Но теперь Икка ненавидела Каро настолько же сильно, насколько раньше любила. И поэтому Икке нужно, действительно нужно было ее убить.

Она смеялась над собой, оглядывая пустую комнату и разбросанные по полу перья. Да, да. Как она могла об этом забыть? Почему она повела себя как ребенок: отпрянула, попятилась, убежала?

Этого больше не будет.

Туман, застилавший зрение Икки, рассеялся, и она начала хохотать. Это был истерический смех; она корчилась на кровати, комкала рваные простыни. Воздух обжигал легкие, как холодная вода. Мысль об убийстве помогла ей прийти в себя. Разумеется, все верно. Разумеется, Кэресел должна умереть.

Она и ее королева.

Воспоминание о белой розе, приколотой к плащу Каро, подсказало Икке, что делать. Каро была предана Червонной Королеве, но эта преданность и являлась ее уязвимым местом. Да, Хэтти могла защитить себя и свою служанку от Святых.

Но она не могла защитить их от Тьмы.

Глава тринадцатая

Год 0094, Зимний Сезон

В живых остается 1003 Святых

Ограбив Иккадору, Каро села на бронированный поезд, покидавший Округ Паджиль. Облокотившись о перила пассажирского вагона, прижимаясь скованными Холодом локтями к скованной Холодом стали – Холод всегда преследовал ее, – она смотрела на солнце, выползавшее из-за деревьев Страны Чудес.

Усталость облепила ее, как вторая кожа; но нет, о нет, она не будет отдыхать, пока они не достигнут Лабиринта, сказала себе Кэресел. Ей уже случалось совершать эту ошибку; она задремала на сиденье, и разбудил ее Святой, который врезался башкой в стенку вагона, после чего поезд сошел с рельсов. Пришлось идти пешком. Каро с подбитым глазом и сломанной рукой появилась в Петре двумя днями позже назначенного времени. Она постоянно опаздывала, да, был у нее такой недостаток. Хэтти посмеялась над ней – точнее, улыбнулась слегка, что в ее случае было равносильно хохоту, – когда Каро, хромая, вошла во дворец с двумя головами на спине. Одна была добычей, которую ей пришлось долго искать в перевернутом вагоне, а вторая принадлежала Святому, который перевернул вагон, не зная, что в поезде едет Сама Кэресел Рэббит.

Шутка. Святой напал бы на поезд, даже если бы знал, что в вагоне сидит Сама Кэресел Рэббит, собственной персоной, – Каро знала, что ни один Святой не боится ее и никогда не будет бояться. Святые никого не боятся.

Кроме тех, кого создала Хэтти, конечно. Хэтти могла заставить их понервничать.

Но Каро нравилось подшучивать над ней. «Это же не Святые, дорогая королева, это марионетки». После чего Хэтти окидывала ее взглядом светло-карих глаз и тихо отвечала: «Они остаются Святыми, Кэресел. Просто я продела в них нитки».

Но Каро не думала о Хэтти в тот момент, стоя на Холоде, сунув одну руку под плащ, чтобы проверить, на месте ли мешочек с монетами. Она думала об Алисе.

Когда она увидела в церкви это отвратительное лицо, она никак не ожидала, что Икка обратится в бегство.

Каро много думала о том, как они встретятся снова, встретятся ли они когда-нибудь, – хотя и не хотела признаваться себе в этой слабости.

И вот встреча состоялась, и Каро мысленно перебирала свои фантазии, одновременно перебирая в кармане украденные – но заслуженные – монеты. Вот на Икку напал Святой, уже собрался перегрызть ей горло, но внезапно тело твари обмякает и валится на землю, и Икка видит над собой Кэресел. Иногда она, Каро, с самодовольным видом пожимает плечами, иногда убивает Икку на месте. Или, например, – если Каро была склонна мыслить более реалистично, – она стоит неподвижно, потрясенная видом бывшей подруги. Грудь тяжело вздымается после битвы с чудовищем, безумный взгляд встречается с безумным взглядом Икки. Они снова вместе, два жутко напуганных и, безусловно, реальных существа.

Но это произошло в какой-то убогой провинциальной церкви. Каро не успела почувствовать ничего, кроме изумления, от которого она временно перестала соображать. А Икка сбежала.

И Каро последовала за ней.

О нет, у нее вообще-то не было необходимости грабить Икку. Ей просто так захотелось. Однако, дорогой читатель, не думай, что это был только предлог, что она мечтала увидеть Икку снова. Каро нужны были деньги. И еще ей нужно было, чтобы Икка вспоминала о ней чаще. Ограбление помогло ей достичь этой цели.

Инстинкт говорил Каро, что они все время думают друг о друге. Но в течение последних четырех лет она не была в этом на сто процентов уверена – хотя, надо сказать, Каро стала очень уверенной в себе, разгуливая по Петре и держась как надменная сучка. Однако, повторим, в случае с темной ведьмой все было не так однозначно. Каро понимала, что Икка размышляет о ней не слишком часто; однако сегодня она обнаружила, что с момента их расставания подруга всегда была в ее мыслях. И поэтому ей захотелось, чтобы Иккадора думала о ней, пусть только для того, чтобы возненавидеть. Особенно для того, чтобы возненавидеть. Потому что сама Каро ненавидела Икку, так что это было бы вполне справедливо.

И если бы Икка каким-то образом выдала свою привязанность в церкви или в переулке, это вызвало бы у Каро только отвращение. Каро, возможно, прикончила бы ее вместо того, чтобы послать Птиц за деньгами. Возможно, она просто рассмеялась бы, валяясь на земле, и смеялась бы до тех пор, пока у нее не треснули бы ребра.

– Ар-р-р, твою мать^[18], – вполголоса пробормотала Каро и прижала ладони к щекам. – Проклятье, ну вот что… Ну хватит уже об этом, Каро, дорогая. Все будет хорошо. Ты же… э-э, то есть, я же забыла ее, более или менее, правда? Забуду снова.

Кроме того, у нее хватало других забот.

В конце концов, скоро должно было состояться Зимнее Чаепитие Хэтти.

А сразу после этого – Бега Святых! Восхитительный кровавый праздник! Каро бросало в жар при одной мысли о нем. Наверное, она одна во всем Исанхане еще была в состоянии оценить старое доброе веселье. Остальные придавали Бегам сакральное значение, выискивали в этой мясорубке благочестие, считали, что Хэтти, убивая Святых, совершает богоугодное деяние. Что Бега – это некое священнодействие. Хэтти, защитница народа, Хэтти, Верховная Жрица. Нет, она никогда не называла себя так и не приказывала другим так себя называть. Хэтти не нужно было открывать рта, чтобы стать религиозным идолом.

На Каро упала гигантская тень.

Лабиринт. Его каменные Стены словно размазывали Холод по стенам вагонов. Пустоши остались позади, поезд прибыл в столицу.

Сам Лабиринт был лесом, наподобие Страны Чудес; точнее, он и был Страной Чудес, его частью, загнанной в клетку и перегороженной Стенами.

И все же между Лабиринтом и Лесом имелось отличие. Здесь обитали Святые Белой Королевы, потом Святые Хэтти, которых она «сшивала» из двух исходных монстров, и все они носили на теле клеймо 꿀, «Ккуль». Святые Лабиринта принадлежали царствующему дому, а не Стране Чудес.

Когда серая каменная громада скрыла небо, Каро запрокинула голову. И увидела 페, и десять секунд спустя 트, а потом 라, и снова 페, и эти три символа повторялись: 페트라, 페트라. Каждый слог, высеченный в камне, был высотой в двести футов. Петра. Буквы были защищены множеством крошечных рун. Когда вагон проезжал мимо, Каро чувствовала, как их магия щекочет ей кожу.

Интересно, может быть, Хэтти сейчас внутри, занимается тем, чем она там любит заниматься в Лабиринте. В полной тишине, если не считать шлепанья босых ног по голой земле. Может быть, слухи говорят правду и она проводит зловещие эксперименты. Каро считала, что королева удаляется в Лабиринт, когда ей не хочется никого видеть, и возвращается, когда ей становится скучно; и что она все это время ходит там кругами, а может, стоит неподвижно и просто наблюдает…

При этой мысли Каро ощутила, как спадает напряжение.

Безопасность.

Что бы там ни происходило между ней и Иккой, Каро, по крайней мере, точно знала одно: ее никто не сожрет, если она не надумает снова покинуть Петру.

Но Кэресел всегда рано или поздно покидала Петру.

Иногда потому, что у нее заканчивались деньги. Иногда Хэтти хотелось заполучить какого-то конкретного Святого, и она отправляла за ним Каро; таким образом, Каро уходила с целью угодить своей онни. И опять же заработать денег. Иногда Каро просто нужно было кого-нибудь убить. Причины всегда находились, разумеется. Каро не могла скучать по Стране Чудес; это было невозможно. Потому что, если она скучала по Стране Чудес – скучала по дыханию Леса, по сверхъестественной связи между ними, по цветным снам, которые снились ей там, по ужасу, который он наводил на нее и который помогал ей чувствовать себя живой, – тогда с ней явно было что-то не так. А Каро считала, что с ней определенно, определенно, никогда и ни за что не может быть «что-то не так», потому что она – идеальное, восхитительное создание.

Однако сегодня она устала; она знала, что избавиться от этой усталости ей удастся лишь через несколько дней. Она проведет это время в Петре и побудет живой еще немного. Она будет спать. Она будет думать об Икке и бранить себя за это, за то, что еще пять лет назад она была довольна своей дурацкой жизнью в дурацкой деревне, потому что темная ведьма была рядом.

Проще всего было бы объяснить это низкой самооценкой Каро, но нет, у Каро всегда была высокая самооценка. Просто тогда, в юности, она была уверена в том, что жизнь рядом с Иккадорой Алисой Сикл не может быть прожита напрасно. Что эта жизнь обязательно будет полной и счастливой, не великой, конечно, но все-таки счастливой… На этом месте Каро снисходительно улыбалась самой себе. Какой же молодой и глупой она была! Как она могла добровольно отказаться от славы?

Страна Чудес – смерти, виденные там, отчаянные мысли, которые одолевали ее там, – избавила Каро от подобных глупостей. Потому что… какая же это была тоска тогда, в школе! Кэресел сейчас жила, жила по-настоящему. Она была живой, когда проливала кровь Святых, разряженная в пух и прах, блестящая охотница и воительница с блестками на веках.

Так что она отдохнет немного, выбранит себя за сентиментальность, наденет роскошное платье, купленное специально для Чаепития, и снова станет самовлюбленной, эгоцентричной сукой. И все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – прошептала Каро, повернувшись к мальчишке, стоявшему рядом с ней.

Оказывается, все это время, пока она бормотала себе под нос, рядом с ней стоял какой-то парень; и сейчас он очень удивился, потому что она обратилась к нему, и удивился еще сильнее, когда она вцепилась ему в предплечья.

– Отпустите меня, пожалуйста, – пролепетал он.

Да, Каро действительно любила Округ Петра. Поезд миновал суровые серые Стены и въехал прямо в нарядный город. По обеим сторонам железной дороги высились шестиэтажные здания из светлого камня с изящными пожарными лестницами и огромными окнами, с крутыми скатами крыш, напоминавшими модные шляпы, со ставнями пастельных цветов, которые поднимали настроение, несмотря на вечно хмурое дождливое небо. Безукоризненно чистая булыжная мостовая протянулась перед Каро, когда она спустилась с платформы и направилась в сторону своего дома. Она шла мимо кафе, из которых пахло молочным хлебом, мимо ресторанов, где коптили свиную грудинку на решетках. Каро купила у уличного торговца пакетик чинпан манду^[19] и заплатила деньгами Икки.

Подмигнула продавцу:

– Сдачи не надо.