– Одевайся, – бросает он, швыряя мне свою одежду и чужие ботинки.

Я замираю.

– Чего уставилась? – его голос опасно низкий. – У тебя сорок секунд. Или убью.

Еще никогда я не одевалась так быстро!

Сорок секунд! Кажется, что это всего мгновенье, а на самом деле так много! Я цепляю на себя его рубашку и тяжелую куртку, которые пахнут кровью, затем натягиваю слишком длинные для меня штаны и ботинки, которые кажутся неподъемными.

На сороковой секунде я спотыкаюсь, врезаюсь в этого бывшего пленника, но он лишь грубо толкает меня в сторону леса. Бескрайнего заснеженного леса!

Здесь быстро смеркалось…

– Не пытайся сбежать. Не доживешь здесь и до утра. Иди за мной.

Мы углубляемся в лес. Камаль идет быстро, его глаза постоянно скользят по сторонам, словно он ждет погони. Он напряжен, его пальцы не отпускают оружие и ему все равно, что он идет по снегу без верхней одежды. Этот мужчина разучился чувствовать, не иначе!

Вскоре я вижу что-то похожее на землянку. Маленькое, припорошенное снегом место, скрытое от посторонних глаз. В сумерках его даже не заметно, но я понимаю, что Камаль хорошо знает эти места в Лондоне, словно он все четыре года мечтал оказаться здесь, мечтал сбежать! Или с самого начала планировал ринуться сюда, скрываясь от врагов… но что-то пошло не так…

Он наклоняется, расчищая вход голыми руками. Быстро, как зверь. Внутри темно и сыро, из вещей только лопата и фонарь, но самое страшное – там есть глубокая яма, вход в которую он откапывает за считанные минуты.

– Лезь, – коротко бросает он.

– Что?!

Я замираю, отступая назад.

– В яму. Сейчас же.

– З-зачем?

– Не прикидывайся дурой. Если полезу я, ты сбежишь. Лезь и не задавай вопросов, – его пальцы ложатся на курок, и я вздрагиваю.

Меня трясет. Я медленно подхожу к краю и заглядываю вниз. Там под лестницей темно и сыро, но умирать тоже не хочется.

– Там будет сейф, – поясняет быстро, передавая мне в руки тяжелый фонарь. – В нем деньги, документы, компас и оружие. Забираешь и возвращаешься назад. У тебя две минуты. Пошла.

Он называет код из восьми цифр. Я спускаюсь в яму, сердце колотится в висках.

Пол под ногами твердый. Я присаживаюсь на корточки, пытаясь рассмотреть, что там. На ощупь мои пальцы натыкаются на сейф, после введения кода я нахожу внутри плотную сумку.

– Деньги, документы, компас и оружие… – бормочу себе под нос.

Дрожащими руками открываю сумку.

Толстые перевязанные пачки денег есть. Компас есть. Мешок с оружием и патронами есть. И документы… Я судорожно перебираю их, пока один паспорт не выпадает на землю лицевой стороной вверх.

Оттуда на меня смотрит молодая девушка с кудрявыми волосами. Кажется… кажется, мы с ней чем-то похожи, и не только волосами. У нее горячая внешность. И она настоящая красавица.

Я переворачиваю следующий документ. Детский. На фото – девочка лет двух. Тоже кудрявая.

Третий документ – на Камаля, только с другим именем.

Я понимаю, что Камаль готовился к побегу или к инсценировке смерти – неважно! Важно, что не один…

А еще он не собирался проводить в плену четыре года. Явно не собирался.

– Нашла? – слышу его напряженный голос сверху.

– Да… – шепчу шокированно.

– Вылезай. Бегом.

Я резко поднимаю голову вверх. Камаль стоит на краю ямы с лопатой в руках, и я отчаянно хочу понять: от кого или чего он бежал? Кому он перешел дорогу? За что жестоко поплатился?..

Когда я выбираюсь, Камаль забывает обо мне. Он опускается на землю и начинает проверять содержимое – перебирает паспорта, вставляет патроны в оружие…

– Я видела документы на девочку… ей два года…

Камаль застывает.

Его кадык дергается, и я вижу трещину в его броне…

– Ей уже шесть.

– Это ваша дочь?.. – осмеливаюсь спросить.

– Не моя.

Не моя.

Он выдавливает это так, словно в эту минуту сгорает дотла.

Я не знаю, кого он потерял.

Но я знаю одно: в той жизни он был человеком.

Я стою сзади. В висках звенит пульс, и я понимаю: я здесь лишняя. Помеха. Я свидетель того, что этот пленник с фальшивыми паспортами жив. И эти патроны, чует мое сердце, он готовит для меня.

Поэтому я не придумываю ничего лучше, чем перехватить увесистый фонарь в своих руках и со всей силы оглушить по голове этого мужчину.

Глухой стук.

Мой крик.

И Камаль оседает на локти, а я, задыхаясь от ужаса, бросаюсь прочь…

Снег. Ледяной воздух. Ветви хлещут по лицу, сбивают дыхание. Я бегу, не чувствуя ног, не видя дороги. Главное – прочь, прочь, прочь!

– Черт!..

Я резко останавливаюсь. Пытаюсь отдышаться.

Застыв на снегу – в его штанах, в его куртке, в его кровавой рубашке – я не могу сделать больше ни шага. Казалось бы – путь свободен. Беги, Ева. Вернись за братом, а Камаль… с ним будь, что будет.

Но нет…

Я разворачиваюсь и бреду обратно.

– Я так не могу… – мой голос становится громче и громче. – Я так не могу!!!

Вернувшись в землянку, я с содроганием бросаюсь к лежащему телу.

Камаль лежит без движения, его грудь еле заметно поднимается, а рядом валяется чертов фонарь, которым я только что разбила его голову.

Нужно бежать, но я не бегу.

На глаза наворачиваются слезы. Если этого Камаля найдут, его снова посадят на цепи. Если не найдут, его загрызут дикие звери.

Без меня он умрет.

Как и я без него – я это отчетливо понимаю!

– Я вас так долго откармливала, что просто не смогла… не смогла бросить вас за растерзание зверям! А если вас снова посадят на цепь, – я с ужасом распахиваю глаза. – Я же не смогу спокойно жить, зная, что загубила вашу жизнь…

Я хватаю его за лицо, покрытое шрамами, и трясу, но он не двигается.

– Камаль… – всхлипываю тихонько. – Уже темнеет, и я боюсь… мне страшно…

Он резко открывает глаза. Так резко, что я не успеваю испугаться.

Рывок.

Я не успеваю ни вдохнуть, ни закричать.

Его руки вылетают вперед, ловят меня за горло и валят на землю.

– А-а-а!

Мир переворачивается, я ударяюсь спиной о твердый пол, а Камаль нависает надо мной – громадный, тяжелый, дышащий яростью.

– Черт… – шипит он, горячее дыхание обжигает кожу. Вокруг сумеречная темнота. Я почти не вижу его лицо, только силуэт – темный, страшный, бесконтрольный.

Я истошно кричу.

А еще пугаюсь и бью его, царапаюсь и кусаюсь, пока он не вжимает меня в землю, оседлав и навалившись всем телом. Его пальцы сжимают мои запястья, тело подавляет, подминает меня под себя.

– Ты меня оглушила!

– Но я вернулась! – мой голос срывается на истерику.

– Если бы не вернулась… я бы тебя убил.

Резкая боль накрывает щеки и губы. Он впивается в них пальцами, и перед глазами мелькают белые вспышки. Боль жгучая. Я не могу выдавить ни звука. На глазах тут же выступают слезы. Я вижу: он едва сдерживается, чтобы не ударить меня.

– В прошлой жизни я не бил женщин. В этой – все зависит от тебя, Ева. Не заставляй меня. Не надо. Я не хочу быть таким, как они…

Я киваю, молча глотая слезы.

Больше ничего не могу. Тело задеревенело, язык провалился. Я не спрашиваю, про кого именно он говорит. Сердце громко гремит в ушах.

Когда он поднимается с меня, я начинаю задыхаться от всхлипов.

– Встань, – бросает он холодно.

Я не двигаюсь.

– ВСТАНЬ!

Он резко дергает меня вверх, и я неумело падаю перед ним на колени. Перед глазами появляется бляшка ремня, а мои руки хватаются за его бедра в попытке удержать равновесие. Он помогает мне удержать это самое равновесие, наматывая на кулак мои волосы. Жестоко, но действенно.

– Не надо! Я… прошу прощения… за свое плохое поведение…

– Это твоя первая и последняя выходка, Ева, – вкрадчиво шепчет зверь. – В следующий раз на коленях ты будешь стоять совсем по-другим причинам. И тебе это не понравится.

Он бегло вытирает кровь со своей головы и волочет меня за собой. В землянке он забирает сумку с деньгами, оружием и всем остальным, а затем выводит меня обратно в лес. От пережитого страха и голода ноги толком не держат. Мне не стоило делиться с ним ни стейком, ни любой другой едой. А я ему еще фрукты и овощи хотела принести, как в прошлый раз, когда он жадно поедал персики из моих рук!

– Живее, кудрявая.

От его рывка я спотыкаюсь, но он не дает мне упасть. Его пальцы словно железные кандалы сжимают мой локоть, заставляя идти вперед. Дуло его пистолета неотрывно повторяет траекторию моих движений.

Я не знаю, сколько мы движемся по лесу. Полчаса? Час? Он идет, не чувствуя в ступнях холода, и мне становится стыдно. Я-то одетая и сытая, а в его недельном рационе за этот месяц было совсем немного пищи – лишь те остатки, что приносила я. Ну и сто грамм хлеба, что выдавали ему на день. Несколько месяцев в году его морили голодом, уповая на религию и трактуя ее законы совсем по-иному – в угоду своей бесчеловечности.

Когда впереди появляются темные очертания дома, мое сердце сбивается с ритма. Это не землянка, не заброшенная лачуга – обычный дом, спрятанный среди деревьев. В округе есть соседи.

Камаль не останавливается. Подводит меня к двери и рывком распахивает ее, загоняя меня внутрь словно какое-то животное.

Здесь холодно. Тут явно никто не живет, внутри пахнет деревом, пылью и чем-то еще – машинным маслом. Камаль не дает мне времени осмотреться. Он подходит к запыленному шкафу и одним движением смахивает одежду вместе с вешалками. Здесь женская и мужская. Он заставляет меня переодеться в теплый бежевый костюм и при этом ни капельки не отворачивается. Я остаюсь в одном белье, когда скидываю сорочку и переодеваюсь на его глазах, а после – он салфетками оттирает мое лицо от крови.

– Ты худая, – в его голосе слышится недовольство. – Сама ела, когда мне таскала?

– Д-да…

– Приедем домой, будешь хорошо питаться. Наберешь вес. Я обеспечу тебя едой и всем, что захочешь.

– Хочу свободы…

– Всем кроме этого.

Я стою ни жива, ни мертва. Перечить – страшно, поэтому молчу.

– Пошли. Здесь уже опасно.

Камаль закончил оттирать свое тело. Кое-где на нем остались разводы от крови, но джинсы и черная толстовка с капюшоном все с лихвой прикрывают. Одежда на нем висит. Четыре года назад он явно был крупнее и массивнее, но издевательства и голод над этим сильным мужчиной сделали свое дело.

Он быстро сгружает наши грязные вещи в пакет. Я мнусь в чужой одежде, а он, перехватив ценную сумку поудобнее, сжимает мое запястье и тянет к другой двери.

Мы выходим в гараж.

Внутри темно, но я вижу тонированную машину. Черная, покрытая слоем пыли, но целая и выглядит новой. Камаль подходит к ней уверенно, как будто точно знал, что она здесь.

Я смотрю на него с дрожью.

– Это ваша машина? Куда вы поедете?

– Это наша. Я увезу тебя в Россию. Здесь я больше не хозяин. И я хочу домой, Ева.

– А мой дом… – шепчу, запинаясь. – Мой дом – здесь…

Камаль с тяжелым вздохом открывает водительскую дверь, заглядывает внутрь, достает что-то из бардачка. Ключи.

Он все, черт возьми, проделывает молча! Наплевав на мои слова о доме, ведь ему важно только то, чего хочет он!

Он поворачивается ко мне, а я отступаю на шаг назад, не зная, что мне делать. Падать на колени или бежать.

– В машину, – его голос низкий, безэмоциональный.

Я замираю.

– Я вас прошу… как человека…

– Из людей здесь ты одна. В машину, я сказал.

Я пячусь назад, чувствуя спиной холодную стену гаража. Камаль делает шаг вперед, и я готова зареветь на месте.

– Кудрявая, я тоже не особо горю тащить тебя за собой. Сам еле ноги волочу. Но у тебя варианта только два.

И чтобы продемонстрировать мне второй вариант, он поднимает пистолет.