Когда женщинам из поколения Первой мировой войны было по 30 лет (столько, сколько во время обследования было женщинам времен Корейской войны), только 3 % из них имели дело с тяжелой депрессией. Иначе складывалась судьба женщин, родившихся в период Корейской войны – 60 % пришлось пережить тяжелую форму этого расстройства (двадцатикратный рост).

Статистика, полученная в этом исследовании по мужчинам, показала столь же значительное изменение. Хотя мужчин, страдающих от депрессии, оказалось примерно вдвое меньше, чем женщин (важный факт, который мы будем рассматривать в следующей главе), процент мужчин, испытавших депрессию, также значительно возрос в нашем столетии.

Тяжелая форма депрессии стала не только более распространенной в наши дни, теперь ее жертвами все чаще становятся молодые люди. Если вы родились в 1930-е годы, и имеете родственника, пережившего депрессию, то ваша первая депрессия с большой вероятностью посетила вас в возрасте 30–35 лет. Если же вы родились в 1956 году, то ваша первая встреча с депрессией скорее всего произошла в возрасте 20–25 лет, то есть на десять лет раньше. Поскольку тяжелая форма депрессии имеет свойство повторяться примерно у половины из тех, кто перенес ее хотя бы однажды, эти дополнительные десять лет потенциальной уязвимости перед депрессией могли обратиться океаном страданий.

И этот океан, вероятно, не единственный, потому что эти исследования касались лишь тяжелой формы депрессии. Скорее всего, среди тех, кто испытал депрессию в более легких формах, – а таких людей большинство – наблюдаются те же тенденции, то есть страдающих становится намного больше, чем раньше. Американцы в среднем стали более подвержены депрессии, и она случается в более раннем возрасте, чем когда-либо прежде. Это беспрецедентное психологическое бедствие национального масштаба, разворачивающееся на фоне беспрецедентного процветания и роста уровня материального благосостояния.

Таким образом, у нас более чем достаточно оснований для того, чтобы закричать: «Эпидемия!»

Последние 20 лет я посвятил попыткам выяснить, что является причиной депрессии. И здесь я изложил свои соображения.

Биполярная депрессия (маниакально-депрессивный психоз) – это болезнь тела, имеет биологическое происхождение и поддается медикаментозному вмешательству.

Некоторые монополярные виды депрессии, особенно самые болезненные из них, также носят отчасти биологический характер. Некоторые из них являются наследственными. Если один из двух однояйцевых близнецов страдает от депрессии, то второй оказывается подвержен ей в большей степени, чем в том случае, если бы близнецы были разнояйцевыми. Этот вид депрессии может быть излечен медикаментозно, хотя не столь успешно, как биполярное расстройство; часто его симптомы могут быть устранены электрошоковой терапией.

А вот случаи наследственной монополярной депрессии составляют меньшинство. Это вызывает вопрос: что является причиной большинства случаев депрессии, составляющих картину эпидемии в этой стране? Я спрашиваю себя: неужели человеческие существа претерпели на протяжении этого века физические изменения, которые сделали их более уязвимыми перед депрессией? Думаю, нет. Весьма сомнительно, чтобы биохимические процессы нашего мозга или наши гены подверглись радикальному изменению в течение жизни двух последних поколений. Таким образом, десятикратный рост случаев депрессии вряд ли объясняется биологическими факторами.

Я подозреваю, что за эпидемическим распространением депрессии стоят психологические причины. Мое предположение заключается в том, что в большинстве случаев депрессия берет начало в наших жизненных проблемах и особенностях нашего образа мыслей, в том, как мы осмысляем эти проблемы. Таковы были мои предположения, когда я начал свои исследования депрессивных состояний 20 лет тому назад. Но тогда я понятия не имел, как можно доказать, что причина большинства депрессий является психологической.

Каков психологический механизм превращения людей в депрессивных больных? Аналогичный вопрос: как летают птицы? Со времен древних греков вплоть до конца XIX века велись дискуссии об этом удивительном и поразительном процессе. Не составляло никакого труда понаблюдать за полетом птиц и сочинить теорию, но не было никакого способа узнать, какая из них правильная. Вопрос был решен раз и навсегда в 1903 году, и решение пришло из неожиданного источника.

Уилбур и Орвил Райт построили аэроплан, которому удалось полететь. Затем физики прибегли к моделированию, испытанному временем способу разрешения научных разногласий. Моделирование заключается в создании логической модели, обладающей свойствами явления, которое представляет собой загадку: полет для братьев Райт или депрессия для нас. Если логическая модель обладает всеми свойствами реального объекта, то процесс, благодаря которому она работает, расскажет нам, как функционирует реальный объект.

Самолет братьев Райт – логическая модель птичьего полета – поднялся в воздух и – удивительно – полетел. Так физики пришли к заключению, что птицы, должно быть, летают сходным образом.

Моей задачей было создать логическую модель, которая отражала бы все свойства депрессии. Задача состояла из двух частей: во-первых, построить модель и, во-вторых, – показать, что она во всем соответствует депрессии. Я и без этого видел определенное сходство, однако видеть – это одно, а доказать, что выученная беспомощность является лабораторной моделью реального явления, называемого депрессией, – совсем другое дело.

После 20 лет работы и более чем 300 исследований, проведенных во многих университетах по всему миру, была построена модель выученной беспомощности. Самые первые исследования были проведены на собаках, вскоре собак заменили крысы и в конце концов на смену крысам пришли люди. Все исследования имели одну форму. Испытуемых делили на три группы. Первой группе предоставлялась возможность влиять на некоторое событие или предмет: шум, разряд тока, деньги, пищу. Например, крыса могла прекратить действие разряда, нажимая на рычаг. Вторая группа, группа беспомощных, была «спарена» с первой, получала такой же разряд, но не могла на него повлиять никакими действиями. Разряд, воздействующий на крысу из второй группы, прекращался, когда крыса из первой группы нажимала на рычаг. Третья группа была предоставлена самой себе.

Результаты хорошо согласовывались. Испытуемые из группы беспомощных сдавались. Они становились настолько пассивными, что даже оказавшись в новых ситуациях не пытались ничего предпринять. Крысы оставались сидеть, не пытаясь убежать. Люди подолгу созерцали легкие анаграммы, не делая никаких попыток решить их. (Наблюдались и другие симптомы, и мы поговорим о них позднее.) Группа, способная контролировать события, оставалась активной и бодрой, так же как и третья группа испытуемых. Крысы моментально сбегали от воздействия разряда, а люди решали анаграммы в течение нескольких секунд.

Эти несложные результаты указывали непосредственно на источник выученной беспомощности. Она формировалась в результате обретения испытуемыми опыта, убеждавшего их в том, что никакие их действия не принесут результата, и что бы они ни делали, они не получат желаемого. Этот опыт научал их тому, что в будущем, даже в новых ситуациях, их усилия будут такими же тщетными.

Симптомы выученной беспомощности могут быть вызваны несколькими способами. Неудача или поражение генерируют те же симптомы, что и неспособность контролировать события. Например, поражение крысы в драке с другой особью вызывает те же симптомы, что и разряд, которого она не может избежать. Если перед вами поставили задачу контролировать шум и вы не справились с ней, это может привести к возникновению таких же симптомов, что и в случае столкновения с принципиально неразрешимыми проблемами. Таким образом, выученная беспомощность, по-видимому, была подоплекой поражений и неудач.

Выученную беспомощность можно преодолеть, показывая испытуемому, что его действия могут дать необходимый эффект. Этого также можно добиться, обучив его по-новому воспринимать и объяснять причины своих неудач. Возникновение беспомощности можно предупредить, если испытуемый, прежде чем он столкнется с ситуацией, вызывающей это состояние, усвоит, что его действия влияют на результат. И чем раньше он выработает эту уверенность, тем более сильный иммунитет против беспомощности он приобретет.

Таким образом теория выученной беспомощности была разработана, проверена и усовершенствована. Но может ли она служить моделью депрессии? Насколько близка лабораторная модель явлению реального мира? Ставки были большие, ибо, если у нас есть модель, расстройство может быть искусственно вызвано в лабораторных условиях, и значит, у нас есть возможность выявить его скрытые механизмы и разработать метод лечения. Если бы оказалось, что мы создали лабораторную модель такого давнего источника человеческих страданий, как депрессия, это был бы настоящий научный прорыв.

Было несложно показать, что принципы полета аэроплана братьев Райт соответствуют принципам полета птицы. У них были одни и те же «симптомы»: оба взлетают, летят и приземляются. В случае приобретенной беспомощности необходимо было сделать гораздо больше, чтобы доказать, что эксперимент отражает, пункт за пунктом, все симптомы депрессии. Убедительное соответствие – ключевой фактор для всех лабораторных моделей психических заболеваний. Нам необходимо было знать, совпадают ли симптомы состояния выученной беспомощности, вызванного в лабораторных условиях, с симптомами депрессии у людей. Чем ближе параллель, тем лучше модель.

Начнем с самого тяжелого случая: развившаяся монополярная депрессия, как у Софи, молодой пациентки, о которой я рассказывал выше.

Если вы обратитесь за помощью к психиатру или психологу, то заметите, что, пытаясь поставить диагноз, он обратится к справочнику DSM-III-R («Диагностическое и статистическое руководство Американской психиатрической ассоциации», 3-е издание, исправленное). Это – официальная библия для людей этих профессий, в которой собрано все, что мы знаем о диагностике психических заболеваний. Во время первой беседы с вами психотерапевт попытается понять, позволяют ли ваши симптомы отнести вашу проблему к какой-либо категории психических расстройств.

Постановка диагноза по DSM-III-R немного похожа на выбор блюд по меню в китайском ресторане. Чтобы вам диагностировали тяжелый депрессивный эпизод, у вас должно быть не менее пяти из следующих девяти симптомов:

1) подавленное настроение; 2) утрата интереса к обычной деятельности; 3) потеря аппетита; 4) бессонница; 5) психомоторная заторможенность (медленное мышление или движения); 6) потеря энергии; 7) чувство бесполезности и вины, 8) снижение способности думать и концентрироваться; 9) мысли о самоубийстве или попытки самоубийства.

Софи – хороший пример человека, страдающего от тяжелой депрессии. У нее было отмечено шесть из девяти симптомов, отсутствовали только мысли о самоубийстве, психомоторная заторможенность и бессонница.

Когда мы взяли этот список симптомов из DSM-III-R и попытались соотнести его с состоянием людей и животных, принимавших участие в экспериментах с выученной беспомощностью, то обнаружили, что в группах, наделенных возможностью управлять событиями, не наблюдалось ни одного из девяти критических симптомов. Зато в группах, где такая возможность отсутствовала, отмечалось не менее восьми симптомов из девяти, на два больше, чем у Софи с ее серьезной формой депрессии.

1. Люди, которые сталкивались с неустранимым шумом или неразрешимыми задачами, сообщали, что их охватывало подавленное настроение.

2. Животные, страдавшие от неизбежного электрического разряда, теряли интерес к своей обычной деятельности. Они переставали состязаться друг с другом, давать сдачи при нападении, заботиться о потомстве.

3. Животные, которые не могли избежать электрического разряда, теряли аппетит. Они меньше ели, меньше пили воды (но больше алкоголя, если им предлагали) и теряли вес. Они утрачивали интерес к совокуплению.