Итак, я сдал экзамены за 8-й класс, наступило лето, все разъехались кто куда. И как раз в начале лета у меня сняли швы, я обрадовался, однако быстро понял, что рука у меня двигается очень плохо. Сейчас-то я понимаю, что ее нужно было просто грамотно разработать, а тогда я впал в панику и подумал, что больше не смогу играть на барабанах. Да и врачи меня не ободрили, они сказали: «Ну да, она у тебя не будет больше двигаться так, как раньше, поскольку имеет место повреждение сухожилий». Я совсем расстроился, рассказал об этом ребятам и сказал скрепя сердце, чтобы они искали нового барабанщика, потому что я, видимо, играть больше не могу. Фактически на этом наша группа распалась. Мы расстались на каникулы, все куда-то поехали отдыхать: кто на дачу, кто к в деревню, кто в пионерский лагерь.

Мы не виделись все лето, встретились только в сентябре. И однажды кто-то сказал, что в 13-й школе купили новую аппаратуру, настоящие барабаны, гитары, колонки, и там нужен ансамбль. Уже есть гитарист и барабанщик, нет басиста и еще одного гитариста. Гитаристом был как раз тот парень, который выполнял роль нашего музыкального руководителя в самом начале. Мы с Сашей Шуриковым заинтересовались этим, Сашка очень хорошо пел (а нужен был именно поющий гитарист). А я сказал: «Можно, я попробуюсь на бас?». Сыграл, и меня взяли туда басистом. Конечно, это произошло не случайно. Несмотря на то, что своей бас-гитары я не имел, у меня была акустика, на которой я играл дома. И хотя в группе я до этого выполнял роль барабанщика, но вполне мог исполнить что-то и на ритм-гитаре, и на басу. И все лето после травмы я как раз занимался тем, что разучивал басовые партии известных мне песен.

Короче, меня приняли в качестве басиста в новую группу. А там был настоящий бас Yolana Alexis II! И хотя мне не разрешали брать его домой, я был просто в восторге от возможности играть на настоящем инструменте!

Став теперь «официальным» басистом, я продолжил осваивать бас-гитару уже более предметно, разбирая на ней партии композиций для нашего репертуара. Дома своего баса у меня по-прежнему не было, иногда я брал его у своего одноклассника – тот самый инструмент, который ему сделал брат. Когда не было такой возможности, я оставлял четыре струны на акустике и тренировался на ней. Потом приходил на репетицию и пытался сыграть все то, что разобрал дома… В общем, был еще тот геморрой!

Как мы тогда снимали свои партии? Да просто на слух, или кто-то нам мог показать, как играется та или иная песня, в процессе чего мы и учились, совершенствовали свои навыки. К тому же, для нас не было проблем с нотами, с названием аккордов; мы владели нотной грамотой, знали, допустим, что баррэ^[23] на пятом ладу^[24] – это ля мажор и ля минор, на третьем – соль мажор и соль минор и т. д. Мы даже не пользовались упрощенной терминологией названия аккордов типа «крокодил», «звездочка», «большое/малое баррэ», нас это миновало, нам было проще оперировать настоящими названиями.

Никаких самоучителей или иной учебной литературы у нас не было. Чтобы точнее снять на слух, мы вдвое замедляли скорость воспроизведения на магнитофоне (с 19,05 до 9,53) – так становится более понятно, что играть, и особенно это касается баса, т. к. далеко не во всех записях он был на первом плане, а на замедленной скорости его было лучше слышно.

Информационно-публицистической литературы по рок-музыке тоже не существовало. Только в газете «Пионерская правда» иногда печатали вокальную строчку какой-нибудь песни, например, The Beatles «Michelle», и под ней – ноты. Но это было редко, может быть, раз в месяц, и иногда попадалось мне на глаза. О каких-то специальных книгах я тогда ничего не слышал. Чуть позже мы начали выписывать и читать журнал «Ровесник», потому что там на последней странице Артемий Троицкий вел рубрику о рок-музыке. Я прочитал достаточно много его статей; запомнился материал про Deep Purple – он говорил, что их музыка, в частности, песня «Child in Time», имеет антивоенный посыл, призывает к окончанию войны во Вьетнаме. Надо же было вводить моменты актуальной повестки, идеологическую подоплеку, чтобы тебя печатали, ну, а Троицкий всегда умел приспосабливаться к обстоятельствам. Периодически в статьях он, как мне тогда казалось, писал что-то не соответствующее истине, – например, что те же Deep Purple закончились после альбома «Burn», а они вон до сих пор существуют! А журналист Троицкий?

Кроме этого, на радио «Маяк» была такая передача – «Запишите на ваши магнитофоны». Вел ее Виктор Татарский и размеренно, поставленным баритоном говорил: «Добрый день. В эфире – передача „Запишите на ваши магнитофоны“, у микрофона – Виктор Татарский». Передача была получасовая, в течение этого времени звучали песни советских исполнителей и групп; я помню, мне понравилась услышанная там песня «Почтовый ящик» группы «Добры молодцы» – как выяснилось потом, песня Юрия Антонова, и тогда он играл в этой группе. Помню, «Голубые гитары» там звучали – в общем, ВИА были обязательно. Потом шли песни из стран соцлагеря, а в конце программы была как минимум одна песня западных исполнителей. Вспоминается The Rolling Stones. Конечно, для передачи выбрались песни полегче, «попсовее», скажем так – например, у «Роллингов» звучала песня «As Tears Go By», а также я услышал там «Imagine» с одноименного сольного альбома Джона Леннона. И, конечно, все это мы записывали на свои магнитофоны!

Еще мы могли слушать интересную нам музыку по радио «Голос Америки». Но его всегда жутко глушили, а мы это еще и старались тоже записать. Были постоянные помехи, и лишь иногда нам везло – глушили меньше, и нам удавалось записать передачу о рок-музыке – без помех или с очень незначительными. Была такая передача на этом радио – точно время не помню, но, допустим, в субботу, в 21:30 – звучал голос: «У микрофона – Билл Макгуайр!». И шла часовая или полуторачасовая передача. Там я в 1973 году впервые услышал Grand Fank Railroad «We’re An American Band» – не очень ее тогда заглушили, и я очень проникся и этой песней, и вообще группой.

Вот из таких источников мы в то время черпали информацию, и лишь в дальнейшем появилась какая-то литература. Иногда можно было прочесть музыкальные статьи в журнале «Америка»^[25]. Иногда он продавался в киосках в аэропорту типа дьюти-фри. Еще его можно приобрести в магазине «Березка», и в нем мы тоже находили иногда статьи о рок-группах.

Конечно, никаких видео о наших любимых музыкантах тогда тоже не было. Как-то во внуковском ДК транслировали фильм «Спорт, спорт, спорт»^[26], и там в одном очень коротком эпизоде показывали «Битлз». Но когда мы с друзьями пришли на сеанс, в этом фрагменте киномеханик просто закрыл рукой проектор. Такой свист стоял! Но мы в итоге их так и не увидели.

Примерно тогда же я услышал о мультфильме Yellow Submarine^[27]. Тогда я его не смотрел, хотя знал, что где-то в Москве он идет в кинотеатрах. Потом, уже в зрелые годы, начал смотреть и до конца не осилил… как говорят, не зашло. Наверное, всему свое время, да и жанр у него достаточно специфический.

Кстати, забегая вперед, скажу, что на видео я увидел «Битлз» впервые, наверное, с появлением видеомагнитофонов у кого-то из моих друзей, в самом начале 80-х (у меня видеомагнитофон появился попозже, году в 86-м). По-моему, это было выступление на шоу Эда Салливана в США. Ну, конечно, было очень волнительно, но все-таки к этому моменту прошло уже много лет после того, как я впервые услышал их на записях, да и к тому времени у меня появились другие кумиры… Так что, как говорится, в обморок от счастья я не упал.

А беспрецедентную истерическую реакцию зрителей на «Битлз» я прочувствовал еще раньше, когда в середине 70-х вышел их концертный альбом, где, кроме криков фанаток, вообще ничего нельзя было разобрать, поэтому с музыкальной точки зрения на меня он впечатления не произвел.

Сначала у нас у всех были исключительно катушечные магнитофоны, и переписать нужную музыку можно было лишь с одного магнитофона на другой. Никаких студий звукозаписи тогда не существовало, по крайней мере, во Внуково об этом я ничего не знал. Когда мы узнавали, что у кого-то появились интересные записи, то либо меняли их на что-то, либо просили переписать и делали это, притащив магнитофон один к другому, а они были очень объемные. Правда, уже в 1973 году у меня и моих одноклассников появились кассетные магнитофоны, и первое, что я записал на таком, – это уже сборник именно тяжелого рока – Deep Purple, Led Zeppelin. Тогда же я открыл для себя и Grand Funk Railroad, а вот The Rolling Stones лично у меня как-то не «прижились».

Эти группы были у меня и на катушках: как сейчас помню бобину, на одной стороне которой был записан альбом Deep Purple «Machine Нead», а на другой – альбом Grand Funk Railroad под названием «Phoenix». Я все время метался между этими двумя альбомами, они совершенно разные, но нравились мне одинаково и были тогда моими фаворитами. На другой бобине у меня были песни с первых двух альбомов Black Sabbath – «Iron Man», «Electric Funeral» и др., и на второй стороне был Alice Cooper – но его имя я узнал позже, а тогда это был для меня «неизвестный артист, который поет скрипучим голосом».

С появлением кассетников стало удобно ходить гулять с магнитофоном – идешь, постоянно держишь его в согнутой руке, и из него звучит любимая музыка. Кстати, с появлением в моей жизни более тяжелой музыки The Bеаtles продолжали быть для меня любимой группой.

Сразу скажу, что и позже, во времена студенчества и «Волшебных сумерек», партии Grand Funk Railroad, Uriah Heep, Deep Purple, Black Sabbath мы снимали также исключительно на слух, с магнитофона, никаких нот не существовало, а если и попадались, то обычно – из тех, что мне довелось видеть, – это были клавиры с текстом и нотной строчкой. А первый самоучитель по игре на бас-гитаре я увидел уже после окончания института, посмотрел его и закрыл.

Hell's Angels, 1973 г.

Итак, осенью 1973 года мы начали играть в 13-й школе в новом составе. Репертуар у нас стал чуть более продвинутый. Мы, конечно, оставались верны The Beatles, играли «Lady Madonna», «Don’t Let Me Down», «And I Love Her», «Birthday» и другие известные их песни. По-прежнему в репертуаре были и песни неизвестных нам авторов. Помню, что уже начали пытаться играть Deep Purple – их «Into the Fire» на ура проходила на танцах! И вот в этом составе мы уже придумали название своей группе. Я не помню, кто это предложил, но ничего круче, как нам тогда казалось, придумать было нельзя! Мы назвались Hеll’s Angels – «Ангелы ада». Скромненько так! Мы тогда понятия не имели, что это байкерский клуб, организация, просто кому-то понравилось это где-то услышанное название. Но просуществовали под таким названием мы недолго – около полугода, до начала 1974-го. Поскольку несколько участников группы были не из этой школы, люди, которые там учились и тоже хотели играть, нажаловались учителям и людям, отвечающим за аппаратуру и дающим разрешение играть на танцах, и нас в итоге попросили уйти, сказали, что там будут играть исключительно ученики 13-й школы. Таким образом, внуковские Hell’s Angels быстро прекратили свое существование.