Потапова закатывает глаза и отворачивается, а я вибрирую довольным урчанием. Раз сауна со шлюхами сорвалась, то оторвусь с двумя солидными женщинами. Они обе, судя по отсутствию колец и приличной одежды, одинокие, а под градусом бухла еще и готовые на любые эксперименты, на которые в молодости не решались.

Но я рано размечтался. Это же подчиненные Макса. Вряд ли он согласится провести с нами групповую чудо-ночку.

Мы подъезжаем к дому, когда часть двора уже оцеплена сигнальной лентой, а из окна третьего этажа в снег выпрыгивают чьи-то манатки.

Соседи больше на улицу не высовываются. Я бы тоже не рискнул. Мало ли что на голову упадет – грязные трусы или микроволновка.

– Что тут еще твое?! – кричит Ксения Андреевна, скинув очередную гору белья.

Чмырь стоит между своей разбитой тачкой и разбросанными вещами и пытается достучаться до разъяренной тещи.

– Мама, давайте спокойно поговорим!

– Я тебе не мама! – одергивает она его и в подтверждение швыряет флакон с пеной для бритья прямо ему в лоб.

– Ауч!

– Господи, что она творит?! – Потапова срывается с места и бежит в подъезд.

А я включаю камеру на мобильнике. Не заснять такое шоу – преступление.

– Давно вы приехали? – спрашиваю у Макса, задом опершегося о капот моей машины и греющего руки в карманах куртки.

– Минут пять.

– Это она за пять минут полквартиры вынесла?

В чмыря летит небольшая статуэтка, но в этот раз он ловко уклоняется.

– Меня больше интересует, откуда у моего главбуха сигнальная лента?

– У нее под рукой только ядерной ракеты нет, – усмехаюсь, хорошо помня находчивость этой женщины.

– Повысить бы ее.

– Куда выше-то?

– До финансового директора, – хладнокровно рассуждает Макс, будто ему плевать, что для этого придется уволить или понизить нынешнего сотрудника.

В такие моменты я понимаю, почему его Ника бросила. Этот айсберг за сто лет не растает.

– Мама! – на балкон выскакивает Ульяха. – Перестань!

– Кажется, ты должна была сказать спасибо за то, что я за тебя основную работу сделала!

– Мама! – Потапова хватает Ксению Андреевну за руки.

– Что – мама?! Сама-то ты его полгода выселять будешь, а потом простишь, ребенка ему родишь!

– Мама! – повторяет та в третий раз. – Это его квартира!

– Упс! – я выключаю камеру. – Кринж.

– Пошли, – кивает Макс на дом. – Забирать их отсюда надо, пока нас опять не загребли.

Со вздохом соглашаюсь с ним, хоть и не горю желанием заявиться на порог квартиры, в которой находится Ксения Андреевна… Твою мать, ну почему нельзя без «Андреевна»?! Я думал, она уже состарилась: носки вяжет, зубы в стаканчике хранит. А ее, походу, вампир укусил лет в тридцать, после чего она еще на десять помолодела.

На лестничной площадке встречаем старую соседку. Увидев нас, она прячется за дверью своей квартиры и оттуда вещает:

– Сынки, угомоните девчат. Ох, и наломают же дров!

Макс первым переступает нужный порог и, не разуваясь, идет в гостиную. Следую за ним и застреваю в проходе.

Ксения Андреевна сидит на диване, свесив руку, с которой капает кровь.

Перед глазами начинает все сгущаться и темнеть. Ульяха проскакивает мимо меня, а я уже ног не чую. Жутко боюсь уколов и вида крови. В детстве даже сознание терял, когда мать у меня занозу выковыривала.

– Ты че побледнел? – мимоходом спрашивает Потапова, вернувшись с аптечкой.

– Душно.

– Кулер на кухне.

Решаю не смотреть, как Ксении Андреевне оказывается медицинская помощь, и плетусь на кухню, запинаясь о собственные ноги.

Вот уж сходили в сауну…

Глава 8. Ульяна

Зачем было трогать эту треснутую стеклянную кружку «Любимой жене»? Хотела в Королькова зарядить, в итоге себе ладонь порезала. Кровь чуть ли не фонтаном хлещет. Может, если бы мама чуточку меньше выпила, чуточку меньше нервничала или чуточку меньше прыгала, дела обстояли бы лучше.

Сначала пытаюсь остановить струю бинтами, потом комком прикладываю к ране полотенце и прошу Градова присмотреть.

Удивительно, но этот сухарь не отказывает. Обеими ручищами сжимает мамину кисть. Наверное, не хочет потерять ценного сотрудника.

Бегу к соседке. Лариса Васильевна хоть и старая, а всю жизнь фельдшером проработала, так что точно знает, как поступить.

– Так тут швы накладывать надоть, – ставит она диагноз, подтянув мамину окровавленную ладонь прямо к глазам. – Ну-кось, Улечка, поди ко мне в хату. В зале на серванте чемоданчик. Принеси-ка.

Квартиру соседки знаю хорошо. Я ей и потолки красила, и генеральную в каждый «чистый четверг» делала, и на все праздники с тортиком приходила чаю попить. Дети и внуки у нее по другим городам разъехались, навещают раз в пять лет, вот и привязалась она ко мне, как к родной.

Приношу нужный медицинский чемоданчик, в котором есть все для оказания первой помощи. Но смотреть, как маму зашивают, смелости не хватает, поэтому я присоединяюсь к Свиридову, высунувшему голову из кухонного окна.

– Ты там снежинки языком ловишь, что ли?

– Глюканы, – отвечает он в своей манере и засовывается обратно. – Ты че, мать одну бросила?

– Почему одну? С ней ее начальник. Ему только в радость смотреть, как в живого человека иголкой тыкают.

Набираю себе стакан воды, осушаю и выглядываю в окно.

Корольков сидит на скамейке, сунув руки в карманы куртки и втянув шею. Снега ему за шиворот уже нормально навалило. Через полчаса будет похож на один тупой сугроб.

Смотрю на него, и внутри все дрожать начинает, а живот тянет до тошноты. В носу печет, на глаза наворачиваются слезы.

Я же ему верила, любила, заботилась. Столько обид прощала, столько углов сглаживала. Хочет домашние пирожки – стряпаю, хочет с пацанами в бар – отпускаю, хочет новый парфюм – покупаю, хочет минет – все, лишь бы муж доволен был. А он оказался куском говна!

– Не хнычь, Ульяха! – подбадривает меня Свиридов и, развернув к себе, обнимает за плечи. – Че раскисла-то?

– Больно, Леш, – шмыгаю носом. – Грудь на части рвет.

– Ты как в него втюрилась-то? Он же чмо.

– Да как-как? Я на втором курсе училась, когда мы познакомились. У всех девчонок парни были, кто-то уже с пузом ходил, а я все в целках. И тут он… Весь такой уверенный в себе, на крутом байке. По лучшим клубам меня водил, цветы дарил, родственникам как невесту представлял. Через год предложение сделал, я даже не раздумывала. Маме он сразу не понравился, а девчонки вздыхали, что мне повезло. Некоторые даже ждали, когда расстанемся, чтобы к рукам его прибрать. Тут уже сработал закон конкуренции: лишь бы только мне. К тому же я прекрасно помнила, как вы с Родионом надо мной смеялись. Знаешь, это тоже самооценку не повышает.

– Дурында, – смеется Свиридов, покачивая меня в своих объятиях как ребенка. – Найдешь себе еще мужика. Нехер по этому днищенскому мусору сопли распускать. Всю куртку мне вымазала.

Я отстраняюсь, втягиваю носом влагу, утираю слезы с щек и разглядываю его куртку.

– Не ври! – толкаю Свиридова в плечо, не обнаружив следов никаких соплей.

– Ну вот и улыбнулась. Выше нос, Ульяха! – Он пальцем поддевает кончик моего шнобеля. – Кстати, где те прекрасные женщины, что наливали тебе алкашку?

Мы дружно выглядываем в окно как раз в тот момент, когда к дому подъезжает грузовик, а мамины подружки показывают ему, куда припарковаться.

– Господи, это еще что за продолжение банкета? – вздыхаю я и, запахнув шубу, выхожу из квартиры.

Свиридов идет за мной. По пятам ходит, лишь бы опять не накосячила.

– Ты чего это расселся?! – гавкает Марья Леонидовна на Королькова.

– Собирай пожитки и проваливай! – поддакивает ей Елена Николаевна.

– Мы тебе даже фургон пригнали, чтобы поскорее исчез с глаз и не портил жизнь нашей девочке! – не остается в стороне Светлана Ивановна.

Окружают его, как хищницы добычу, отчего сугроб уменьшается в размерах и на всякий случай сжимает колени, чтобы снова промеж ног не прилетело.

– О, Ульяночка, – улыбается мне Марья Леонидовна. – Вы все его имущество спустили?

Обвожу взглядом закиданный его вещами палисадник и чувствую себя победительницей в этом бою. Теперь Королькову придется сначала разыскать тут свое бельишко и шампунь, прежде чем элементарно принять душ.

Водитель аж наполовину выпадает из окна кабины, разглядывая оцепленную лентой территорию и почесывая лоб. Видимо, думает, уезжать от греха подальше или попросить выше тарифа.

– Понимаете, тут такое дело, – мнусь я на месте. – Мы не можем выселить этого гада, потому что это его квартира.

Мамины сотрудницы переглядываются и откупоривают початую бутылку. Похоже, без дополнительной дозы думается плохо. Светлана Ивановна наливает подругам по полстаканчика, а сама пьет прямо с горла.

Свиридов тем временем сам идет к грузовику уладить вопрос с водителем. Краем глаза замечаю, что даже платит ему из своего бумажника. Надо будет не забыть спросить, сколько я ему должна. У меня же теперь завалялись бесхозные семьдесят пять тысяч, можно спустить на дичь, празднуя развод.

– Тогда давай мы твои вещички поможем собрать, – предлагает Светлана Ивановна под синхронные кивки подруг.

Вот только помощницы еле на ногах держатся, а я не в настроении сейчас чемоданы паковать.

Перевожу взгляд на немого Королькова и отвечаю так, чтобы он меня хорошенько услышал:

– Я за своими вещами после Нового года вернусь. И пусть хоть одна резинка для волос или пакетик зеленого чая с лаймом пропадет, я кое-кого без последних штанов оставлю.

– Уль…

– Пошел в жопу! – припечатываю его, прежде чем он отлепляет то самое место от холодной скамейки.

– Дамы, я вызвал вам такси, – возвращается к нам Свиридов. – Поезжайте по домам. Отдохнете, а завтра встретитесь и еще раз его покошмарите. Окей?

Никуда ехать эти находчивые женщины не хотят, но каким-то чудом Свиридову удается запихать всех троих в такси. Правда, ему приходится осыпать их комплиментами, дать кучу обещаний, которые они наутро не вспомнят, и даже дать им свой номер, но у него все это так легко получается, будто каждый день делает. Профессионал – одним словом.

Едва таски отъезжает, как из дома выходит мама, держась за руку Градова. Выглядит она неважно. Уставшая, вымотанная, бледная. Рука аккуратно перебинтована.

Мой бывший соскакивает со скамейки, но делает это неуклюже, поскальзывается и кувырком оказывается где-то между тротуаром и мусорным бачком с окурками. Не верится, что это тот, кого я любила.

– Лех, подкинем девушек к Ксении Андреевне, – дает указание Градов, ведет маму к машине и сажает на заднее сиденье.

Мама тут же обращает внимание на мои сумки и переводит на меня озадаченный взгляд.

– Потом расскажу, – с тяжелым вздохом говорю я, садясь с другой стороны.

Всю дорогу молчим. Даже от Лехи ничего не слышно. Сосредоточенно ведет машину, хорошо помня, где наш родительский дом.

Заворачивает во двор, паркуется возле нужного подъезда и кивает на мужчину с огромным букетом красных роз.

– Ваш, что ли?

Вытянув шею, смотрю на джентльмена и счастливо улыбаюсь, на миг забыв о Королькове.

– Папа!

– О-о-о, нет, – протягивает мама, сползая по сиденью, словно прячась от папы.

– Мам, ты че, из-за наряда? – смеюсь я. – Скажем ему, что были на костюмированной вечеринке. Не бойся, не поругаетесь. Я за тебя вступлюсь. В крайнем случае лупанем в лоб зятем, и он обо всем забудет.

К нам оборачивается Градов. Прохаживается своими голубыми глазищами сначала по маме, потом по мне, и спрашивает:

– Лех, у тебя свободно?

– У меня только вонючий черный кот, – отвечает тот.

– Едем к тебе, – резюмирует Градов и снова садится прямо.

Папа нас так и не замечает. Мало ли что за машина ему среди ночи в глаза фарами светит, а задние стекла тонированы.

– В смысле? – не понимаю я. – Почему мы должны ехать к Свиридову?

– Потому что, – наконец отмирает мама, – мы с папой разводимся.