Управлять таким большим городом, как Яотин, всегда было трудно. И сейчас, когда народ разобщен, худшим решением для гильдии казалось отвратить от себя большую его часть. Сяо Вэнь прожил здесь тринадцать лет. Почти каждый в этом городе знал его доброе имя и помнил о помощи, которую он оказывал всем нуждающимся. Даже сейчас горожане толпились у дверей лекаря отнюдь не из праздного любопытства.

Тан Цзэмин появился вовремя. Увидев, что один из гвардейцев уже подошел к двери Лю Синя, он шагнул из темноты и предупредил:

– Вам там нечего делать.

Не успел гвардеец открыть дверь, как та тут же захлопнулась перед его носом.

– Это комната моего ифу. Только я могу туда заходить, – твердо сказал Тан Цзэмин.

Гвардеец хотел было рявкнуть что-то, но его прервал громкий голос командира. Находясь в главном зале, мужчина говорил так, чтобы и люди, стоявшие за порогом в открытых дверях, их слышали.

– Ходит слух, что лекарь Сяо пользуется своим положением, обирая горожан и продавая им низкосортные лекарства, – протянул командир, разглядывая в руках золотую пиалу, инкрустированную драгоценными камнями.

– Давно ли гильдия судит людей, руководствуясь лишь слухами? – спросил Лю Синь, внимательно наблюдая за действиями гвардейцев.

Разведя руки, командир с улыбкой ответил:

– Мы здесь как раз для того, чтобы развеять их. – Затем усмехнулся и закатил глаза: – Ну или утвердить.

Терпение Лю Синя подошло к концу.

– Покажите распоряжение, дозволяющее вам обыск этого дома. – Сделав шаг вперед, он стряхнул со своего плеча руку Сяо Вэня, который попытался остановить его.

Толпившиеся за порогом люди зашептались громче. Командир поставил чашу и наигранно вздохнул:

– К чему эти формальности, брат? Мы, как честные жители этого города, лишь нанесли дружеский визит господину Сяо.

Не сводя с него взгляда, Лю Синь повторил, понизив голос:

– Распоряжение с основаниями для обыска. Или валите отсюда.

Гвардеец с мгновение смотрел на него, после чего широко улыбнулся, но в глазах плескалась надменность. Люди за порогом указывали на четверых солдат и обсуждали их действия уже в полный голос, сетуя на их вседозволенность.

Тихо стукнув гуань-дао по полу, командир щелкнул языком, напоследок окинув Лю Синя задумчивым взглядом.

– Хорошо, мы придем завтра.

Гвардейцы уже собирались уходить, когда один из них заметил прикрытые тканью корзины, стоящие в углу. Все эти дни Лю Синю и Сяо Вэню было не до оставшейся части подарков, так что они просто вынесли их в другие комнаты, решив разобраться с этим позже.

– Мушмула? – увидев желтоватое свечение из-под ткани, спросил гвардеец. – Я люблю мушмулу.

Сяо Вэнь и Лю Синь переглянулись, безмолвно соглашаясь в том, что пусть он утащит хоть все корзины, лишь бы их четверка поскорей покинула этот дом.

Гвардеец подошел к большой корзине и, скинув ткань, замер. Наклонившись, он поднял маленькую карточку и прочел вслух:

– «Мао Цимэй выражает свою глубочайшую благодарность за ваши наставления, учитель Сяо».

В следующее мгновение он с силой пнул плетенку. По полу покатились золотые жемчужины вперемешку с черной смородиной.

Сяо Вэнь в ужасе распахнул глаза, глядя на ягоды, запах которых не оставлял его с той самой ночи на горячих источниках. Иногда ему даже казалось, что он чует его в городе, проходя меж торговых лавок или в темных переулках.

– Это… – начал не менее пораженный Лю Синь, глядя на пол, усыпанный золотом и чернотой.

Командир опустил голову с тихим смешком – и тут же поднял ее, сверкнул взглядом и громко приказал:

– Схватить лекаря Сяо за сговор с преступником!

Толпа за порогом отшатнулась. Кто в городе не слышал о зверской резне, что произошла в одной из буддийских школ неподалеку?

Сяо Вэнь вскинул подбородок и сжал кулаки. Прекрасно понимая, что его подставили, он даже не пытался обелить себя словами – все напрасно и только на радость гвардейцам, в чьих глазах вспыхнуло предвкушение. Едва к лекарю приблизились два стражника, как Байлинь тут же сбил их с ног, расправив крылья перед лекарем и издав угрожающий клекот.

– Байлинь! – сурово оборвал его Сяо Вэнь.

Гарпия тут же опустила крылья и развернулась к нему с вопросом в глазах. Сяо Вэнь покачал головой, указывая птице отойти в сторону. Той не оставалось ничего иного.

Лю Синь ринулся к другу, когда Сяо Вэню связали руки. Глядя на Лю Синя, тот успел сказать лишь:

– Закончи снадобье сам. Ты сможешь.

После этого его быстро увели, и в доме остались только Тан Цзэмин, Лю Синь и Байлинь, который горестно вскрикнул в захлопнувшуюся дверь. Лю Синь долго смотрел в пол, сжимая кулаки под широкими рукавами.

– Ифу, – позвал Тан Цзэмин, – чем я могу помочь?

Лю Синь тяжело сглотнул и расправил плечи. Подумав немного, он повернулся к мальчику:

– Ты должен сходить в городскую библиотеку.

Когда за Тан Цзэмином закрылась дверь, Лю Синь прикрыл глаза, зарываясь в волосы пальцами. Байлинь тихо курлыкнул, привлекая к себе внимание, и удрученно посмотрел на него снизу вверх. Выдохнув и пригладив его перья на макушке, Лю Синь направился в мастерскую.

Сяо Вэнь предупреждал, что его арест лишь вопрос времени. В тот раз лекаря отпустили потому, что у гильдии были только обрывки его воспоминаний и никаких вещественных доказательств. Вынести приговор, имея лишь жалкие крохи улик, было невозможно. В Яотине действовали иные законы, нежели в империи, но люди бы все равно выступили с протестами, прознав, что лекаря пытали особо жестокими способами, буквально выдирая из него признания вины.

Гильдия все еще пыталась сохранить лицо перед народом. Гвардейцы хоть и действовали вне рамок закона, объясняя это тем, что суровые времена требуют суровых мер, однако не творили самосуд на улицах города – они учиняли его за стенами резиденции. Взятые под стражу торговцы, из которых на эту улицу вернулись всего двое, не помнили ничего, что происходило с ними в те дни. Но на их телах не было ран или каких-либо других следов, отчего люди испытали небольшое облегчение.

Лю Синь работал до самого вечера, не отвлекаясь на посторонние мысли. Он боялся, что если начнет гадать, что именно в данный момент происходит с Сяо Вэнем, то переживания захлестнут его с головой. Снадобье Бедового льва было сложным, требовалась полная сосредоточенность, чтобы не перепутать порядок ингредиентов и формул. Лю Синь бросил все силы, стараясь поскорее закончить, ведь единственный, кто мог помочь Сяо Вэню, – это Дун Чжунши, по приказу которого творились сейчас самосуд и бесчинства. Чтобы остановить все это, он должен был прийти в себя – должен был увидеть, во что превратил свой город.

Лю Синь понятия не имел, как проберется внутрь резиденции, позволят ли ему встретиться с главой и как ему вызволить Сяо Вэня. Решив сделать перерыв и все как следует обдумать, он налил себе еще одну порцию бодрящего чая. Заметив, как дрожит отвар в чаше, Лю Синь надолго задержал взгляд. Как назло, мысли в голове смешались, словно в калейдоскопе, и просвета не было видно.

Три мерных стука в дверь выдернули его из тяжелых раздумий.

«Цзэмин вернулся», – решил Лю Синь.

Отворив дверь, он удивленно приоткрыл рот, глядя на то, как человек перед ним снимает с головы капюшон.

Глава 50. Рисовое вино

В резиденции главы гильдии царила праздничная атмосфера.

Лепестки зимней вишни кружились под потолком и парили в воздухе, овевая своим ароматом всех, кто находился в главном зале.

Одетые в светлые парчовые одежды с широкими золотыми поясами, все двенадцать глав гильдии сидели каждый за своим столом, наслаждаясь гарпунным танцем^[1]. Танцовщицы, облаченные в наряды из лилового шелка, извивались под звучание флейт и гуциня, изящными движениями подбрасывая вверх золотые гарпуны с нанизанными на них широкими синими лентами. Члены гильдии завороженно следили за красавицами, тихо переговариваясь друг с другом и отпуская комментарии.

За спиной каждого из них были дочери, и лишь одна женщина – первая жена Дун Чжунши – сидела чуть ниже места главы.

На самом же возвышении восседала нынешняя судья гильдии. Одетая в иссиня-черную строгую мантию с высоким воротником, она была единственным темным пятном в этом зале. Ее высокую прическу туго стянули синие нефритовые гребни, а бусины, висящие у висков, не издавали ни малейшего стука – женщина сидела неподвижно, как монолит. Светлыми глазами она неотрывно следила за каждым гостем в зале, не обращая внимания на представление.

Нынешней судьей гильдии была женщина лет тридцати с небольшим.

Простолюдинка по рождению, она не являлась ни выдающейся заклинательницей, ни владелицей богатого дома, ни наследницей обширных земель.

Человек, избранный на место судьи, обязывался полностью посвятить себя служению вольным городам. Главным условием для этой должности было полное отсутствие мирских радостей и забот.

В первые годы основания городов гильдия трещала, словно грозовое небо, разрезаемое вспышками молний. Под властью алчных правителей вольные города едва не погибли в зачатке. Годы споров и неурядиц кончились на очередном совете, где было решено вверить закон и порядок человеку, который будет далек от дележки земель и богатств. Роль судьи гильдии заключалась в урегулировании конфликтных ситуаций и решениях межличностных споров и неурядиц. Строжайшие запреты на присвоение чужих земель, выход за рамки кодекса и превышение полномочий – всем этим занимался судья. Главы городов уже давно бы перерезали друг друга, не будь закон вверен человеку, у которого ничего нет: судье запрещалось иметь дом и собственные земли, чтобы избежать взяточничества. Скованный клятвой на крови перед гильдией, преступи судья это правило – и умер бы в ту же секунду.

Совет единогласно принял это решение, поставив все тринадцать подписей, поскольку каждый из глав городов понимал: они смогут ужиться, только если над ними будет стоять кто-то следящий за исполнением законов и правил.

Дун Чжунши был последним на том совете, кто поставил свою подпись.

Он не высказался прямо, однако вскоре после этого снова созвал всех правителей и объявил: как глава гильдии, он решил взять в жены по одной дочери из каждого правящего клана купцов. Дун Чжунши объяснил это тем, что семейные отношения лишь укрепят положение гильдии. Отказ поставил бы под сомнение честность и открытость перед собратьями, которыми купцы назвали себя в день подписания договора. Сейчас же все главы, оглядываясь на своих дочерей, понимали, что это стало худшим решением в их жизни. Однако с этим ничего нельзя было поделать. Они могли обходить некоторые правила в своих городах, но условия, которые засвидетельствовала судья, не могли быть нарушены.

Свод законов также гласил: если глава более неспособен к управлению и поддержанию порядка в вольном городе, то его место временно занимает судья – до назначения нового главы, которого выберут общим голосованием на совете. А кровное право на наследие еще нужно было подкрепить верностью гильдии.

Главы хоть и делали вид, что наслаждаются танцем, однако время от времени искоса поглядывали в сторону судьи. И все они замерли, когда женщина подняла ладонь. Служанка, стоящая возле нее на коленях, тут же наполнила ее чашу холодным рисовым вином. Мужчины подняли чаши и безмолвно отпили, прикрываясь широкими рукавами, тогда как женщина одним махом опрокинула в себя содержимое, даже не поморщившись.

Помимо красивых танцев и нарядных высокопоставленных особ, здесь было еще кое-что – кровавые пятна на полу тут и там.

Последним, кто присутствовал три дня назад на утреннем суде, был владелец одной из таверн. В голове судьи до сих пор звучали его слова в ответ на ее вердикт.

– Мамаша, а ты не охренела? – усмехнулся Шуя Ганъюн разбитыми в кровь губами, глядя на нее в упор. – Единственные, кого ты должна судить, сидят здесь, в этом зале! Позови сюда Дун Чжунши, пусть поговорит со мной как мужчина!