Как приручить дракона – 2 (страница 9)
– К-к-каким свиньям? – Девчоночка-учителка была что надо, лет двадцати двух, стройненькая, голубые глазки, брюнетистая челочка, аккуратный носик, туфли на каблуках, юбка-карандаш до колен и белая блузочка.
Но тупенькая.
– А куда, вы думаете, остатки еды деваются? Вон – в ведро. Ведрами и продают пищевые отходы. По дешевке может приобрести любой желающий. Конечно, их приобретают работники столовой и используют как угодно. У Коха – четыре свиньи, он откармливает.
– Не положено же… – захлопала глазами она. – Они же у детей еду отбирают!
– Да не едят дети, на выброс целые порции идут, давайте будем называть вещи своими именами! Вот смотрите… – Я глянул на своих шестиклашек и гаркнул: – Кто не хочет есть котлеты и оладьи – поставьте их на этот пустой стол!
Шестиклашки – кроме тех, кого дома плохо кормили – любили есть компот с хлебом. И картофельное пюре. А школьные котлеты в панировке из сухарей не любили и свекольный салат – тоже не очень. Оладьи кушали, но одну, а не две. Потому на пустом столе мигом образовался значительный запас провизии.
– Кузевич, Ляшков! Кто там еще? Идите все сюда, ешьте…
– О-о-о-о, Серафимы-ы-ыч! – Парни набросились на еду, как голодные волки.
– Не положено же… – Елена Владимировна вообще не понимала, что я вытворяю. – Вон директор же дежурит, сейчас будет вам…
Гутцайт действительно двигалась в нашу сторону, неодобрительно глядя на меня.
– Если бы к нам сейчас пришла проверка – мы бы имели бледный вид, Георгий Серафимович, – сказала Ингрида Клаусовна.
Пацаны начали есть быстрее, тревожно посматривая на директрису, а я почесал бороду и проговорил:
– Но проверка не пришла. А десятый «А» теперь будет хорошо себя вести на русской литературе и не сделает нервы Галине Ивановне, потому что сытый мужик – это добрый мужик, верно говорю? – Последнюю фразу я выделил интонацией в сторону десятиклассников.
И они, эти здоровенные лбы, тут же согласились со мной:
– Да-да-да-да… – и стали жевать еще быстрее.
После четвертого урока, перед самым выходом в театр, они ели ещё раз, уже свои порции – с неменьшим аппетитом. Правда, оладий старшеклассникам не полагалось, но те же котлеты со свекольным салатом и картошкой улетали в их ненасытные утробы с гиперзвуковой скоростью.
* * *
Мы шли по Земской пешком. До дома культуры тут было километра три, общим решением прогулку признали предпочтительней езды на электробусе и потому – растянувшись метров на двадцать, 10 «А» класс со мной в качестве замыкающего двигался по разбитому асфальтовому тротуару в сторону центра города.
Я подставлял лицо солнцу, дышал осенним, еще теплым воздухом, разглядывал одноэтажные кирпичные и деревянные дома со ставнями на окнах, котов на заборах, желтеющие кроны деревьев… Впереди уже виднелась громада собора и холм Детского парка. И мне в голову снова постучался Есенин, только теперь – на мотив исполнившей на его стихи песню группы «Монгол Шуудан»:
– Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах…
Да, да, он сочинил про Москву, но вот – навеяло.
– Это что – Есенин? – спросила вдруг Легенькая. – Вы читаете вслух Есенина? Или это песня?
– Хм! – Я смутился. – Так, навеяло.
– Действительно – похоже. Осень, разруха, церковь… – Девочка вздохнула. – Хорошо, что Есенина в школьную программу включили. Ну и что, что участие в Бунте Пустоцветов принимал, талантливый же поэт! При чем тут политика до стихов? Моя бабушка, например, про Есенина первый раз услышала, когда мы «Ты жива еще, моя старушка…» учили. У них в школе его не проходили. Так она себе полное собрание сочинений заказала, представляете?
– Представляю, мне тоже нравится. Талантливый, – кивнул я, удивляясь вывертам альтернативной истории. – Хороший поэт.
– А сейчас вот мы на постановку идем… Как думаете – хорошо будет?
– Про Барбару Радзивилл-то? – Я пожал плечами. – Мне не очень нравятся пляски вокруг магнатов, если честно. Но при чем тут политика, да? Так ты сказала? Может, спектакль будет и ничего.
* * *
Спектакль оказался и вправду ничего. Артисты играли классно, сюжет – драматический, про любовь, смерть и непонимание со стороны королевы-матери. Правда, мне снова мерещилась социальная инженерия, рептилоиды и заговоры. Почему? Да потому, что Радзивиллы – родичи королевы Барбары – там все как один были благородными, красивыми и чуть ли не святыми ребятами. Сама Барбара – тоже само очарование, идеал женщины.
А Сигизмунд Август – король Польский и Великий князь Литовский – выглядел каким-то инфантилом. Это тот, который Речь Посполитую создал и пока жив был – с Иваном Грозным бодался на равных. Помер – так вслед за этим что в нашей, что в этой истории дичь полная началась, разобрались с которой поляки, только Стефана Батория из Трансильвании на трон пригласив… В этой истории, кстати, Баторий был всамделишный упырь. Это местный Пепеляев точно знал, он пару склепов с его балканскими родственничками зачищал… Настоящий, стопроцентный вампир, кровопийца с клыками, как положено! На королевском престоле!
Но это к делу не относилось. Театр для меня вообще ушел на второй план после того, что случилось в антракте.
* * *
В антракте я пошел в туалет. Учителя тоже в туалет ходят, писяют и какают, между прочим. Это для некоторых детей – шок и дикое разочарование в жизни, но я заработать проблемы с мочевым пузырем из-за их наивности не намеревался и потому, спустившись по лестнице в цокольный этаж Земского дома культуры, двинул к мужскому туалету. И только потянул за дверную ручку – сразу понял: дело нечисто. То есть сам туалет был чистым, убирали тут отменно, а вот то, что внутри происходило…
Знаете, для школьных пацанов туалет – это последний рубеж обороны. Последняя автономия. Там устраивают разборки, иногда – курят, чем-то обмениваются, решают какие-то вопросы. Потому что педагоги – почти всегда женщины. И ходят если не в учительский туалет, то – в женский, что логично. В мужской вхожи только бесцеремонные технички, но это – отдельная тема, да и появляются они в нужниках все-таки сравнительно нечасто. Конечно, в нашей школе в этом году ситуация несколько изменилась, но это было скорее исключением.
Так что в школьном мальчиковом сознании туалет – это безопасная территория. И моментально переключиться на то, что есть такой Серафимыч, который запросто ходит писять туда же, куда и они, подростки не могли.
И теперь сгрудились вокруг незнакомого патлатого хлыща! Хлыщ, высокий и сутулый, скорее всего, был взрослый, совершеннолетний. Не всегда угадаешь, конечно, мальчики мужают с разной скоростью, но – лет восемнадцать или девятнадцать ему уже стукнуло. И за каким бесом он пришел сюда, в туалет дома культуры, а?
– Однако! – громко произнес я. – И с какой стати вы вокруг него столпились? Что там дают-то такое интересное?
Паника – вот как это можно охарактеризовать. В туалете воцарилась натуральная паника! Препод спалил их за чем-то ужасным! Вот прямо сейчас все они резко стали иллюстрацией к любимой присказке Гутцайт: пацаны имели бледный вид. Среди толпы незнакомых мелких я выхватил взглядом Яшу, Невзорина и Морковкина, моих восьмиклашек – и они поняли, что попались.
– Все на выход, быстро! – рявкнул я. – Съе…валили отсюда, моментально! Марш в зал спектакль смотреть! А ты, скот, останься!
Школьники рванули прочь, как стадо испуганных зайцев. Патлатый попытался скрыться тоже, рванув к выходу, аки сайгак, но был пойман за шкирку. Черта с два он сбежит от меня, ублюдок.
Я уже все понял. Я знал, чем он тут занимался, но еще не определил нюансы. В груди уже жгло огнем, это знакомое чувство бодрило и пугало одновременно.
– УБЬЕМ ЕГО ПРЯМО ЗДЕСЬ!!! – взревел дракон.
– Я сам все сделаю, – сказал я. – Не сметь.
Я уже все понял. Я знал, чем он тут занимался, но еще не определил нюансы. В груди уже жгло огнем, это знакомое чувство бодрило и пугало одновременно.
– УБЬЕМ ЕГО ПРЯМО ЗДЕСЬ!!! – взревел дракон.
– Я сам все сделаю, – сказал я. – Не сметь.
– Что сделаете? П-п-п-п-пустите меня! Вы не имеете п-п-п-права! – заверещал этот гад.
Он еще пытался вырваться.
– Все из карманов – в унитаз, – сказал я, когда убедился, что в туалете остались мы вдвоем. – Давай. Быстро.
– Вы не знаете, с кем связались! – Я даже ждал этого аргумента. – Я все расскажу, вам знаете что будет?
– Однако, мне насрать. Если ты сейчас не вывернешь карманы в унитаз – я суну тебя туда башкой и спущу воду. На счет три. Раз, два… – Он не поверил, поэтому я дал ему под коленки изо всех сил и поволок за шиворот к кабинке туалета. – Три!!!
Скот этого точно не ожидал, он думал, что ему все сойдет с рук.
– А-а-а-а!!!
Не знаю, это пол в туалете был мокрый или гаденыш обмочился, – мне было плевать.
Ей-Богу, я бы убил его, если бы он попытался сопротивляться. Задушил бы к чертовой матери, ударил башкой о плитку или об унитаз, проломил ему череп. Потому что эта патлатая гнида продавала детям дрянь. Пластиковые зип-пакетики с какой-то зеленой жижей или белым порошочком отправлялись в туалет один за другим, а он не переставал бормотать:
– Я все скажу, все скажу! Вы не знаете, что они с вами сделают! Вас найдут, вас найдут!
И тут я врезал ему по морде. Крепко, так, что у него башка мотнулась из стороны в сторону. Может – челюсть свернул, кто знает. Кулак у меня заныл всерьез, как бы костяшки не выбил…
– Меня зовут Георгий Серафимович Пепеляев, я работаю в земской школе номер шесть учителем истории, – прошипел я ему в самое ухо. – Живу на улице Мира, дом три, второй подъезд, четвертый этаж. Номер телефона дать? Или твои эти сами уже разберутся дальше?