От меня он требует того же, и если не получает, то наказывает. Макс меня как-то спросил, почему я еще здесь, с ним рядом, в этом доме. Практически каждый вечер сажусь с ним за один стол, ужинаю. Ужинаю в то время, когда кусок не лезет в горло.

Макс даже предлагал его убить. Макс может, но я – нет. Я не соглашусь на это никогда. И сделаю это сам, когда придет время. Когда я все продумаю, просчитаю. Я ведь гений аналитики. Поэтому нужно мыслить по-другому. Иначе ничего не получится.

А еще я здесь ради этой маленькой девчонки, которая, появившись на свет, спутала все мои планы. Я хотел убежать, лишь только мне исполнилось шестнадцать, наплевать, что был еще несовершеннолетним, но у меня уже был паспорт.

Я наворовал к тому времени достаточно денег, за которые потом же и получил, но не отдал их, сказал, что потратил. Потом стал умнее, провернул несколько финансовых операций, вложил, купил, продал. В рынке разобраться не так сложно, если ты его понимаешь. Я понимаю.

У меня есть свои левые счета. У меня есть достаточно денег, чтобы начать жизнь где-нибудь на Бали или Шри-Ланке под чужим паспортом, серфить на волнах и курить дурь. Ну, а здесь я ради этой девочки, которая сидит напротив и гоняет горох по тарелке.

Отец переключится на нее, и неизвестно, что он с ней еще сделает. Ведь она девочка. Как он будет ее воспитывать? У него к ней уже какие-то завышенные требования, о которых она понятия не имеет и не понимает, что от нее хотят.

– А может быть, нам Марта расскажет о своих успехах? Давай, сестренка, расскажи. Как там дела в балетной школе?

У меня сегодня слишком хорошее настроение, чтобы какой-то козел мог его испортить. Но отец все равно его испортит. Это будет чуть позже. Сейчас можно оторваться на полную катушку, как говорится.

– Все… хорошо.

Марта неуверенно косится на отца, а я сжимаю кулаки и челюсти от того, что не могу видеть страх в ее глазах. Бояться собственного отца – это полный пиздец. Словно он чудовище. Так же я смотрел на него, когда был в ее возрасте, это немного выбивает из колеи.

Если он сейчас скажет хоть слово или заткнет ей рот, напугав при этом, я клянусь, возьму вилку и всажу ему в кисть. Давно об этом мечтал. Так, чтобы прошить ее насквозь, и чтобы зубья вошли бы в стол. Но он молчит – и правильно делает. Отец хитрый, он всех считывает и все понимает.

– У тебя скоро концерт?

– Да, концерт. А ты придешь, Арнольд?

– Да, я обязательно приду. Только дашь мне пригласительный, хорошо?

– Хорошо, я дам. Я сама его тебе нарисую.

Девочка улыбается, расслабляется. Только ради этой улыбки стоит жить. Дальше ужин проходит в тишине, но настроение уже испорчено. Когда вся церемония подходит к концу, отец вытирает рот салфеткой, бросает ее на стол и, встав, обращается ко мне: «Жду тебя в своем кабинете через пять минут».

Когда он уходит, Марта подходит ко мне, кладет свою ладошку в мою руку и заглядывает в глаза.

– Арнольд, не ходи к нему, – говорит шепотом, а у само́й в глазах стоят слезы. – Не ходи к нему, пожалуйста. Он будет тебя обижать, я знаю, не ходи.

– Все будет хорошо, милая, меня никто не будет обижать, я ведь взрослый. А ты ни о чем не волнуйся. Обещай мне, что будешь самая красивая на концерте, хорошо?

– Обещаю.

Целую ее в макушку, отпускаю.

Мачеха смотрит растерянно, она тоже все понимает, но сегодня достанется мне, а не ей, хоть в чем-то ее выгода. Старые шрамы на спине начинают ныть от боли, скоро к ним добавятся новые, но это только сделает мою ненависть еще ярче.

Надо будет купить завтра Софии цветов и ирисок, сто лет не ел сладкого, а вот сейчас, кажется, подсел. Интересно, что она сейчас делает?

Глава 9

– Ну, давай, подруга, рассказывай, как жизнь? Как работа? Господи, меня от одного этого слова в дрожь бросает. Как представлю, что нужно рано утром куда-то идти, что-то делать, общаться с неприятными людьми, подчиняться, жить по графику и ждать дня зарплаты…

Злата сморщила свой хороший курносый носик, передернула плечами и, с наслаждением посмотрев на принесенный официантом салат, взяла столовые приборы. Новости о моей новой жизни были для нее лишним напоминанием, как жить нельзя. Даже дорогой ресторан в центре ее никак не смутил, хотя она знала, что у меня нет лишних денег, но Злата не изменяла своим привычкам.

– Ходить на работу – это не так страшно. Я ходила и до замужества с Андреем, это он меня вынудил бросить, ты знаешь.

– Как он, кстати?

– Не знаю, мы не видимся.

Подруга подняла на меня свои небесно-голубые глаза, она сегодня была именно в такого цветах линзах, они идеально подходили к ее атласной блузке. Каштановые волосы волнами лежали на плечах; пухлые губы, пушистые ресницы, родинка над губой.

Злату хотелось посадить на самую верхнюю полку магазина игрушек для взрослых, нарисовать на ценнике астрономическую сумму, как говорит моя тетя Роза, «как два крыла самолета», и поставить табличку: «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ».

Но Злату руками трогать можно, и не только ими, но это очень, очень дорого.

– Разве?

– Ой, вот не надо притворства, вы наверняка общаетесь. Кстати, Андрей свободен, так что можешь раскинуть свои сети, ты ведь давно этого хотела.

Отпила кофе, посмотрела в окно, погода была мерзкая, шел мелкий дождь, тучи давили свинцовой тяжестью на город. Вечер субботы, закончилась еще одна рабочая неделя, а завтра мне предстоит трудный день. А еще на кафедре на моем рабочем месте стоит красивейший букет нежно-розовых кустовых роз и эвкалипта.

Никто из коллег не знал, кто его принес и как он оказался на моем столе, но я догадывалась, что это от Арнольда. Он не писал и не звонил, я не встретила его в кафетерии, его не было в университете, но я была уверена, что букет его рук дело. И это было приятно.

Не то чтобы мне не дарили цветов, но если вспомнить, все они были от Андрея и ни одного от других мужчин. Странно даже.

– Нет, Андрей не мой типаж, ты же знаешь, он слишком молод. Я тут недавно одного дядечку очень богатого подцепила на приеме, вот он, по моему мнению, очень перспективный.

Злата игриво подмигнула и продолжила красиво жевать лист салата.

Мы знали друг друга с десяти лет. Когда я перешла в новую школу, то, зайдя в класс, растерялась, но Злата дернула меня за руку и усадила рядом с собой. У Златы уже с десяти лет была своя теория относительно мужчин, которую она переняла от своей матери.

Она гласила, что именно женщина является центром, ярким светилом, вокруг которого должны вращаться все мужчины без исключения, невзирая на возраст и финансовое положение. Думаю, что ее мать специально дала ей это имя, чтобы она стала золотой жилой.

Все годы нашей дружбы все было именно так, как гласила теория, Златка крутила пацанами умело и виртуозно, у меня так не получалось. Они ее провожали до дома, несли тяжелый рюкзак, умные давали списывать, а красивые катали на мопедах.

Ее мать, тебя Вера, работала парикмахером, но жили они с дочерью очень красиво. Отдыхали два раза в год, одевались модно и дорого. Я тогда не могла понять, откуда деньги, но, став старше, сообразила.

– И как, очень перспективный дядечка?

– Ты знаешь, да. У него есть все, что мне необходимо, ты ведь знаешь, помимо моей теории относительно мужчин, которой ты не пользовалась, а хотя могла, у меня был план. До тридцати лет вкладываться в себя, совершенствоваться, а уже потом заключить союз как можно выгоднее, чтобы ни о чем не думать, а жить как в сказке.

– Не думаешь, что сказка может быть странной, не такой, какой ты ее себе нафантазировала? Ведь никто не знает, как там дальше жила Золушка, Спящая Красавица, да та же Русалочка после свадьбы? Откуда нам знать, что принц не урод, не алкоголик или извращенец?

Злата насадила на вилку креветку из салата, придирчиво посмотрела на нее, сощурив глаза, и откусила от нее совсем маленький кусочек.

– Я не знаю, что у вас там было с Андреем и откуда такие мысли, но в этой жизни не надо верить в сказки и принцев. Ты думаешь, я в них верю? Нет, конечно, Софико, что за чушь, мужики уроды еще те, но среди дерьма попадаются иногда бриллианты.

– Фу, как некрасиво. И прекрати называть меня Софико, нам уже не по десять лет. Так что за дядечка?

– М-м-м… Пока не могу сказать, но он очень, вот прямо очень влиятельный, – Злата понизила голос и огляделась по сторонам, продолжая дожевывать креветку.

– До такой степени? – огляделась сама, прокручивая чашку с кофе пальцами.

– О, да. Но я пока ничего не скажу. А у тебя кто-то уже есть?

– Нет, но тетя Роза полна решимости выдать меня снова замуж.

– Уже есть избранник?

– Да, теоретически.

– Нет, все-таки зря ты бросила Андрея, живешь сейчас у тетки, на работу пошла, на метро ездишь и автобусах, это же ад.

Лучше уж в таком аду жить, чем быть существом без голоса и собственных желаний, чем угождать Андрею и его родителям. Они принимали меня исключительно как нечто инородное или как инкубатор, который должен был выносить и родить им внуков. Хорошо, что до детей дело не дошло, я бы их никогда не вернула.

– Да, ад, – не стала спорить с подругой, а Злата принялась рассказывать, как ей нелегко пришлось на недавнем отдыхе в Дубае, как их отвратительно обслуживали в первом классе, и что она чуть не заработала нервный срыв.

Бедняжка. Я сочувствовала, вздыхала, а сама чувствовала, как между лопаток начинает все гореть. Обернуться было неудобно, я ерзала на месте, кофе уже остыл, посмотрела на время, нужно было прощаться с подругой, до дома добираться как минимум час – это если повезет, и я влезу в автобус.

Как назло, погода испортилась окончательно, было видно, как окно кафе заливает дождь, а пешеходы прячутся под зонтами, которого у меня, естественно, нет с собой. Надо будет попросить Злату подбросить меня до метро.

– Слушай, тот парень просто сверлит меня взглядом, – подружка оживилась, а я узнала взгляд, полный блеска и азарта. – Но молодой, точно не мой вариант.

Обернулась, просто чтобы посмотреть, хотя не хотела этого делать, и наткнулась на холод глаз Арнольда. Как долго он здесь находится? Как долго наблюдает за мной?

– А он красавчик.

Что-то нехорошее проскребло внутри после слов Златы. Хотя я вообще не должна думать об Арнольде и его выходках, тем более что он не один, а с девушкой.

Вот же черт!

– Так себе, ничего особенного, к тому же видно, что молодой, – отвернулась, выпрямив спину и вскинув подбородок. Пусть отдыхает и вообще делает что хочет, мне все равно.

– Да, ты права, молодой и наглый. Ты извини, мне пора бежать, у меня вечером СПА с подружками, за салат я заплачу, не переживай, потом скинешь, сколько надо, я переведу.

Подруга упорхнула, я даже не успела попросить ее подвезти меня до метро, расплатилась по счету, все еще чувствуя взгляд Арнольда, а как только хотела встать из-за стола, он нагло уселся рядом.

– Куда собралась, ириска?

Так вот откуда вместе с цветами на моем столе появилась жестяная банка, доверху заполненная конфетами-ирисками.

– Я ваш педагог, Арнольд, а не какая-то там ириска.

– Ты когда так говоришь, я возбуждаюсь. Веришь? Хочешь, покажу? Или может быть, ты как педагог научишь меня чему плохому? – в холодных недавно глазах Арнольда теперь тает лед, рядом с ним становится жарко.

Парень двигается ближе, аромат горького миндаля и кожи обволакивает, кончики холодных пальцев скользят по моей руке, а внутри все вспыхивает.

Как ему это удается?

Глава 10

– Разве я многого прошу?! Разве это так?!

Молчу.

Я уяснил это с восьми лет, когда пытался что-то сказать человеку, который по какой-то ошибке природы является моим отцом. Тогда я просил, оправдывался, обещал, что то, в чем меня обвиняют, не повторится, что я усвоил урок.

Но это все отцу было не нужно. Он упивается своей властью, он наслаждается ею. И это главное, а не слова и оправдания кого-либо, даже если этот человек – его сын.