Все в этом деле казалось каким-то надуманным, напускным, как хорошо отрепетированный спектакль. Анонимная записка под дверью и, к радости Эйдана, пачка денег. Его контора и так была не самым популярным местом, а уж накануне матушкиных именин дыра в кармане стала особенно глубокой. Эйдан был бы рад отвертеться от праздничного ужина с расспросами о даме сердца, отправив вместо себя наспех запакованный подарок и записку: «Увы и ах, дорогие мои, застрял в конторе, никак не могу вырваться. Целую, обнимаю, ваш Э.».

При мысли о даме сердца ему вдруг представилось серьезное лицо мисс Эмили Уайтли. Она явно не принадлежала этому месту, кругу чванливых аристократов. Тогда что же она делала здесь, в роскошном замке, на окраине Йоркшира? Конечно, Эйдан не думал, что крошка Эмили, в слишком большом халате и слишком больших для ее миловидного лица очках, была отравительницей, хоть яд и считался оружием женщин. Нет, проступало в ней что-то наивное, настоящее. Возможно, единственно настоящее в этом «фальшивом» деле.

Эйдан бросил пиджак на спинку кресла – в замке стояла жара, как в тропиках, – оставшись в единственной приличной рубашке и шерстяных брюках, а затем прошелся по коридору. Похоже, загадочный лорд Уинтерборн обожал Рождество, коль скоро вырядил в него замок уже в начале осени. Спешно минуя холл, Эйдан успел заметить многочисленные гирлянды из омелы, остролиста и падуба, увивающие каждый свободный дюйм, каждую незанятую поверхность. Между листьями виднелись оплывшие свечи – уже потушенные или еще не зажженные. И всюду, куда ни глянь, царила идеальная чистота, пахнущая воском и полиролью «Пакстона».

Комната не вполне покойного критика, «персидская спальня», как назвал ее проныра-дворецкий, тоже была украшена: венок из омелы над камином, пара гирлянд под самым потолком. Эйдан на всякий случай отщипнул лист омелы – отравитель мог пропитать его ядом.

Ничуть не запыхавшись, в персидскую спальню влетел дворецкий. За его спиной маячил приземистый полноватый человек с новеньким чемоданчиком и смешным моноклем. Он, не в пример дворецкому, чуть не согнулся пополам, пытаясь отдышаться.

– Ваш багаж прибыл, мистер Стокетт, – доложил дворецкий. – Я велел приготовить вам розовую комнату, в западном крыле, по соседству с дамами. Надеюсь, вы не против?

– Главное, чтобы дамы были не против.

– Разумеется. Я полагаюсь на вашу порядочность.

– Счастлив это слышать.

– Это – доктор Фест, – дворецкий отступил, пропуская вперед человека в монокле. Тот поставил чемоданчик на пол и сразу приступил к осмотру, не удосужившись поприветствовать Эйдана.

– Вы ведь не против моего присутствия? – осведомился дворецкий.

– Ничуть.

– Я должен убедиться, что наш дорогой гость в… – он замялся, подбирая слова, – в относительном порядке, и доложить об этом его светлости.

– Я бы хотел побеседовать с лордом, – Эйдан решил пойти ва-банк.

– Боюсь, это невозможно. Его светлости нездоровится.

Записка, которую оставили на пороге конторы Эйдана, была отпечатана на машинке и содержала лишь адрес да короткое приглашение: «Возможно, для вас найдется работа». Мог ли лорд Уинтерборн самолично прислать ее? Или это сделал отравитель в надежде сбить с толку? А может… Эйдан усилием воли остановил поток вопросов в голове. Решать проблемы лучше всего по мере их возникновения. Это он усвоил еще во время службы в Скотленд-Ярде.

– Господа, боюсь, у меня не слишком хорошие новости. – Голос оказался под стать доктору – визгливый и звонкий. – Ох, где же мои манеры! – спохватился он и протянул Эйдану мягкую и чуть влажную ладонь.

– Мистер Кроу выживет? – участливо поинтересовался дворецкий.

– Если мы доставим его в больницу, возможно. У него весьма сильный и здоровый организм.

– Я позову лакеев, и мы отнесем его вниз. – Не медля ни секунды, дворецкий выбежал в коридор, оставив Эйдана наедине с доктором Фестом. Тот продолжил рассуждать вслух, не замечая ничего вокруг:

– Интересно, где он мог отравиться…

«Скорее, кто мог отравить его», – подумал Эйдан, но озвучил иное:

– Значит, все-таки яд?

– Я затрудняюсь сказать, какой именно. Симптомы похожи на ботулизм, но я должен убедиться. – Доктор протер монокль рукавом и вставил обратно, продолжая следить за пациентом. – Холодная кожа, слабый пульс… легкие едва справляются.

– Как вы считаете, когда это произошло? – Эйдан обошел доктора и тоже пригляделся к неподвижному телу. Неудивительно, что поначалу он решил, будто мистер Кроу мертв.

– Поздним вечером или даже ночью… Ботулизм, если, конечно, я прав, развивается быстро. Но если бы на кухне что-то пошло не так… – Доктор оглянулся, словно боялся, что миссис Тилли услышит его. – Отравились бы и другие.

Внезапно рука еще-не-покойного дернулась. Доктор Фест взвизгнул и схватился за сердце. Эйдан подошел ближе – губы мистера Кроу едва заметно шевелились. Наклонившись, Эйдан приблизил правое ухо.

– Кр… кру… вр… ги… – прохрипел мистер Кроу. – Круг… вра… ги…

– Что? Что он пытается сказать? – Пугливый доктор справился с собой и присел на край кровати. Его лицо почти столкнулось с лицом Эйдана.

– К… ва… – на этом силы мистера Кроу иссякли, и он вновь отключился.

– Ква? – переспросил доктор.

– Ква, – серьезно подтвердил Эйдан, заглянув в монокль. Неважно, кому предназначалось сообщение, оно попало в нужное ухо, и вовсе необязательно, чтобы другие понимали его суть.

Снаружи раздался топот, и в комнату, возглавляемые дворецким, ворвались двое лакеев. Они на миг застыли в дверях, увидев, как доктор и сыщик склонили головы над телом пострадавшего критика.

– Что здесь происходит? – поинтересовался дворецкий и дал отмашку лакеям. Те ловко подхватили критика и понесли на выход, как был, в одном исподнем.

– Что же вы делаете, бестолочи?! – прокричал дворецкий им вслед. – На улице ведь уже не лето!

Но было уже поздно.

– Ладно, полагаю, мистер Стайн одолжит мистеру Кроу свое пальто.

– Вы можете взять мое, если нужно, – предложил Эйдан.

– Это так благородно с вашей стороны.

– Ну что вы.

– Он говорил… – прошептал доктор Фест, о котором в этой суматохе все позабыли.

– И что же сказал мистер Кроу? – дворецкий приподнял бровь.

– Ква.

– Ква?

От Эйдана не укрылось, как глаза дворецкого расширились. Похоже, это нелепое слово имело для него особое значение. Заметив пристальное внимание к своей персоне, дворецкий мгновенно оправился.

– Мистер Стайн вызвался отвезти вас, доктор Фест, и своего тестя на автомобиле. Так будет быстрее.

– Тестя? – удивился Эйдан.

– Мистер Кроу прибыл к его светлости в компании своего зятя. Они оба в числе приглашенных.

– Что ж, это любопытно… – Эйдан побарабанил пальцами по подбородку.

Доктор Фест подхватил чемоданчик, содержимым которого так и не воспользовался, откланялся и поспешил за лакеями.

– Мистер…

– Клоксон.

– Простите, я плохо запоминаю имена. Мистер Клоксон, я попрошу вас собрать всех, кто есть в доме, перед завтраком. Я должен сделать объявление.

– Если вам будет угодно. Через полчаса, в библиотеке. – Дворецкий замер на пороге, вытянув руку. – Прошу за мной, я провожу вас в комнату. Не забудьте свои вещи.

Утренняя настороженная тишина во всем замке сменилась привычными звуками пробуждения. Где-то хлопали двери, внизу, в холле, туда-сюда сновали слуги. Эйдан отметил, что кто-то зажег свечи в гирляндах из остролиста. Из кухни, которая, вероятно, располагалась на первом этаже, тянулись ароматы жареной дичи, печеного картофеля и модного нынче во всех кондитерских Лондона яблочного пирога. Пустой желудок требовательно напомнил о себе.

– Так, значит, ква? – Эйдан завел разговор, чтобы отвлечься от ноющего чувства голода.

– Ква? – дворецкий словно не понял, о чем идет речь.

– Так сказал критик. Что он имел в виду?

– Ах, это… – Остановившись у розовой двери с причудливой резьбой, дворецкий толкнул ее. – Я пока не уверен, но, кажется, пропала одна из лягушек коллекции его светлости, но вряд ли мистер Кроу мог знать об этом. Прошу вас.

Эйдан шагнул внутрь и огляделся – комната и вправду была розовой. Потрепанный саквояж дожидался хозяина рядом с кроватью под нежно-розовым балдахином, а на каминной полке – о, счастье! – дымилась чашка горячего пунша. Все-таки в Гарден Холле умели принимать гостей. Даже тех, кого не ожидали увидеть.

– Коллекция лягушек? Какое… необычное увлечение.

– Его светлость служил в Африке и там проникся… любовью к природе. А теперь прошу меня извинить, я должен проследить за приготовлениями к завтраку. – Не дожидаясь ответа, дворецкий прикрыл за собой дверь и растворился в утренней суете.

Глоток горячего пунша почти заставил Эйдана уверовать в волшебную силу Рождества. Мысли чудесным образом прояснились, а желудок наконец утихомирился, как минимум до ланча. Из окна открывался изумительный вид. На стекле блестели капли недавно прошедшего дождя. Солнце успело скрыться за тучами, и по-осеннему желтый свет робко пробивал себе дорогу сквозь них. В шумном и многолюдном Лондоне чертовски не хватало этого провинциального умиротворения. Все в этом месте казалось Эйдану таким далеким от его привычного бурлящего и искрящего мира. Спокойным, плавным, степенным.

Если не считать одной детали. Доктор не обратил внимания на крошечный ровный порез на указательном пальце критика.

Слова, которые могли стать для него последними, звучали в духе классических детективов.

– Кругом враги, – задумчиво повторил Эйдан, глядя на застывшую во времени славную деревушку.

Дело о пропавшей книге

Эмили спустилась в библиотеку в назначенный час. Эта комната нравилась ей больше прочих.

Коллекция лорда Уинтерборна впечатляла глаз и будоражила воображение. Книжные шкафы тянулись от пола до потолка и занимали все немалое пространство комнаты, за исключением разве что камина, который нынче преобразился в настоящий алтарь Рождества, увитый гирляндами и еловыми веточками. Пестрые корешки книг выглядывали с полок вразнобой, без какой-либо системы, будто стремились показать себя: «Я здесь, дотронься до меня, открой мои миры!» Но в этом хаосе, в этом торжестве цвета была особая прелесть.

И запах в библиотеке стоял особенный. Так пахли сокровища из маминого сундука: горстка монет, свечной воск, обрезки тончайшего кружева, фотография с пожелтевшими уголками. Так пахли воспоминания о детстве.

В камине резвился огонь, вокруг него важно расположились пухлые колченогие кресла, а в дальнем углу возвышалась величественная ель. Эмили наблюдала, как накануне мистер Клоксон и трое его сподручных водружали ее, точно на постамент, а после горничные, весело напевая, развешивали банты из атласных лент, стеклянные шары, орехи и конфеты в блестящих обертках. Словом все, что нашлось в закромах. Поначалу Эмили удивлялась такому убранству замка, хотя прочие гости, похоже, давно привыкли к чудачествам лорда, но Рождество было ее любимым праздником. К тому же на него приходился и ее собственный день рождения, а потому в их маленькой семье к Рождеству всегда относились с особенным трепетом.