* * *

Он стоял перед большим – во всю стену – окном, видел стеклянные небоскребы, полированной поверхностью отражавшие свинцовые облака. Они были похожи на лес гигантских сталагмитов, пронзивших небеса своими пиками. Наверное, поэтому и шел дождь. Но Крис, конечно, знал, что уколы стеклянных игл не виноваты, что облакам и без них свойственно плакать. Ведь Крису было уже семь лет, и он многое понимал.

Не понимал только, где мама и маленький брат. Обыскал все два этажа квартиры. В первую очередь обшарил свою комнату: заглянул под кровать, в комод, в коробку с игрушками, вывалив всё содержимое на мягкий пол; потом побывал на кухне, залез под белый шестигранный стол, проверил 3D-печь и даже утилизатор грязной посуды; затем искал в ванной, в сауне, в прачечной…

Мама целых полгода ходила с животом, который постепенно рос. Говорила, что там живет маленький братик Криса, а в последнее время обещала, что совсем скоро они смогут вместе поиграть. И вчера вечером, когда все уже легли спать, из коридора сквозь двери детской проник странный шум. Крис еще не уснул и, сидя на кровати, по горло укутавшись в одеяло, услышал незнакомые мужские голоса. Потом оханье и вскрики мамы. Он испугался. На дрожащих ногах спустился на ворсистый ковер, хотел забраться под кровать, но тут дверь в комнату открылась. С ужасом глядя на силуэт в сверкающем проеме, Крис закричал. Но глаза быстро привыкли к резкому свету, и мальчик увидел отца. Тот подошел, присел перед сыном, нежно обнял. «Всё хорошо, – шептал он. – Не надо плакать».

Утром мама не пришла будить Криса.

В комнатах для гостей тоже было пусто. Проходя по коридору, Крис увидел приоткрытую дверь в кабинет папы. Интересно, может, братик и мама там? Крис, заговорщицки озираясь, на носочках подкрался к двери, но, услышав голос, доносившийся изнутри, отскочил.

– …Да, спасибо. Этот удар… дай бог такое пережить. Марта еще в больнице, к концу дня обещали выписать… – Голос папы дрожал. Крис медленно заглянул в дверную щель.

Большой светлый кабинет был обшит деревянными панелями. Вдоль стен стояли шкафы с ретрокнигами на полках, посередине – стол, рядом с ним стул-трон. Дальняя стена – стеклянная – открывала вид на город. Снаружи текли струйки воды, а внутри бегали какие-то графики, мелькали картинки и знакомые эмблемы корпораций.

Папа ходил из одного конца кабинета в другой. Руки сцеплены за спиной, взгляд направлен в пол. Папа разговаривал. К его правому уху был прикреплен фон, из динамика доносились звуки – так тихо, что не разобрать.

– Я ездил, просил пустить к ней, – говорил отец, – но врачи сказали, нельзя. А у меня тут сын маленький… Да я там не один такой был, в больнице. Просто толпы отцов, у всех глаза на мокром месте. В новостной ленте прочитал, что в последнее время чуть ли не каждый третий ребенок рождается мертвым… – Его голос надломился.

Крис нечаянно задел дверь, и та немного сдвинулась. Папа заметил, повернул голову. Крис в ту же секунду вздрогнул, шумно вдохнул, попятился и побежал…

И теперь стоял в гостиной перед огромным окном, за которым лил беспощадный дождь.

* * *

Солнечный луч, скользнувший по лицу, заставляет вернуться в настоящее. Уже совсем рассвело, и в тени показалась немногочисленная мебель, оставшаяся от давно покинувшего дом хозяина: проржавевшая кровать на пружинах, застеленная ветхим матрасом, и стоящая рядом тумбочка без дверки. Полки завалены проводами, системными платами, истратившими заряд батарейками и прочим хламом. Посреди комнаты – небольшая печь, круглая труба уходит в потолок. В дальнем углу избы – куча какого-то бесцветного тряпья, давно истлевшего и проеденного личинками. По всем стенам – полки, заставленные пыльными, заросшими паутиной стеклянными банками разного размера. В некоторых осталось содержимое, забродившее, густое. Видимо, чьи-то старые припасы, но человек до сих пор не решился заглянуть ни в одну из банок.

Около окна стоит его большой походный рюкзак. Там всё необходимое: сменная одежда, недельный запас провизии, мелкие походные принадлежности, фонарик, лазерный резак, связка импульсных гранат, пара зарядов для пистолета.

Человек смотрит на дрон, лежащий посреди избы. Электрический разряд сжег все его схемы, восстановлению не подлежат. Неплохие гранатки, не то что самодельные «хлопушки», после которых дрон оживает через пару часов. А этими дорожная полиция раньше останавливала лихачей. Как шарахнет такая, так электрокар сразу в автоматику и к обочине… Машину, конечно, потом только в утиль, но меры действенные.

Человек тянется к рюкзаку, кладет его на колени. Расстегнув один из многочисленных карманов, достает фонарик и резак – желтую рукоять с курком, как у пистолета, и с небольшим пультом управления сверху. Проверяет заряд (шестьдесят два процента), щелкает тумблерами мощности. Настроив прибор, поднимается, подходит к дрону. Нагнувшись, переворачивает. Что низ, что верх одинаковы: две круглые пластины разного диаметра, прикрепленные к одной большой. Ни углов, ни неровностей и выступов. Полная обтекаемость. Идеальный летательный аппарат.

Человек нажимает на курок – резак включается. Красное лезвие, сантиметров двадцать длиной, мягко входит в металл, плывет по его поверхности, оставляя за собой багровую рану. Верхняя пластина срезана. Под ней – синие схемы, черные по краям (следы вспышки), их соединяют тонкие ребристые трубки, белые провода. Человек роется в дроне, что-то отрывает, с треском отламывает. Он похож на хищника, поймавшего жертву, ищущего в ее внутренностях самое вкусное. Некоторые детали не поддаются тяжелой руке, и тогда вступает лазер. Черный дымок поднимается к потолку. Пахнет сваркой.

Наконец человек добирается до того, что ищет. Пять белых эллипсоидов, опутанные проводами и скрепленные серой лентой. Тянет их – провода с треском рвутся. Ломает ленту, отсоединяет друг от друга батарейки. Внимательно осматривает каждую. Две из пяти целые, остальные сгорели при вспышке. Но и этого хватит сполна.

Человек вставляет одну батарейку в фонарик, щелкает пару раз – светит хорошо. С хрустом разогнув колени, он поднимается, идет к кровати. Со скрипом усевшись, достает из тумбочки черный прямоугольный предмет. Древнее радио, корпус сделан из полимера, когда-то имевшего белый цвет.

– Ну что, старушка, – хрипло говорит он прибору, – ты еще послужишь.

Кладет радио на колени, переворачивает, открывает заднюю крышку. Старинный гальванический элемент. Давно мертвый.

«Ничего, – ухмыляется человек, – и не таких воскрешали».

Он берет оставшийся эллипсоид, в боковое отверстие вставляет один конец провода, другой с силой вонзает в старую батарейку.

Радио, словно глотнувшее воздуха, с визгом оживает: «З-зи-иуз-з-з-зч-ч-чш-ш-ш…»

Под респиратором растягивается улыбка, собирая в гармошку морщинистую кожу на волосатых щеках. Местами заклеенные пластырем грязные пальцы выдвигают длинную антенну, щелкают кнопками, крутят рычажки. Но из динамика доносится лишь шум эфира.

Приемник рассчитан на ФМ-1 и на ФМ-2 диапазоны. Такими давно никто не пользуется. Да и само радиовещание умерло уже лет семьдесят как. Тогда прошел слух о сообщении Наставников, что якобы электромагнитные волны с зашифрованными в них радиосообщениями засоряют космическое пространство и могут привлечь на планету нежеланных гостей. Мировое сообщество прислушалось – радио, телевидение и сотовая связь так же, как когда-то книги и пресса, окончательно и бесповоротно перебрались во Всемирное Информационное Пространство. В Систему, как сейчас называют. А вскоре даже частные радиосообщения стали вне закона. Впервые за несколько столетий Земля «замолчала».

Так на что же надеяться? Человек знает одного радиолюбителя, мечтающего возродить ФМ-вещание. Возможно, за последнее время он все-таки влез в шкуру диджея.

Сквозь шелест эфира что-то прорезается и вновь тонет в шуме. Человек напряженно крутит обратно. Еще, еще…

Музыка. Какой-то древний инструмент… вроде струнный. Мужской голос. Поет что-то… не разобрать. Покрутить еще чуть-чуть…

«Мы можем помолчать,
Мы можем петь,
Стоять или бежать,
Но всё равно гореть.
Гори, но не сжигай,
Иначе скучно жить!
Гори, но не сжигай —
Гори, чтобы светить!..»^[1]

Он замирает, вслушивается. Мелодия льется из старых хрипящих динамиков.

Человек вспоминает название инструмента – акустическая гитара. Песня обрывается бархатным басом:

«И вновь с вами Макс Прохнов на волнах радио “Волга”! Пожалуй, единственного радио во всей Вселенной! Я унесу вас на крыльях прекрасной музыки в детство ваших прадедов!»

«Как отыгрывает! – думает человек, довольно сощурившись. – Все-таки нашел антенну, да еще такую мощную! Светлый Бор в трех тысячах километров отсюда, если не больше… Эх, Максим, последняя надежда радиовещания».

– Время земных новостей, – продолжает диджей Прохнов. – Новостная лента пестрит сообщениями о том, что какой-то японский чудак собрал телепорт в домашних условиях. Даже приложено видео, как он перемещает банан из одной комнаты в другую. Правда, в точке выхода вместо фрукта получилось банановое пюре! (Взрыв смеха «за кадром».) Еще одна важная новость: патруль Новых сегодня ночью накрыл целый бандитский притон! Эти бедолаги называли себя «Последние Католики». Вот уж действительно – последние! (Снова смех, но какой-то вялый.) И наконец: Совет Наставников одобрил инициативу Земного правительства по ликвидации…

Последние слова Прохнов прожевывает. Сигнал пропадает, приемник вновь принимается недовольно шипеть. Пальцы крутят рычажки, шевелят антенну. Без толку. Человек, стукнув ладонью по корпусу, бросает радио на кровать.

«М-да, одно из давних желаний сбылось. Хорошо, в полдень нужно выдвигаться, до города еще идти и идти… Безумная затея. Но меня точно там ждут, не разочаровать бы…»

Радио свистит. Человек, нахмурившись, смотрит на приемник, скользит взглядом по проводу и видит батарейку, мигающую красным.

– Да ну… – Он вскакивает, быстро подходит к окну, осматривается. Затем – к радио, резким движением вырывает провод. Свист прекращается, но батарейка всё равно мигает.

Дрожащими пальцами человек нашаривает на поясе кобуру с пистолетом. Внезапный страх овладевает всем телом. Странно, на поляне не испытывал ничего подобного.

Человек бросает взгляд на развороченный остов дрона, безобидно лежащий на прежнем месте. Хватает рюкзак, выбегает из дома.

Лес не изменился, он так же спокоен и миролюбив. Но человек напряжен, идет быстрым шагом, поглядывая в небо. Через кроны сосен видны осколки облаков, белеющих на голубом фоне. И вроде всё в порядке, но тревога не отпускает. Человек бросает взгляд назад, глаза округляются. Сквозь лес, ловко лавируя меж стволов сосен и шаря повсюду изумрудным лучом, несется серебристый диск.

Человек выхватывает пистолет, на ходу стреляет. Золотистые лучи сносят ветви, врезаются в деревья, с треском отрывая кору. Один попадает в цель, но отскакивает от брони, уносится в небо. Простое оружие тут бесполезно, нужно проверенное средство, но связка гранат в рюкзаке за спиной, успеть бы достать… Дрон в двадцати метрах позади – человек срывается на бег. Скользкая трава опутывает ноги, ветви-прутья хлещут по лицу, старые пни и поваленные деревья как нарочно бросаются под ноги… Гудение сзади нарастает – бегущий несется изо всех сил. Слева чуть выше сосен летит еще один дрон. Резко обгоняет, пропадает из виду. Справа – двое. Спускаются, срезая ветви, движутся рядом.

Какая ошибка – дать бой Системе. О чём только думал, кидая гранату тогда, на поляне? Надо было сразу уничтожить дрон. Похоже, человека вычислили еще в небоскребах и следили всю дорогу. Ничего, и не из таких передряг…