Радуясь избавлению от кастрюли, горячей и тяжелой, Наоми передала ее Фриде. Они прошли внутрь, и Фрида опустила увесистую кастрюлю на стол. Приютские дети встали в очередь, и Фрида начала разливать суп Наоми в маленькие плошки.

Когда все получили свою порцию, Наоми услышала, как Фрида разговаривает с одной из учительниц. Звучало все так, будто это она принесла суп и будто она жена Хершеля.

– Мое сердце радуется, когда мы приносим сироткам еду, – говорила Фрида. – В этом мы с Хершелем похожи. У нас у обоих щедрое сердце.

Наоми закатила глаза. Но поскольку это была мицва – добро, которое делаешь другим, ей не хотелось ввязываться в спор. «Пусть ей достанется благодарность. Мне все равно. Дело не в том, кто получает лавры. Дело в подлинной щедрости и в открытом сердце, готовом помогать другим в нужде».

Глядя, как сироты едят, Наоми искренне радовалась, что сегодня они получили настоящий горячий ужин. Она была щедрой, и добро было ее второй натурой. Но иногда ей казалось, что Хершель заходит слишком далеко, требуя от девочек, чтобы они отдавали свои вещи. Они не голодали и не были так бедны, как многие другие. Не проще ли было бы просто купить подарки нуждающимся детям? «Хотя, возможно, он и прав. Может, он правильно их воспитывает и для них полезно поступать именно так», – подумала она, глянув на Хершеля. Он стоял в другом конце комнаты и беседовал с сиротами, которые внимательно его слушали. Наоми знала, что они видят в нем хороший пример. Почему бы и нет? У него было то, чего не было у них. Они все мечтали стать такими, как он, когда вырастут.

Хершель Айзенберг был богат и казался обездоленным подобием Бога. Он всегда одевался в свою лучшую одежду, отправляясь вручать подарки бедным на Хануку. Наоми это коробило. По ее мнению, необязательно было наряжаться в свой самый дорогой костюм. Куда лучше ему было бы одеться по-простому. Но правда заключалась в том, что она знала, почему муж так поступает. Она понимала Хершеля как никто и знала, как ему нравится выставляться. Она страдала от этого, потому что такое поведение противоречило подлинной щедрости. Но мужу ничего не говорила – да и что было говорить? Критика не заставит его измениться – только разозлит.

Наоми сидела в одиночестве в тихом уголке. Она не нуждалась во всеобщей признательности за свои благодеяния. Ей достаточно было видеть, как дети наслаждаются пищей, приготовленной ею. Поэтому она тихонько ждала, когда ее семья соберется уходить. Маленькая девочка с испачканным личиком и в разорванном платье получила куклу Блюмы. Ее восторг заставил Наоми улыбнуться. Потом она увидела малышку, которой достался свитер Перл. Она уже его надела. Ее волосы были спутаны, слезы текли по щекам. «Моя Перл – хороший ребенок. У нее искреннее и щедрое сердце». Наоми поискала Перл взглядом: та стояла с Блюмой, дожидаясь, пока отец закончит. Подарки они подарили и теперь хотели домой. Наоми подумала, что ее дочкам неловко смотреть на бедных сирот. Наверное, они испытывают чувство вины за то, что у них все есть, в то время как другие всего лишены.

Наоми была с ними согласна. Ей тоже было неловко. И тут… Наоми подняла взгляд и увидела его. Эли, юношу, которого знала, еще когда не была замужем. Она вспомнила, как мечтала, надеялась и молилась, чтобы Эли стал ее мужем. Потом, когда отец выбрал для нее Хершеля, она подумала, что с Эли все кончено. На самом деле все еще даже не началось. Ее лицо покраснело от стыда, а сердце вспыхнуло от любви.

Эли только-только вошел; его темные волосы и бороду покрывал снег. Он стал отряхивать с себя снежинки. У него в руках – с такими длинными, тонкими, идеальными пальцами – было несколько длинных батонов хлеба, которые он принес от раввина в подарок приютским детям. Тихонько, не привлекая к себе внимания, Эли положил хлеб на стол у стены. Еще раз отряхнул снег с пальто и поднял голову. Его темные задумчивые глаза встретились с глазами Наоми. Она почувствовала, что краснеет еще сильнее, и отвела взгляд. Но потом снова посмотрела на него – Эли так и не сводил с нее глаз. У Наоми навернулись слезы. От тяги к нему у нее сдавило в груди.

Пять лет прошло с тех пор, как они положили конец своим отношениям. То было самое тяжелое прощание, какое выпало ей в жизни. Но она была замужем, и она дала клятву. Это должно было закончиться. С того дня, когда она в последний раз поцеловала его, прощаясь, они виделись очень редко, лишь мельком, но каждый раз, когда их взгляды встречались, старые воспоминания оживали, словно все произошло вчера.

Глава 7

На следующий день, второй день Хануки, небо было ярким, словно сапфир. Хершель ушел на работу, дети тоже чем-то занялись. Наоми сидела за своим швейным столиком. Она шила нарядное платье для Шошаны, потому что Хершель сказал, что собирается пригласить к ним кандидатов в ее женихи. На прошлой неделе он дал Наоми денег, настояв, чтобы она купила дорогую ткань на платье Шошане.

– Оно должно выглядеть богатым. Мы же хотим хорошего жениха нашей дочери, – сказал Хершель.

Продевая нитку в иглу, Наоми размышляла о замужестве дочери. «Она так молода. Надеюсь, она правда готова, – думала Наоми. – Наверное, каждая мать чувствует это, когда ее дочь вступает в брачный возраст. И я надеюсь, она не будет страдать. Надеюсь, Хершель выберет человека, который сделает ее счастливой».

В доме было тихо; на плите булькал суп, который Наоми варила на ужин. Близнецы играли у себя в комнате; Шошана с лучшей подругой Нетой, заглянувшей в гости, сидела у себя и штопала чулки.

Наоми жалела Нету. Ее отец был небогат, а Нета к тому же уродилась некрасивой. Юноши, которых представят ей в качестве потенциальных женихов, будут куда ниже качеством, чем у Шошаны. Она надеялась, что и Нета найдет свое счастье. «В нашем мире тяжело быть женщиной», – размышляла Наоми. Она знала, что муж рассматривает Альберта Хедлера как возможного жениха для Шошаны, и признавала, что он привлекательный юноша. Но для Хершеля куда важнее было то, что отец Альберта владел процветающим бизнесом и Альберт учился у него. Он станет хорошим добытчиком. От крошечных стежков, которые она вела по ткани, у нее рябило в глазах. Она прикрыла их на мгновение – и сразу перед ее мысленным взором возник Эли. Она вернулась в тот день, когда они занимались любовью на поле. Рядом с полем росли дикие грибы. Они были желтоватого оттенка, мягкие, словно бархат. Собирать их было легко; если взять гриб в руку, его шляпка была скользкой, как крылья ангела. В воздухе витал аромат полевых цветов.

Этот аромат слегка щекотал ей ноздри, нежный и тонкий. О, как она боялась тогда и как сильно его хотела! Его голос музыкой лился ей в сердце. Стоило Наоми зажмуриться – и она снова чувствовала запах мыла от его свежевымытых волос. Воспоминание было таким живым, что у нее набежали слезы. «Как бы мне хотелось опять оказаться в его объятиях! Я скучаю по нему каждый день, – подумала она, а потом одернула себя: – Но я должна с этим покончить. Это чистое безумие. К тому же он скоро женится». Несколько месяцев назад Эли обручился с девушкой, дочерью богатого отца, который выбрал его потому, что он изучал Тору. Иметь в доме богослова считалось почетным. Девушка происходила из обеспеченной семьи, которая стремилась к такому почету. После их женитьбы тестю предстояло содержать Эли до конца жизни, чтобы он всего себя посвятил учению.

«Я должна бы радоваться за него, но я не рада. Я страдаю. Я хочу, чтобы Эли был счастлив. Но еще больше мне хочется, чтобы он был счастлив со мной. Хотя, даже если бы мои родители приняли его – а они не приняли, – их сердило бы, что он не только беден, но еще и нееврейского происхождения. Мои родители небогаты. Они зависят от Хершеля, который финансово поддерживает их. Эли не смог бы их обеспечить. Ему пришлось бы много трудиться, просто чтобы прокормить нас двоих. Он такой умный, а был бы вынужден пожертвовать своими занятиями, чтобы работать, если бы женился на мне. Я знаю, что он все еще меня любит. И всегда любил. И я… О, как я его любила! Но я оттолкнула его, потому что знала – у нас нет будущего. И даже до того, как я вышла за Хершеля, мой отец ясно дал понять, что его не волнуют мои чувства. Он хотел, чтобы я вышла за человека, который станет помогать им с матерью. Поэтому, когда появился Хершель, он подумал, что это для меня идеальный союз. Наверное, он считал, что так будет лучше для всех нас».

Потом она снова подумала об Эли. Она чувствовала на себе его прикосновения и краснела от стыда, вспоминая те особые моменты, когда они с Эли встречались в тени старого дуба. Там пахло влажной землей, над ними шелестели листья и посвистывал ветер. Их губы соприкоснулись и слились в нежном, сладком поцелуе, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. Ощутила вкус его губ – сладость и обещание. Обещание, которое он хотел сдержать и не мог. Это было много лет назад. Когда Наоми была совсем юной. Она еще даже не зачала Шошану. Собственно, Наоми с Хершелем только поженились, когда все началось между ней и Эли.

Хершель в то утро ушел на работу. Был чудесный весенний день, и ей захотелось выбраться из дому. Она схватила корзинку и пошагала через городок в ближайший лес, где собиралась набрать диких грибов. Вокруг на много миль не было ни души, и она наслаждалась одиночеством. Но потом ей показалось, что вдали мелькнула мужская фигура. Сначала она испугалась и уже хотела бежать домой. Но мужчина подошел ближе, и она поняла, что это Эли. Глядя на него издалека, она спрашивала себя, почему он здесь, за городом, когда должен быть в иешиве и заниматься. Что он тут делает? Она знала, что он ее увидел.

Эли остановился. Теперь он смотрел на нее, и Наоми показалось, что земля перестала вращаться. Солнце из-за спины нимбом подсвечивало его волосы. У нее сперло дыхание. Он был невероятно красивый. Как замужняя женщина, она понимала, что эти мысли греховны. Но не могла положить им конец. Сердце выпрыгивало у нее из груди. Ручка корзинки намокла от пота в ее ладони. На мгновение она всем сердцем пожелала, чтобы он был ее мужем и они могли запросто встречаться наедине на этом поле пожелтевшей от солнца травы.

Она зажмурила глаза и представила, как он ее обнимает. «Я грешница. Я согрешила в мыслях, и это уже очень плохо, поэтому мне надо бежать домой, чтобы не сделать того, о чем я наверняка пожалею». Эли быстро пошагал к ней. Миллион мыслей пронеслись у нее в голове. «Мы наедине в этом поле. Рядом никого нет. Никого, кто присматривал бы за нами. Оберегал мою честь. Юноше и девушке нельзя встречаться вот так, наедине, даже если они ни с кем не помолвлены, не говоря уже о женщине, которая, как я, замужем. Ради Хершеля я должна сейчас же вернуться домой. Должна бежать со всех ног. Но я не в силах пошевелиться. Ноги словно вросли в землю. Он приближается. Что, если он со мной заговорит? Что мне ему отвечать? Что делать? О боже, он подходит. Я должна бежать домой».

– Я увидел тебя на дороге, – сказал Эли, подходя к ней. – Я Эли Хаберски.

Он теребил пуговицу на своем пиджаке.

Ей показалось, что он нервничает. Секунду она смотрела на него. Потом развернулась и сказала:

– Мне надо идти.

Он кивнул. Потом откашлялся и выпалил:

– Тебя зовут Наоми, так ведь?

Она коротко кивнула. Наоми удивило, что он знает ее имя.

– В школе кто-то говорил, что ты готовишь лучший кугель, запеканку из лапши, во всем городе.

Она хихикнула.

– Уж не знаю, насколько это правда. – Комплимент застал ее врасплох.

– Наверняка так и есть. А еще… – он поколебался, потом добавил неловко: – Ты очень красивая. Знаю, это дерзость, что я так говорю. Прошу прощения. Просто не смог удержаться.

– О, мне правда пора домой. Я замужем, если ты не знаешь. Мой муж – Хершель Айзенберг.

Теперь, когда она упомянула про Хершеля, ей стало легче разговаривать с Эли. Почему-то их разговор перестал казаться грехом.

Он кивнул: