– Согласен, – кивнул выслушавший меня, но явно всё ещё не убеждённый оружейник, – диковинное умение, но, как по мне, проще всё же освоить кулачный бой и быстро выбить пару зубов супостату, а не возиться с ним, валяя по полу. Или же, как и говорил ранее, зарезать, чтобы другим неповадно было. Мастера ножевого боя я вам и сам смогу посоветовать.

В его словах, конечно же, имелась правда, но своя, ушкуйная, а мне было ближе именно то, что говорил отец Никодим. Поэтому я печально вздохнул и сказал со всем доступным мне смирением:

– Шестая заповедь, Олег Остапович. Отнимать чужую жизнь, даже во спасение своей, есть грех великий. Резать кого-то или бить так, что можно и жизни лишить только за дурость или жадность, я не хочу.

– Ох и странный же вы ушкуйник, Степан Романович, – озадаченно покачал головой оружейник.

Я так и не понял, чего было в его словах больше – осуждения или одобрения. Олег Остапович решил не углубляться в явно спорный для него вопрос и сменил тему, указав на ещё один недостаток в моём плане.

– Ну и как ваш нихонец сможет носить меч, будучи простым обывателем, да ещё и с меткой о каторге в документах. Это у себя дома он был кем-то, а тут никто и звать его никак.

– Я сделаю его ушкуйником.

– Захар точно не согласится принять такого ватажника, – уверенно заявил оружейник и даже скрестил руки на груди, показывая, что его довод неоспорим.

– Я не стану просить об этом Захария Андроновича, ведь и сам ушёл из его ватаги.

– Тогда какой капитан примет каторжного к себе? – поинтересовался оружейник.

– Я приму, когда получу капитанский патент.

А вот это заявление вызвало на лице моего собеседника гримасу разочарования. Он посмотрел на меня уже другим взглядом, словно только что понял, что видит перед собой всего лишь слишком самонадеянного юнца. Здравый смысл подсказывал, что нужно сдать назад и самому оспорить собственное заявление, но пренебрежение оружейника вызвало в душе бурю ярости, и здравый смысл не смог её победить. Как чёртик из табакерки, выскочила мысль о некоем Остапе, которого понесло. Понять, при чём тут Остап, если меня зовут Степан, не удалось, да и не так уж это важно. Давно заметил, что в таком состоянии мысли не затормаживаются, но становятся какими-то совсем уж извилистыми. Вот и сейчас они, завертевшись особо хитрым образом, выдали более чем странную идею:

– Предлагаю пари. – Я на секунду замолчал, но по глазам оружейника понял, что и ему значение этого слова прекрасно известно. – Если не секрет, за сколько вы купили этот меч?

– Сто тридцать пять рублей. Брал в ломбарде, – явно всё ещё не зная, как реагировать на моё поведение, ответил Олег Остапович.

– Я дам вам за него семь золотых, но, если за три месяца не стану капитаном ушкуя, верну меч либо уплачу полсотни червонцев отступных.

– Степан Романович, вы поступаете крайне неразумно, – попытался урезонить меня оружейник, хотя я видел, что его глаза азартно заблестели.

Неразумно – не то слово, но отступать я не собирался, поэтому открыто улыбнулся и заявил:

– Что же, значит, это станет мне уроком и в будущем убережёт от значительно больших глупостей.

А вот теперь снисходительность из взгляда оружейника ушла, и он согласно кивнул:

– Тогда сойдёмся на тридцати золотых. За меньшее я бы с мечом не расстался. Вы очень порадовали меня своим рассказом. И знаете, мне почему-то хочется, чтобы вы всё же выиграли наше пари, хотя ума не приложу, как это у вас получится.

Я-то как раз представлял, потому что уже обсудил всё с Настей. Нашу шуструю адвокатессу сложное дело не отпугнуло, а, наоборот, взбудоражило. Похоже, она действительно нашла своё призвание, что бы там ни говорил её отец. Не побоявшись связаться со мной, девушка получила возможность действовать, а не сидеть красивой куклой у папы в конторе. Любые возражения родителя она заткнула ещё моим первым чеком, так что получила полную свободу действий. Я доверял ей и очень на неё надеялся.

Попрощавшись с оружейником и забрав меч, по моей просьбе укутанный для маскировки в обёрточную бумагу, я вышел из магазина. В этот раз всё же подозвал извозчика. До самого порта можно было бы доехать прямым маршрутом трамвая, хоть и долговато, но затем мне нужно ещё как-то добраться до доков. И делать это пешком на виду у биндюжников что-то не хотелось. Авторитет околоточного надзирателя Речного района у них, конечно, очень высок, но зачем лишний раз злить этих нервных ребят.

Пока эдаким вальяжным господином ехал по городу в пролётке, задумался о том, зачем вообще разоткровенничался с Олегом Остаповичем. Поразмыслив, пришёл к выводу, что просто нуждался в одобрении своего плана кем-то умудрённым жизненным опытом. Казалось бы, сколько раз планы, разработанные моими неугомонными мыслями, пусть и с огрехами, но всё же приводили к успеху, но поддержка со стороны всё же требовалась. Не получалось у меня доверять себе полностью. Жаль, что отец Никодим, как только узнал, что я научился выходить из себя, и после того, как проверил на отсутствие во мне тьмы и чужих духов, тут же поспешно куда-то уехал. При этом даже не объяснил куда именно. Поэтому я поделился своим планом не с духовным наставником, а, можно сказать, с первым встречным.

Странно, конечно. Вроде оружейник и не одобрил идею насчёт вербовки нихонца, но это почему-то не заставило меня отказываться от плана. Впрочем, окончательное решение всё равно буду принимать на месте, взглянув на дух бывшего самурая. Вполне возможно, там обнаружится такая гниль, что тут же уберусь восвояси несолоно хлебавши. Правда, всё ещё не уверен, что стоило тратиться на меч.

Вот так, пытаясь понять, не наделал ли глупостей, я и доехал сначала до порта, а затем и до нужного мне сектора доков. Тут складские биндюжники попадались не так уж часто, наведываясь, только когда корабельщикам нужна была помощь в авральных работах. Наверное, при таких обстоятельствах и случилась страстная встреча нихонца с биндюжником, печальный рассказ которого я подслушал в трактире тётушки. Будучи тогда ещё дурачком, мало что понял, но запомнил, и сейчас это пригодилось.

Впрочем, расслабляться не стоило, большая часть чернорабочих и подмастерьев, трудившихся в доках, тоже жила в Речном, так что на неласковый приём можно нарваться и здесь. Так оно и получилось. Едва пролётка остановилась у здания управления этой части доков и я направился к крыльцу, как почувствовал на себе неприязненные взгляды. Узнали-таки. Впрочем, отступать я не собирался.

Помощник управляющего если и слышал о нашумевшей ловле бесноватого, то, скорее всего, лишь по пересказам других. Поэтому встретил меня по моей недешёвой одёжке и без проблем объяснил, где найти нихонца.

Выходя наружу, я надеялся, что всё обойдётся просто враждебными взглядами. Поликарп Степанович пустил по району весть, что он не отец Никодим и несогласных с его волей будет отлучать не от церкви, а от лишних зубов. Но, похоже, кое-кто либо глухой, либо слишком самонадеянный.

– Ты чего припёрся, бесноватый? Нечего тебе здесь делать! – услышал я наглое заявление, едва оказавшись на крыльце управления.

Не то чтобы собралась целая толпа, но и пятерых бузотёров мне хватит с головой. Одно хорошо: извозчик хоть и нервно оглядывался, но уезжать не спешил. Несмотря на агрессивное поведение работяг, я всё же спустился по ступеням крыльца и подошёл к ним поближе. Внутри страх боролся с гневом, что будоражило похлеще коньяка, который я уже успел попробовать. Я давно понял, что в опасных ситуациях бороться со страхом помогает простой шаг вперёд. И действительно, когда приблизился к работягам, страх опасливо отстал, зато усилилась ярость.

– Тебе дорого встанет эта дурость, – не унимался заводила, но вплотную, чтобы ещё и по-петушиному толкнуть грудью, как принято у дворовых забияк, подходить не стал. Всё-таки они меня опасаются, и нужно этим воспользоваться. Возможно, Олег Остапович прав и жалеть таких незачем.

Оружейник очень аккуратно упаковал катану, и мне пришлось неряшливо разорвать часть упаковки, нарушив гармонию пакета, что разозлило меня ещё больше. Зато порадовало то, как отреагировала агрессивная пятёрка на отблески солнца на клинке, с тихим шорохом покинувшем всё ещё укутанные в бумагу ножны. А ещё я вспомнил Здебора. Готовясь обращаться, он хрустел шеей, и выглядело это впечатляюще. Так что и я, отведя клинок чуть в сторону, наклонил голову сначала к правому плечу, а затем к левому и хищно улыбнулся.

Работяги расступились ещё шире, но уходить не стали. Похоже, в них, так же как и во мне, смешались страх и ярость. Страх не позволял напасть даже впятером на человека с пусть и коротким, но всё же мечом, особенно когда не было понимания, насколько хорошо он им владеет. А злость и гордость не давали просто уйти. Ситуацию спас помощник управляющего, явно заинтересовавшийся криками за окном.

– Так, не понял, что здесь происходит? – послышался за моей спиной гневный оклик. – Митька, киянкой тебя по горбу, ты что это опять учудил?

– Пётр Веденеевич, это же тот самый бесноватый дурачок! Ну, помните, которого биндюжники хотели прибить на складах?

Так как на меня уже никто не собирался нападать, я с небольшой заминкой вернул меч в ножны и повернулся к заместителю управляющего. Он снова оценил и мою одежду, и спокойный взгляд, а затем налился дурной кровью и заорал на зачинщика:

– Какой бесноватый?! Ты что, опять пил с утра?

– Да не пил я, Пётр Веденеевич. Хотите, дыхну?

В голосе бузотёра уже не было ни наглости, ни злобы. А я сделал для себя важный вывод, что вот такие перепады унижают человека и нужно держаться золотой середины – не выпячивать себя перед слабыми и не лебезить в присутствии сильных.

– Ты совсем страх потерял, шаромыжник? Мне ещё тебя нюхать? Всё, кончилось моё терпение. Уволен!

– Пётр Веденеевич! – откровенно заныл работяга, но безрезультатно.

– Уберите его с глаз моих, – явно обратился к подельникам Митьки помощник управляющего. – Или пойдёте следом.

Я не удержался и всё же посмотрел, выполнят ли приказ друзья бузотёра. Спорить они не решились, хоть и вели себя с уволенным мягко, а вот сам Митька ожёг меня ненавидящим взглядом. И это нехорошо. Наглого придурка, который, вполне возможно, хотел обобрать богато одетого чужака, совершенно не жалко. Неприятно то, как легко и на ровном месте я заимел себе очередного врага.

За спиной послышался выразительный кашель. Я снова повернулся к помощнику управляющего и увидел, как он с не очень искренним раскаянием развёл рукам:

– Прощения просим, уважаемый. Тут у нас не театр, вежеству и манерам работяги не обучены.

– Ничего, – кивнул я с пониманием. – Дураков везде хватает. Даже в театре.

Мужчина коротко хохотнул, и мы оба сочли инцидент исчерпанным. Коснувшись пальцами полей шляпы, я отправился к нужному доку, всё ещё не понимая, как относиться к произошедшему. Ещё раз убедился, что нужно срочно учиться драться. Да и клинок посолиднее при себе иметь не лишнее. Этот придётся отдать, хоть мне и понравилось, как он лежит в руке и дарит ощущение уверенности ничуть не меньше, чем тяжёлый дробовик.

Немножко поплутав и пару раз уточнив дорогу, я наконец-то добрался до цели. К счастью, ночной сторож не отсыпался после работы, а бодрствовал. Правда, судя по всему, он уже успел приложиться к хмельному. Впрочем, особо пьяным нихонец не выглядел, поэтому я всё же решил попробовать добиться желаемого.