолютно неадекватного поведения – и Артур подхватил меня на руки, стараясь не лишать наших губ поцелуя. Я повисла на мужской крепкой шее, мечтая как можно скорее ощутить его в себе. В те минуты казалось, что мечтала я об этом с того самого момента, как этот странный человек озвучил свое не менее странное желание – проникнуть в мое тело. Опустив меня на кровать, Артур немедля оказался сверху. Он в спешке стягивал то с меня, то с себя одежду, прерываясь лишь на поцелуй.

Дикий, жадный, изощренный и безустанный секс помогал убедиться в том, что в сожалении о разводе нет никакого смысла; в том, что в моем браке с Рассказовым, в принципе, никогда не было никакого смысла. Не знаю, корректно ли сравнивать мужчин в постели, но если все же сравнить, то… Ан нет! невозможно сравнить несравнимое: пресный, однообразный, неспешный, нежный и в некой степени миссионерский секс с мужем не мог сравниться с тем опошленным безумием, которое происходило между нами с Артуром. Я никак не ожидала от себя подобного развратного поведения и воплощения в реальность изощренных сексуальных фантазий. Это была не я, а какая-то озабоченная сущность, существующая ради и во имя секса. По-моему, Соломонова мое чересчур раскрепощенное поведение сводило с ума. Иногда казалось, что он даже не дышит, не находя для этого свободного времени и подходящего момента. Впервые в жизни я слышала такие откровенные мужские стоны, напоминающие то рычание, то бурчание дикого зверя. Впервые в жизни и я издавала громкие, неконтролируемые стоны, как будто мое обессиленное тело подвергали пыткам. Впервые в жизни я слабо понимала, что происходит. Все мои движения были по наитию, все действия – спонтанными, поступки – неосознанными. Я в полной мере ощущала существование инстинктов, о которых так много слышала, но никогда не находила их в себе. Я в полной мере ощущала жизнь – настоящую жизнь. Не ту, которая описана и прописана в советских учебниках и пособиях, а подлинную жизнь о которой не принято было ни писать, ни говорить. Да что там писать и говорить? О такой жизни не принято было даже думать!

Да! секс – и есть жизнь! А вовсе не брак, семья и дети – как всем нам внушали на протяжении многих веков. Жизнь должна доставлять удовольствие, а не лишать его!

Солнечные лучи, пробираясь сквозь жалюзи, беззвучно крались по подушке, аккуратно касаясь лица теплым светом. Я открыла глаза, сощурившись. За спиной слышалось размеренное дыхание Соломонова, напоминая о том, что происходило на этой громадной кровати несколькими часами ранее. Воспоминания вызвали вздох, но не в коем случае не сожаления, нет, а, скорее, блаженства. Они вызвали какие-то необъяснимые сладостные чувства, дать оценку которым было, наверное, невозможно. Расслышав этот вздох, Артур коснулся ладонью спины, а я вздрогнула, снова распознав в себе признаки возбуждения. Желание было одно – сутки на пролет проводить с этим мужчиной наедине в кровати, без еды и воды. Придвинувшись ближе, он вплотную прижался бедрами к моим обнаженным ягодицам, а я поняла, что желание беспрерывного секса обоюдно. Придыхательный стон Соломонова как-то грубо сбил с ног мое неспешное дыхание. Он прижал ладонь к напряженному животу и, уткнувшись носом в растрепанные волосы, вдохнул аромат духов. Рука медленно скользила вниз, заставляя мышцы пресса сокращаться от возбуждения, и очень скоро оказалась между ног, вызвав сильное вздрагивание и стон нетерпения. Меня словно окатили кипятком – испарина покрыла всю поверхность кожи. Артур откинул одеяло, обнажая горячее тело, жаждущее скорейшего удовлетворения. Он несколько раз поцеловал спину, но неожиданно отстранился и отодвинулся дальше.

–– Софья, – позвал шепотом он, усевшись на кровати.

Я повернулась к нему, заметив на лице необъяснимое недоумение, граничащее с испугом.

– Что? – села я рядом, всматриваясь в задымленные глаза.

–– Муж бьет тебя? – неожиданно спросил Соломонов, рассматривая нагую фигуру.

–– Муж? – переспросила я, удивленная вопросом.

– Взгляни, – предложил он и, проведя рукой по ноге, сжал пальцы на щиколотке.

Я опустила глаза, наткнувшись взглядом на множественные синяки, «украшающие» ноги. Они напоминали проталины на ледяной корке реки, сквозь которые виднелась синеватая вода. Бледная кожа делала их более заметными и устрашающими. Скользнув глазами чуть выше, к бедру, я увидела и там идентичную картину.

–– Кто это сделал? – нахмурился он, а в его глазах появился гневный блеск.

–– Это вакуумный массаж, – машинально солгала я и, убрав руку Артура со своей ноги, спешно поднялась с кровати, кутаясь в тонкое одеяло.

Секунда – и я заперла дверь ванной комнаты. Желание оставаться рядом с Соломоновым испарилось. Оказавшись напротив зеркала, я скинула одеяло, уставившись на кровоподтеки, делающие меня похожей на пятнистого оленя. Слезы, скатываясь по щекам, непрерывно капали на грудь. Глаза продолжали сканировать блеклую кожу с хорошо видимыми синяками, а я прикусывала больно нижнюю губу, пытаясь проститься со страхом. Десять минут скорби по прежнему виду исчерпали запасы слез. Я приняла душ и наконец-то покинула ванную комнату. Соломонова в спальне не оказалось. Лишь мои вещи лежали на кровати, заботливо поднятые им с пола. Быстро одевшись, я стянула волосы в хвост у самой шеи и, распахнув дверь, застыла на пороге. Артур стоял у окна, что-то увлеченно рассматривая в ясном небе.

–– Я вызвал тебе такси, – сказал он, не оборачиваясь.

–– Спасибо, – прошептала я и направилась в прихожую.

В офисе я появилась лишь спустя часа два: пришлось заехать домой и привести себя в порядок. Замаскировав бледность и спрятав синяки под классическим брючным костюмом, я смогла показаться на людях, чувствуя себя более уверенно. Во всей этой пугающей ситуации радовало одно – отсутствие необъяснимых синих пятен на лице. Оказавшись у стойки, я недовольно взглянула на пустое кресло Кристины.

–– Где ее черти носят? – недовольно пробурчала я, оперевшись на мраморную столешницу, так как без опоры стоять было трудно. – Совсем от рук отбилась…

–– Доброе утро, София Александровна, – возникла она откуда-то из-за моей спины.

Или от неожиданности, или от ее громкого голоса я вздрогнула – это разозлило (и вообще, сегодня злило все, ведь я планировала прикинуться больной и залечь на дно, так сказать, но как выяснилось, я была не уполномочена позволить себе такую роскошь).

–– Какого черта тебя нет на рабочем месте? – зло прошипела я, глядя на нее исподлобья.

– Антон Александрович попросил меня…

– Антон Александрович тебя попросить ни о чем не может, – продолжала шипеть я, иногда вздрагивая от собственной колючей гневливости, – сколько еще раз мне это повторить?

– Простите, – глянула она испуганно за мою спину, переминаясь с ноги на ногу.

– Ключ дай! – приказала я, прекрасно осознавая и признавая неадекватность своего поведения, но совладать с собой не могла. – Я свой забыла. И кофе мне принеси, только нормальный: несладкий и нехолодный, как всегда. Ах да, и горький шоколад. Только горький, а не пластилин с какао, как в прошлый раз. И еще – Антону Александровичу своему передай, чтоб он через пять минут был на производстве и выполнял свои непосредственные обязанности, а не помыкал тобой в мое отсутствие.

– Он давно уехал на производство, – тихо сказала Кристина, наверняка не понимая, что со мною происходит (да я-то и сама этого не понимала). – Ему что-то еще передать?

Не ответив, я отлипла от стойки и обернулась, заметив странного типа, подпирающего стену спиной. Он мне не понравился, так как наблюдал за мной с откровенно-яркой насмешкой. Брезгливо скривившись, я опять повернулась к Кристине.

–– Почему посторонние на этаже? – спросила я, но вовсе не для того, чтобы получить ответ (меня он не интересовал в принципе, как и этот странный мужик).

– София Александровна, это…