Спустя девяносто лет (страница 7)
У них прямо мурашки по спине забегали. Те, кто лежал на боку, перелегли на живот, а кто лежал на животе, перелегли на бок.
Все призадумались.
– Я думаю, братцы, – сказал староста Пурко и ещё поковырял землю, – стоит ещё раз попробовать найти хоть какого мельника…
– Куда там! – перебил дядя Мирко. – Какого мельника, бог с тобой! Никто не пойдёт ни за какие коврижки!
– Я, право слово, не знаю… – сказал Чебо, – только, мне кажется, мы могли бы и сами там переночевать…
– Нет уж, я не пойду, – отозвался Видое Джилас, – хоть бы пришлось теперь в ступе зерно молоть!
– Да, сынок, я тоже, – согласился дядя Мирко, – хоть бы пришлось питаться одной кукурузой.
– А давайте позовём попа, – сказал Срджан, – пусть прочитает там что-нибудь…
– Так читал он уже, Срджан, читал, – ответил Пурко и дёрнул ногой, – но всё без толку.
– Я думаю, люди, – сказал дядя Мирко, – надо нам построить новую мельницу. Ручьёв у нас, слава богу, хватает, есть где строить.
– А с этой что? – спросил Джилас.
– Так уголёк кинем! – сказал дядя Мирко.
– Пожалуй, так оно и лучше, чем всем без хлеба сидеть… – добавил Пурко.
– Узнаю старосту! – усмехнулся Чебо.
– Не мели чепухи! – оборвал его дядя Мирко и поднялся.
– Да брось, Мирко! – сказал Срджан. – Кто сеет соль, у того саранчи не будет.
– А ты растягивал балку, да, Срджан? – издевается Чебо.
– Успокойтесь, люди! – кричит Пурко, видя, что назревает свара.
– Если ты и растягивал балку, – говорит дядя Мирко, – ты хотя бы не прыгал в поярок, как Джилас.
– Если я и прыгал, – язвительно ответил Джилас, – я хоть не пихал орехи вилами на чердак, как ты, дядя!
– Ты с кем разговариваешь! – возмутился дядя Мирко.
Все повскакали на ноги.
Староста стал их успокаивать:
– Люди, хватит вам!.. Ну же, успокойтесь, давайте поговорим по-людски!..
Куда там! Слово за слово, оскорбляли они друг друга, оскорбляли, пока Джилас Чебо подзатыльник не дал.
В мгновение ока началась драка. Все похватали что под руку попалось и давай молотить! Только и слышно: «Ах ты, Чебо!.. А ну, постой, Мирко!.. Держись, Срджан!.. Сюда, староста!..»
Так и дрались, пока самим не надоело, а там разошлись кто куда. Кто без шапки, кто прихрамывает, кто рёбра ощупывает.
Староста пошёл домой умываться, потому что у него всё лицо было исцарапано.
Так закончилась эта встреча зарожан.
* * *
Рано утром на Петров день, ещё до восхода солнца, Страхиня сидел возле Змаевца, самого холодного источника во всей Овчине, что прямо у дороги ниже дома Живана. Присел отдохнуть немного и покурить, а там уж пойдёт дальше. Собрался куда-то. За поясом у него два пистолета и большой нож. Сумку и куртку положил рядом с собой на землю.
Только он трубку закурил, а тут сверху Радойка с кувшинами. Вышла по воду. Увидев Страхиню, она вздрогнула и неуверенно заозиралась.
– А, это ты, Радойка!.. – сказал Страхиня, затем встал и перекинул сумку и куртку через плечо.
– А ты куда так рано? – спросила Радойка тихо и подавленно.
– Я и сам не знаю, – ответил Страхиня и пожал плечами.
– Как ты, бедный, в тот раз живой остался?
– Еле-еле… А ты? – робко спросил Страхиня.
– И не спрашивай!.. – сказала Радойка и заплакала.
– Ох уж этот мерзавец… – начал было Страхиня, но только рукой махнул.
– Мне теперь прямо жизни нет… – продолжала Радойка сквозь слёзы.
– Мне тоже!.. – согласился Страхиня… – Пойду по белу свету, а там как бог даст!
– Куда же ты пойдёшь? – спросила Радойка и посмотрела на него.
– Неважно… Поеду в Посавину…[23]
– Везёт тебе!.. А что же мне делать, бедняжке!
– Что поделаешь, терпи! Должно быть, и этому несчастью конец придёт.
– Если бы ты хоть рядом был… Мне было бы легче хоть видеть тебя иногда…
– Куда там, Радойка!.. Я люблю тебя больше жизни… Но что поделать? Этот тиран не позволяет нам пожениться. Дядя Средое мне всё рассказал. Теперь об этом и заикаться нельзя. Я всё обдумал. Делать нечего, Радойка! Надо мне уйти отсюда… По крайней мере, пока ты не выйдешь замуж… А там будь что будет.
– И ты правда хочешь уйти?
– Ей-богу, Радойка, правда.
– А твой дом?
– Я заколотил дом намертво. Лучше пусть зарастёт бузиной и крапивой, раз я не могу в нём быть счастлив! – резко сказал Страхиня.
– Ох, несчастная я! – сказала Радойка и, помолчав некоторое время, добавила: – Раз уж ты собрался уйти, не уходи хоть далеко! Можешь вот в Зарожье остаться. У тебя там, слава богу, и знакомые есть, и родня… Тётя Мирьяна тебе, кажется, бабушка по матери, она же оттуда…
– Всё так, Радойка, но я правда не могу… Хочу подальше уехать!
Наконец Радойка начала умолять его не уезжать или хотя бы не так далеко. Всё зря! Раз Страхиня решил, его уже никак не убедить и не отговорить.
Радойка расплакалась как никогда прежде, ругала и Страхиню, и Живана; сказала, что может и вовсе замуж не пойдёт, раз ей не суждено за него выйти; попрощалась с ним, зачерпнула воды и вся в слезах пошла домой…
Страхиня вздохнул, разжёг получше трубку, выпустил два-три густых облачка дыма и пошёл по тропинке вниз, часто оглядываясь вслед Радойке, пока она совсем не скрылась в саду.
Чем дальше Страхиня уходил, тем труднее ему становилось. Иногда так что-то в горле сжимается, прямо душит. Чувствует, что слёзы на глаза наворачиваются, сам от этого злится и морщится. Трубку выкурил быстрее обычного, так что нехотя полез за пояс и поскорее набил следующую…
На вершине Голого холма он ненадолго остановился и посмотрел вниз на Овчину. Виден Живанов дом, пристройки, роща, а выше луг. Кажется ему, вышел кто-то из дома… Радойка, кто бы другой. Кажется ему, видно, что всё ещё плачет… Потом он посмотрел немного ниже. Виден тот лужок, куда Радойка часто выгоняла овец пастись, где они встречались и болтали. Чуть выше на холмике виден его дом; отсюда кажется, что он не больше гриба. Рядом небольшое поле, огородик, лужок. Всё ухоженное.
Страхиня ещё в детстве остался сиротой, без отца и матери. Правда, у него были ещё дальние родственники в Овчине и Зарожье, но никто не захотел взять его к себе или ещё как-то позаботиться. Только тётка Мирьяна расспрашивала иногда о нём и как-то раз подарила ему носки… Страхиня с самого детства работал в чужих домах. Сначала в Овчине у хозяев, какие получше, пока немного подрос и окреп. Потом пошёл учиться ремеслу. Вместе с мастерами из Осата[24] прошёл весь путь до Посавины, строил там дома, ваяты и другие постройки для местных богатеев. Заработав таким образом немного денег, он вернулся в Овчину к небольшому кусочку земли, что остался ему от отца. Старую развалюху он снёс и выстроил себе домик, где и жил как трудолюбивый и скромный бедняк…
Теперь всё останется без хозяина. Придёт деревенский скот, разорит маленькое поле и вытопчет огородик. Новый домик зарастёт сорняками, а белая дранка на крыше покроется мхом.
Страхиня вздохнул, опять у него горло перехватило; он сделал ещё две-три затяжки и поспешил вниз, к Зарожью. Перевалил через Голый холм. Перед ним потянулись глубокие зарожские ущелья: сплошь кустарники и голые скалы, редко где виднеются поля, а жильё и того реже.
Дорога шла прямо через центр Зарожья, мимо дома старосты. Страхиня невольно подумал, что неплохо бы навестить Пурко и ещё нескольких знакомых и попрощаться с ними. Кто знает, когда ещё увидятся. Эти люди его очень зауважали с тех пор, как он вернулся с Посавины. Вообще-то, Страхиню все любили и в Овчине (кроме Живана и, может, ещё нескольких), и в близлежащих деревнях. Только что некоторые его упрекали, что он столько смолит табак, а ведь ещё молодой совсем.
Тогда табак очень редко курили; лишь изредка можно было увидеть кого с чубуком в зубах, да и то только людей постарше, а молодых – никогда.
Страхиня снова оглянулся. Овчина уже совсем скрылась из виду.
* * *
В обед собрались под тем ореховым деревом перед домом Пурко дядя Мирко, Чебо, Срджан, Джилас и другие видные люди из деревни. Кто сидит на траве, кто стоит. Они мало говорят друг с другом, зато часто друг на друга косятся. Им как будто стыдно, что предыдущая встреча в Иванов день закончилась так, как закончилась. Да и староста Пурко что-то медлит. Люди давно собрались, а он до сих пор из дома не выходил. Вот наконец и он – вынес полный кувшин[25] ракии.
– Где тебя носит, добрый человек? – спросил его дядя Мирко.
– Да это… Знаешь… По хозяйству… – принялся заикаться староста Пурко, как человек, которому хочется увильнуть от неприятной темы, и просто протянул кувшин Мирко. – Ну, давай скажи здравицу!
– Ну что, братцы, хорошего нам дня, хорошей работы и хорошей встречи! – сказал дядя Мирко и отпил из кувшина.
Пурко покамест поинтересовался здоровьем Чебо, Срджана, Джиласа и остальных.
Они все делают вид, что они тут и ни при чём, не было ничего.
– Давай ты, Чебо! – сказал дядя Мирко, передавая ему кувшин.
И Чебо сказал несколько слов, сделал добрый глоток и передал ракию Срджану, Срджан – Джиласу, тот – ближайшему соседу, и так кувшин переходил из рук в руки.
Когда все пригубили по глотку и последний поставил пустой кувшин на землю, староста Пурко начал:
– Что ж, мы с вами, люди, часто собирались. Частенько, бывало, и ссорились…
– А бывало, и дрались, – медленно добавил Джилас.
– Только никогда ещё мы не расставались так враждебно, – продолжил Пурко, сделав вид, что не слышал Джиласа, – как давеча на Иванов день.
– Оставь это, староста, бог с тобой! – оборвал его дядя Мирко. – Было да прошло! Что ты начинаешь?
– Да я только хотел сказать… – начал староста.
– Да оставь ты! – влез Джилас. – Все мы живые люди, можем и поругаться иногда, и подраться! Что поделать!
– Да, да!.. Правильно!.. Брось, староста, оставь! – закричали все в один голос.
Староста помолчал немного, потом говорит:
– Так что скажете, люди? Будем искать мельника или построим ещё одну мельницу?
– Ох, опять эта проклятая мельница! – проворчал кто-то.
– Давайте построим новую! – говорит дядя Мирко.
– Да ну, давайте поищем мельника! – говорит Срджан.
– Давайте сами охранять! – кричит Чебо.
– Да ну!.. Давайте эту сломаем! – орёт Джилас.
– Давайте так! – кричат одни.
– Давайте эдак! – орут другие.
– Спокойно, братцы, тихо! – успокаивает их староста.
– Что спокойно? – визжит дядя Мирко, аж покраснел весь. – В эту уголёк кинем! И построим новую!
– Сам строй! – кричат ему в ответ. – Какой тебе уголёк?
– Дядя Мирко дело говорит! – орут другие.
– Но люди, братцы!.. – увещевает староста.
Поднялся шум. Уже непонятно кто что говорит. Староста машет руками, бегает от одного к другому, успокаивает их…
Тут на дороге показался какой-то человек. Спешит вниз с сумкой через плечо.
– Кто бы это мог быть? – спросил староста.
Все задумались и посмотрели на дорогу, ведущую с холма.
– Мне кажется, это Страхиня, – сказал Чебо.
– Какой Страхиня? – спросил дядя Мирко.
– Ну наш из Овчины! – сказал Чебо.
– Да, точно он! – согласился Джилас.
– Что ему нужно в Зарожье? – спросил кто-то.
– Ну, слава богу, есть у него тут, к кому и в гости зайти!.. – сказал староста.
Тут Страхиня как раз подошёл к воротам дома Пурко.
– Страхиня, братец! – подозвал его староста. – Какими судьбами? Заходи, посиди с нами маленько!
– Заходи, Страхиня! – воскликнул и Чебо.
– Заходи, братец, заходи!.. – поддержали их остальные.
– Отдохни! – добавил староста.
Страхиня уже зашёл в ворота и поздоровался:
– Бог в помощь!
– Давай, Страхиня, выпей немного! – сказал Срджан и протянул ему кувшин. – Ты, наверное, устал.