Почему я провожу параллель между рыцарством и христианством? Разумеется, это совершенно разные вещи, суть в другом – рыцарство точно так же было не государственным объединением и не национальным, оно не было привязано ни к стране, ни к территории, ни к языку, ни к чему-то еще. Рыцарь из любой страны оставался рыцарем в любой другой стране. Рыцарство и как идеология, и как общность людей, объединенных этой идеологией, стояло не то чтобы над государством, а скорее где-то рядом, развиваясь параллельно национальным и государственным интересам и событиям. Кто-то называет это рыцарской субкультурой, кто-то вслед за Пастуро говорит, что рыцарство – это «специфическая социальная категория». Но одно несомненно – в Средние века рыцарство не знало границ и национальностей. Перефразируя цитату из предыдущего абзаца, можно сказать, что любой рыцарь был больше частью мирового рыцарства, чем гражданином какой-то страны или вассалом какого-либо сеньора. На первом месте для любого из них стояла именно принадлежность к рыцарству, все остальное было вторично.

Культура насилия?

Рыцарская культура была квинтэссенцией общей маскулинной культуры Средневековья, которую во многом можно назвать «культурой насилия». Любой мужчина был воином по определению, иначе он не мужчина. Даже благочестивые и отказавшиеся от мира монахи не переставали таковыми быть – просто теперь они становились воинами Христа и должны были воевать без пролития крови. Не зря средневековые монахи подпоясывались вовсе не веревочкой, как любят изображать в кино (этот символ смирения появился позже), а кожаным поясом воина.

Что же касается рыцаря и вообще человека, стремящегося стать частью рыцарского братства, то он должен был обладать, как метко выразился один из исследователей, «опытом в применении насилия». Имеется в виду набор знаний, умений и навыков, необходимых для войны. Каждый мальчик из благородной семьи, если его не готовили в монахи, с детства постоянно занимался приобретением этих самых знаний, умений и навыков.

Однако если бы в рыцарской культуре во главе всего стояла сила, мы жили бы в совсем другом мире. Но ее особенность как раз в том, что при культе войны, преклонении перед мужественностью и ожесточенном соперничестве рыцарей между собой во главу всего ставились отнюдь не сила и даже не умение побеждать, а нечто совсем иное – честь, доблесть, верность, мужество, милосердие, мудрость и благоразумие. Именно эти качества писатель и журналист, исследователь Средневековья Крейг Тейлор считал наиважнейшими для идеального рыцаря.

Происхождение рыцарства

Вернемся к истокам. В Раннем Средневековье ни дворян, ни рыцарей вообще не было. Были члены аристократических родов – кто римского, кто варварского происхождения. Были мелкие помещики, служившие им за землю или за жалованье. Были профессиональные солдаты, наемники. Всех их можно объединить одним условным термином «воины», но, думаю, любому понятно, что общее у них только одно – то, что они в силу происхождения, традиции или ради денег занимались военным делом.

Постепенно складывалась феодальная система, вассалитет, майорат (родовые земли, передающиеся старшему сыну), появилась даже официальная идея, что общество делится на три созданных Богом сословия – те, кто сражаются, те, кто молятся, и те, кто возделывают землю. Но от этого сословие сражающихся не стало более однородным, даже наоборот – после того как право наследовать земли было закреплено за старшим сыном, младшим оставалось только пополнять ряды профессиональных воинов. И теперь в отряде феодала могли бок о бок сражаться безродный наемник, вассал и какой-нибудь племянник этого самого феодала. Причем тот же наемник мог удачно захватить богатого пленника, получить выкуп, разграбить город, жениться на незаконной дочери знатного вельможи, и его сын, тоже воин, становился уже не безродным наемником, а человеком благородного происхождения, вассалом или даже союзником этого вельможи.

В Средние века роль «воинов» достигла своего апогея, фактически короли были прежде всего военными вождями, и вся система вассалитета держалась именно на военной иерархии. Король давал баронам землю в обмен на вассальную клятву и обещание выступить на его стороне в случае военного конфликта плюс привести с собой отряд из определенного количества воинов. Бароны делили полученную землю на части и раздавали своим людям, с которых, в свою очередь, тоже брали вассальную клятву и обязательство прийти к ним на службу. Когда начиналась война, король бросал клич, бароны собирали своих вассалов, те садились на коней, брали отряд и шли отрабатывать полученные поместья.

Я описала ситуацию очень схематично, в разных странах были свои особенности, но суть, думаю, ясна. Феодализм был системой, в которой власть принадлежала «воинам». Каким бы неоднородным ни было «сословие сражающихся», они все равно стояли над всеми остальными, кроме духовенства, – крестьянами, ремесленниками, торговцами и т. д. Но где-то века с XI эта система стала усложняться, и внутри тех, кто сражается, внутри феодального строя, выделилась особая каста, которая и получила название «рыцарство».

Рождение рыцарства

Флори^[4] пишет, что рыцарство в ХI и ХII веках – это почетная профессия отборных воинов, которые являются исполнителями воли своих командиров – от непосредственных сеньоров до принцев. То есть рыцари – это в первую очередь лучшие хорошо вооруженные конные воины.

Но особенность Средневековья в том, что дворянин и рыцарь – совсем не синонимы. Рыцарь мог быть дворянином от рождения, но мог и не быть, а свое благородство (все равно врожденное, потому что иначе он не стал бы достоин звания рыцаря) он должен был подтверждать своим поведением и поступками. Дворянин, в свою очередь, несмотря на знатное происхождение, мог быть объявлен недостойным рыцарского звания и исключен из круга благородных людей.

Как такое могло случиться? И как возникла подобная странная система? Поскольку мы воспитаны в основном на более поздней культуре (Возрождения и Нового времени), понять это трудно. Но все же попытаемся, хотя бы в самых общих чертах. Дворянство складывалось как бы параллельно рыцарству и в то же время постоянно с ним пересекаясь. Я говорю о дворянстве как о мелких и крупных феодалах, слое наследственных землевладельцев, тех самых людей, что получали землю от короля или баронов, но уже не за личные заслуги, а наследуя от своего отца как поместье, так и вассальную клятву служить тому или иному сеньору. К ним добавились многочисленные потомки аристократии, не имеющие земли, но имеющие несколько поколений знатных предков. Эта система, думаю, проста и понятна.

С рыцарями все гораздо сложнее. Здесь надо понимать, что рыцарство в Средние века никогда не передавалось по наследству, это был исключительно личный титул, дарованный за заслуги^[5]. И с получением этого титула человек автоматически становился не только рыцарем, но и дворянином. Поэтому среди рыцарства первое время было немало тех, кто завоевал власть и почет силой оружия, но мог не иметь благородных корней. То есть в рыцарской «корпорации» было много людей, которые в глазах наследственной знати были «выскочками». Вследствие этого – в силу неоднозначности их положения – в среде рыцарства стала формироваться их собственная особая идеология. Она придавала блеск и благородство самому понятию «рыцарь» и превращала в общественном сознании профессиональных вояк в некую элиту, благородную не столько в силу происхождения, сколько в силу принадлежности к этому избранному кругу. Более того, само слово «рыцарь» постепенно перестало означать просто воина, а превратилось в титул, получение которого обставляется пышной церемонией.

Возможно, это выглядит несколько запутанно, но взаимоотношения между рыцарством и дворянством были еще запутаннее. С одной стороны, чтобы стать рыцарем, надо было в первую очередь обзавестись соответствующим снаряжением, очень недешевым, то есть в основе всего были деньги. С другой – получилось, что параллельно существуют как бы две воинские элиты, одна из которых получила свой статус благодаря происхождению, а другая – благодаря принятию новых членов в «элитный клуб». Причем вторая стремилась к поглощению первой – довольно быстро посвящение в рыцари стало практически обязательным для любого молодого дворянина, делающего военную карьеру.

Устоявшаяся система, ставившая во главу всего благородство по происхождению, сопротивлялась, поэтому чем большую популярность приобретала идеология рыцарства, тем более закрытым и элитным становилось само рыцарское сословие. В итоге постепенно сложилась новая система, включающая в себя рыцаря – благородного человека, которого сочли достойным быть принятым в ряды элиты и который прошел обряд посвящения, пообещал быть защитником веры, правосудия, церкви, вдов и сирот. Теоретически сам он мог быть любого происхождения, но, став рыцарем, становился и дворянином. Практически же чем дальше, тем больше дворянство и рыцарство сливались воедино – сын любого дворянина, достигнув определенного возраста, посвящался в рыцари, а люди недворянского происхождения в рядах рыцарства стали встречаться все реже. Несколько особняком стоит Англия, но о ней речь пойдет дальше.

Рыцарская культура

Куртуазная рыцарская культура, превратившая рыцарство из обычной воинской касты конных воинов в феномен, не имеющий себе аналогов в истории (в том числе и потому, что она не умерла вместе с рыцарством, а видоизменилась и стала одной из базовых основ европейского менталитета и культуры), складывалась одновременно с превращением рыцарства в элитную социальную группу. Гийом де Пуатье^[6] сформулировал ее основные постулаты еще в начале XII века. И значение этой культуры трудно переоценить, именно она сформировала тот облик Средневековья, который мы знаем, и в конечном счете определила путь европейской цивилизации.

Речь прежде всего о социальных отношениях, культуре поведения и зарождении феминистических тенденций – если в древних обществах различия в положении женщин разных стран были невелики, то в Средние века именно в феодально-рыцарской Европе дамы были выведены из области исключительно домашних дел (и заодно из закрытой исключительно женской части дома) и официально включены в социальную жизнь. Частично это можно объяснить влиянием христианства, но не надо забывать, что в христианской же России эти тенденции были принесены и насильственно привиты только Петром I. В Европе же куртуазные отношения плавно перешли в галантные, которые потом видоизменялись с учетом веяний времени и, к счастью, не совсем умерли даже сейчас: такие простые обычаи, как пропускать даму вперед, помогать ей надеть пальто, подавать руку и т. д. – это отголоски куртуазной культуры, требовавшей уважать даму, заботиться о ней и демонстрировать ей свое внимание и восхищение.

Безусловно, такое стремительное развитие принципиально новой идеи не могло происходить только само по себе, рыцарская культура активно поддерживалась власть имущими, самой верхушкой феодальной аристократии – среди трубадуров было немало знатных персон, включая королей.

«Куртуазная поэзия, – пишет Дюби, – помогала укреплять основания феодального государства. Все свидетельства наводят на мысль, что эти поэмы сознательно использовались при воспитании рыцарей. Великие царственные покровители, такие как Гийом, герцог Аквитанский и, полувеком позже, Генрих Плантагенет, герцог Нормандский, граф Анжуйский и супруг Элеаноры^[7], чьи богатые дворы задавали тон, вводили новую моду и предлагали покровительство поэтам, в противоположность строгости Капетингов и требованиям Церкви поощряли развитие светской культуры. Однако эти герцоги работали также над воссозданием государства и в своей заботе о мире двигали вперед то, что можно было бы назвать гражданской этикой. Нет сомнений, что они поощряли, если не инициировали, ритуал куртуазной любви и много жертвовали на его распространение. Это служило их политике. Практика fine amour явно была предназначена для демонстрации мужских ценностей. Мужчин побуждали возвысить свое мужество и развивать определенные добродетели…» «Куртуазная любовь способствовала установлению порядка введением морали, основанной на двух добродетелях: самоограничении и дружбе. Рыцарь был призван являть «сдержанность», держать себя в руках и ограничивать свои желания, особенно происходящие от инстинктов плоти.