Даже если бы я шел в трех шагах от неё, то она бы всё равно не увидела меня. Телом она здесь, но не мыслями.

Но каждый раз она возвращается в тот дом, не теряясь.

Несколько раз я видел, как Эйвери подходит к реке, неподалеку от которой находится пещера, что стала моим ночлегом, и просто смотрит на водную гладь.

О чем она думает в этот момент? Я лишь могу догадываться.

Эйвери снимает с себя всю одежду, оставаясь полностью обнаженной и медленно заходит в ледяную воду.

Она не дрожит, но её тело покрывается мурашками. Кажется, именно таким способом она заставляет себя чувствовать хоть что-то.

Я видел каждый её шрам, видел и следы от плети на спине, видел то, как она с головой ныряет под воду, словно желая утопиться, но не делает этого.

Каждый раз она выныривает и шумно дышит, после чего выбирается на сушу и лежит на холодной земле, смотря на небо.

Всё это время я стою в тени и продолжаю лишь наблюдать.

Со временем раны на её теле пройдут, оно излечится в отличие от её души.

После она уходит, и я иду следом за ней.

В другой день Эйвери сидит у ствола дерева. Просто сидит. Она не наблюдает за птицами, не за снегом, что хлопьями начинает падать на землю. Ей также всё равно.

Я тоже сажусь и прислоняюсь к стволу дерева, только чуть поодаль от неё.

Она не плачет, не кричит, она просто существует.

Сейчас я понял ещё кое-что. Даже если Эйвери откажется со мной уходить, то я всё равно приду за ней. Через день, неделю или месяц… Неважно. Я буду ждать, сколько потребуется, но итог будет один. Я приду за ней. И заберу.

Глава 1

Где-то в районе Самервоула. 2099 год.

Ашер оказался реальным. Это не плод моего воображения, не моя больная фантазия.

В тот раз я открыла глаза и поняла, что его прикосновение также мне не чудится. Что он жив.

Тогда я впервые увидела в нем изменения, что подтвердило моё предположение. Это было не только отсутствие формы ликторы, но и внешние изменения. Взгляд его стал более суровым и холодным, когда раньше там часто мелькала насмешка. Лишь перед тем, как он собирался убивать, она исчезала. Он повзрослел, даже, кажется, стал крупнее, и я тогда прикинула его возраст. Ему, как и Зейну, должно быть сейчас около двадцати семи, когда мне уже идет двадцать третий год…

Вспоминаю то, как всё начиналось, ту девчонку девятнадцати лет, которая была готова на многое, чтобы добраться до Фрейзхола, чтобы обезопасить Тоби и понимаю, что от неё ничего не осталось. Только оболочка.

Прошло четыре года, когда мы с Тоби покинули квадрант вслед за мамой, два из которых я провела в руках больного ублюдка. И это не жалость к самой себе, это понимание того, что время способно убивать.

Я не могу просто взять уснуть и проснуться, забыв всё это, как страшный сон. А жаль.

Когда я поняла, что Ашер реален, то не сказала ему ни слова. Просто смотрела и всё больше убеждалась в этом. Ликтор тоже ничего не говорил, только позже вышел и начал тихо о чем-то разговаривать за дверью с Уолтером.

Я не представляю, как он тогда там оказался, как нашел меня и как договорился с Уолтером, чтобы уже утром следующего дня забрать меня.

Почему я поехала с ним? Не знаю. Вероятно, по той причине, что не захотела оставаться с Уолтером и подвергать мужчину опасности. Мне так и казалось, что если задержусь ещё ненадолго, то с ним что-нибудь да случится. Хотя я привыкла к нему за это время и к нашим спокойным вечерам. Наверное, я впервые за два года нашла здесь… успокоение.

Мужчина даже обнял меня перед тем, как мы с ликтором ушли и назвал меня по имени. Если я так и не представилась, то узнать он его мог только от Ашера.

Мы шли почти день, также молча. Я просто следовала за ним, даже не думая о том, что возможно он ведет меня на верную смерть. Нет. Точно нет.

Когда мы вышли в какой-то город, то там он либо нашел какую-то машину, либо перед этим специально оставил её, в которую сели и уехали.

Следующие три дня мы ехали с редкими остановками, пока не добрались до странного места, которое напомнило небольшой город, окруженный стеной, как и Анклав. Только внутри не оказалось ни одного ликтора, вернее, тех, что в форме. Я увидела знакомые и изменившиеся лица, например, Ноа и Ханта. Но на них также не было формы.

Ашер выделил мне просторную комнату в одном из зданий с большим количеством света и с собственной ванной комнатой, чего не было ни в квадранте, ни в Анклаве.

Первое время я вообще из нее не выходила, лишь Маршалл, который уже был в этом месте, стал заходить ко мне каждый день.

Когда я увидела его впервые, то внутри во мне что-то ожило и даже появилось некоторое облегчение, ведь я поняла, что он жив. Правда, Маршалл лишился глаза.

Именно он стал рассказывать мне обо всем, хоть я также не сказала и слова.

Маршалл сообщил, что Князь продал его некоему Аткенсу, который использовал Маршалла в качестве того, кого отправлял в города, чтобы находить провизию. Конечно, Маршалл бы сбежал, будь у него такая возможность, но тот Аткенс использовал ошейники, наподобие тех, что были в Грёзе, только с более большим радиусом и таймером, который автоматически сработал бы и взорвал бы голову, если бы Маршалл не вернулся обратно.

В следующие дни он рассказывал мне, как Ашер нашел его и как ликтору удалось выжить, то, что именно Лизи спасла его. Я не видела девушку здесь, поэтому не знаю её дальнейшую судьбу.

Маршалл рассказал мне абсолютно всё, за исключением О'Нила и того, что мужчина сделал с моим братом. Возможно, ему это неизвестно, а, возможно, он решил не говорить по той причине, что произошло нечто ужасное и меня не хотят ещё больше травмировать. При этом сам Маршалл не спросил ничего, касаемо меня.

Позже я начала выходить из комнаты и из здания, просто наблюдая за всем со стороны. Я не особо удаляюсь.

Хожу в кофтах, но иногда, когда рукава задираются, то видны шрамы от порезов, и я замечаю каждый взгляд, направленный на то, что осталось на моем теле напоминанием. Этот взгляд – смесь жалости, отвращения и любопытства. Он обжигает сильнее, чем лезвие в тот момент. Я пытаюсь спрятать руки, опустить рукава, зарыться в ткань, чтобы стать невидимой. Но шрамы – это моя история, выгравированная на коже. История, которую я не могу стереть, как бы ни старалась.

В один из дней я увидела, как сюда приехал и Дэни с какими-то людьми в пальто. Если бы раньше я заинтересовалась и даже попыталась бы узнать, кто это, то сейчас – нет. Мне всё равно. Я просто отметила это про себя, как очередной факт.

Пребывание здесь слилось для меня в серую безжизненную массу. Я просыпалась, ела, ходила, слушала, но не говорила. Я дышала, но я не жила, а… существовала.

Это состояние напоминало глубокий сон наяву, когда все чувства притуплены, и мир воспринимается сквозь толстую пелену. Я видела лица, слышала голоса, но они казались далекими и нереальными, словно эхо из другого измерения. Во мне не находилось сил реагировать, сочувствовать, радоваться или огорчаться.

Дни тянулись бесконечно долго.

Круговорот повторялся снова и снова, не принося ни облегчения, ни перемен. В голове царила пустота, лишь изредка прерываемая вспышками воспоминаний, которые мгновенно гасли, оставляя после себя лишь горькое послевкусие.

Иногда я пыталась заставить себя что-то чувствовать, пробудить хоть какую-то эмоцию, но все было тщетно.

Кошмары то исчезали, то начинали преследовать меня во снах, но я не кричала. Лишь просыпалась в холодном поту и колотящимся сердцем в груди.

Я могла долго стоять под струями теплой воды и смотреть в одну точку на кафельной плитке. Либо могла долго смотреть на собственное отражение, которое было чужим, блеклым и безжизненным.

А иногда было совершенно наоборот. В моменты редких прогулок, когда я видела других людей, слышала их разговоры, в моменты, когда Маршалл сидел рядом и терпеливо ждал моего возвращения, мне хотелось крикнуть, закричать во весь голос, чтобы кто-то заметил меня, чтобы кто-то увидел мою боль, но голос застревал в горле, словно ком. Чтобы кто-то помог мне.

Да.

Именно так в груди зародилось и что-то другое, что ничего хорошего не принесло, а даже ухудшило ситуацию. Начало разъедать изнутри, выжигать и медленно убивать. И я поняла одно. Всё вышеперечисленное – лишь вопрос времени, когда это меня окончательно уничтожит.

Глава 2

Очередной день, и я просыпаюсь, открывая глаза, когда за окном уже начало смеркаться.

Даже в такое время в комнате светло, и это немного дает мне некоторое облегчение. Я иногда вспоминаю, где меня раньше держали и полное отсутствие света.

Замечаю тень в кресле и понимаю, кто это.

Ашер. Он часто так делает. Наблюдает.

В отличие от Маршалла, ликтор не приходит ко мне днем, не говорит со мной, ничего не рассказывает и ничего не спрашивает. Он приходит вечером, бывает ночью и просто смотрит. Всегда приносит кафоликон, когда проходят девять дней. Вероятно, раньше меня бы это испугало, а сейчас мне все равно.

Я лишь смотрю на него в ответ.

Его молчаливое присутствие стало привычным атрибутом сумерек.

Ликтор не шевелится, даже не вижу, чтобы дышал. Он напоминает просто сгусток тьмы, принявший человеческую форму.

Сейчас всё тоже самое.

Я не встаю с кровати до тех пор, пока он сам первым не покинет комнату, пока не оставит меня.

Даже отсюда я вижу его взгляд, темный и изучающий меня, словно он ищет что-то такое, что… дало бы ему понимание. Не знаю.

Лишь чувствую, как напряжение нарастает в воздухе, как будто вот-вот должно произойти что-то важное. Что-то, что изменит всё.

После того, как так проходят минуты или часы ликтор просто молча встает и бесшумно уходит.

Я ещё некоторое время лежу и после встаю, иду в ванную, где умываюсь и одеваюсь, чтобы позже выйти и отправиться в столовую. Здесь она тоже есть, так как домов на территории практически нет, либо я их просто не заметила. Кухни в здание, где я живу, тоже нет.

Первый месяц пребывания здесь еду мне приносил Маршалл, но после я стала выходить и поняла, что не хочу напрягать его лишним.

Я захожу в столовую, где уже находятся некоторые люди. Для них сейчас – ужин, для меня – завтрак.

Беру то, что первое попадается, после иду к отдельно стоящему столику и сажусь за него, ставя поднос перед собой. Все мои действия – механические.

Дальше, самое сложное – съесть это.

Я могу гипнотизировать взглядом еду до тех пор, пока она не остынет. Мешаю ложкой и мне бывает мерещатся части человеческого тела: пальцы, уши, иногда даже части лица, плавающие в супе или каше. Я понимаю, что это плод моего воображения, порождение стресса и того, что мне пришлось пережить.

Стараюсь закрывать глаза и просто проглотить содержимое, не ощущая вкуса. Это единственное, что помогает. Поэтому сейчас поступаю аналогично. Первое время после приемов пищи, особенно в доме Уолтера я тут же бегала в туалет и извергала всё содержимое желудка, из-за чего скинула килограммы.

Ко мне подсаживается Маршалл, который начинает ужинать. Парень молчит, просто составляет компанию.

Иногда я кидаю в его стороны короткие взгляды, понимая, что его глаз больше никогда не восстановится. Он пострадал из-за всей той ситуации.

Он не рассказывал мне о Сицилии, лишь упоминал, что женщина после того раза испарилась. Не знаю, ищут ли они её или нет, но он не говорит. Возможно, по той причине, чтобы лишний раз не напоминать мне об этом. Однако, это не поможет.

Я помню. И я живу этими воспоминаниями, просыпаюсь и засыпаю с мыслями о тех людях, которым желаю отомстить, желаю, чтобы они не только горели в аду, но и каждое утро проклинали тот день, когда посмели коснуться меня, когда встретили меня. Мои пальцы, мои губы, все мое естество жаждет крови. Крови тех, кто разрушил мой мир. Правда, одного желания тут недостаточно. Где все они и где я… У меня ничего не получится.