Вслед ему кричали: «Не надо, остановись, вернись, ты сорвёшься…», но он не слушал. Его обуяли азарт и гнев. Он гнался за призраком, в которого превратился несущийся по стреле индейский парень, набравший внушительную скорость, и предвкушал, как схватит его за плещущую по спине косу и обреет, изобьёт, сделает из его лица кровавую кашу, размозжит ему голову, раздавит яйца, превратит нос в осколок посреди физиономии. А потом сможет утолить нечеловеческую ярость внутри себя. Что будет после, Майк даже не думал.

Им овладел свирепый инстинкт охотника.

Они летели по качающейся мокрой и скользкой стреле, не боясь сорваться. Вик был уверен в том, что делает. Его охватило странное чувство: будто когда-то он уже бежал так, только не здесь, не в этом месте, не в этом времени. За его плечами тоже выл ветер и били молнии. Он услышал, как Майк закричал, пытаясь заглушить дождь:

– Когда догоню, сволочь, – зарежу!

Но двигался Вик не как до этого, на стройке. Что-то придало ему сил. Бег стал техничным и ровным. Он заметно ускорился, и, разогнавшись по сужающейся стреле, где места в ширину хватало только для одной ступни, посмотрел вниз и не дрогнул от страха. Он знал, что сегодня не сорвётся.

И, разбежавшись, Вик на вдохе затаил дыхание и оторвался от стрелы. Он прыгнул так сильно, как мог, оттолкнувшись ногой от края, и только спустя секунду запоздало понял, что летит…

Пропасть накрыла его своими объятиями. За спиной раздался нечеловечески страшный крик, но Виктор Крейн не испугался. Его ничто больше не пугало с того самого дня.

Время, казалось, растянулось и замерло. Дождь летел в лицо, и Вик почувствовал невероятную лёгкость в самой глубине груди, там, где глубоко и ровно билось его сердце. Даже если бы он упал, он был бы всё равно счастлив.

В той пропасти было не меньше семнадцати футов в длину и около ста тридцати в высоту. Вик видел перед собой обрывистый балкон строящегося дома, ещё ничем не огороженный, и ударился о него грудью. Удар был жёстким. Воздух вытравило из лёгких, Вик громко застонал и заскользил пальцами по скользким от дождя кирпичам… но что-то подсказало ему, что нужно не только цепляться пальцами, но извиваться всем телом и ползти выше, подтягиваясь дюйм за дюймом.

Виктор Крейн – маскот Вик, чёртов рэднек и красный дьявол, заика-Вик и ублюдок – прыгнул со стрелы крана на дом. Он схватился за торчащую из пола арматуру и едва вполз на безопасную площадку, тяжело дыша и скользя глазами по стреле и вокруг себя. А где Майк?..

Медленно, точно начиная понимать, Вик поднялся и встал на самый край. Он выпрямился и опустил взгляд. Далеко внизу, на изломе, неестественно вывернув руку и ногу и угодив на несколько острых арматур, лежал его преследователь.

Притихшие загонщики на соседнем доме смолкли, затравленно глядя на своего разбившегося товарища, проткнутого металлическими штырями. Смерть прошла по касательной и не задела больше никого… пока что. Но теперь все они посматривали и на Вика с омерзением, ненавистью и… страхом.

Вик Крейн своей вины не чувствовал.

Он поднял спокойный, холодный взгляд от тела, пронзённого арматурой, словно копьями, и молча усмехнулся, глядя в лица тех, кто его травил. Он с наслаждением заметил даже через такое расстояние, что все они, и даже Палмер, отпрянули от края, и тогда распрямил плечи, хотя всё тело страшно ломило от боли. Блеснувшая молния озарила его высокую фигуру. Он подставил лицо дождю и улыбнулся.

С этой минуты он понял, кем был.

Он был избит и вымотан. Впереди его ждало полицейское разбирательство, и он ещё не знал, что весь остаток этого года проведёт в исправительной школе для трудных подростков, потому что гибель Майкла Уолша признали несчастным случаем и смертью, случившейся по неосторожности, но тем не менее косвенно виновным обозначили его, Виктора Крейна. Он не знал, что в той школе его начнут лупить так жестоко, что он будет мочиться кровью. Не знал, что научится драться отчаянно, по-уличному, с бешенством дикой кошки. Не знал, что словами можно не ранить, а убить, а безразличием – размазать по стенке. Но ни разу больше никому Виктор Крейн не плакался и не доверял, и, вернувшись в Скарборо, прошёл мимо Рамоны, точно её не существовало в его жизни. Именно там, вдали от дома, понял, что грубые, нелюдимые, асоциальные ребята, попавшие в исправительную школу, на самом деле были такими же, как он. Многим из них точно так же однажды не повезло. Первому же скарборскому задире Вик отбил всякую охоту приставать к себе. Он врезал так, что к нему ещё месяц боялись подойти, а если били, только сколотившись в группу – и то с опаской. Мало кому хотелось лечь на больничную койку с сотрясением мозга, которое Вик гарантированно устраивал своим обидчикам.

Вик не знал, что жизнь покатилась ещё быстрее под откос в ту самую минуту, когда ветер рвал его одежду и волосы. Но барахтаться было хуже, чем тонуть – и той ночью он молча развернулся и ушёл прочь, растворившись в темноте недостроенной высотки.

* * *

– Убит мужчина. Белый. Тридцать восемь лет. Рост – шесть футов два дюйма. При нём найдена карнавальная белая маска и два охотничьих ножа «Кершоу 7100»: и на том и на другом – следы крови. Их отправили в лабораторию на экспертизу. Убитый подвешен на цепи к крюку люстры, предположительная причина смерти – перелом шейного отдела позвоночника. При нём – документы на имя Чарльза Колчака и полицейский жетон штата Мэн, город Скарборо. Господи Иисусе…

Гостиницу оцепили, натянули чёрно-жёлтые ленты. Патрульный, проговорив всё это в рацию, вытер губы тыльной стороной ладони, а затем прошёл от машины обратно в дом и, встав рядом с напарником, внимательно посмотрел на покойника. Внушительной комплекции, мускулистый, с узким лицом, кажущимся хищным даже после смерти, этот Чарльз Колчак определённо не казался просто жертвой.

– Ты представляешь себе, какой силы должен быть человек, который вздёрнул его тушу на балке под потолком? – задумчиво спросил патрульный.

Офицер оторвал взгляд от документов и мрачно добавил:

– Лучше спроси, что Колчак забыл в Санфорде с оружием и маской. Она подходит по описанию под того паршивца, которого ищет Палмер. Как его там…

– Крик. Салли из скарборского отделения говорил, этот ублюдок называл себя так. Палмер, конечно, всё отрицает.

– Да, чёрт бы его побрал.

Они вышли из номера, спустились по лестнице и через холл оказались на улице. За жёлтой лентой стояла машина – некстати заблокированная фургоном службы доставки «Федекс» и мопедом здешней пиццерии.

– Да уж, – поёжился офицер. – В этом деле предстоит разобраться, только вряд ли дело заведут. На Крика не завели же.

– Откуда имя-то узнали?

Напарники переглянулись. После увиденного очень хотелось закурить, но на службе не полагалось.

– Он написал его кровью на телах тех сосунков, которых первыми завалил. Хотел, чтоб о нём заговорили, паскуда. Думал, наверное, стать суперзвездой. А шериф ему всю радость обломал. Надеюсь, у нас будет здесь тихо и этот говнюк не добавит работы.

– А что, если он и есть тот скарборский убийца? – патрульный кивнул себе за спину, в сторону висельника, возле которого трудилась оперативная группа. – Допустим, он сбежал из города, а его нашли и вздёрнули свои же. Там много чего творится… – он поёжился. – Кто его знает, может, продался кому-то другому. Вся эта хрень из-за денег. Или из-за очень больших денег.

– Всё может быть. Если хочешь знать моё мнение, так оно и было, и вряд ли эта гнида работала одна. Не зря их шериф лютует: не хочет, чтоб правда выползла наружу. Когда среди его парней завелась такая гнида, он это мог приказать и всё сделал правильно, даже если… – Офицер понизил голос и не договорил то, что и так было ясно: «Даже если копы его и прикончили». – Иначе было бы плохо абсолютно всем. Сам подумай: что скажет общественность? Полицейский слетел с катушек и убивает простых горожан. А может, ему кто заплатил и он убирает свидетелей. В городишках вроде Скарборо это может привести к очень… нехорошим последствиям.

– Несомненно.

– Ты же знаешь, какие деньги там отмывали? – понизил голос офицер. – Говорят, бандиты из Бангора с ними даже не поделили что-то.

– Кто знает, может, это сделали и они. Когда ты продаёшься, случается всякое, знаешь ли, и я предпочитаю в это дело не лезть.

– Вот-вот.

Это были, конечно, только догадки. Запрос из Санфорда в полицейский участок Скарборо был отправлен спустя два часа после обнаружения тела. Он был сделан приватно, без огласки, но слухи поползли уже наутро. И в Скарборо начали говорить, втайне и шёпотом, что убийцу по прозвищу Крик – которого шериф так тщательно скрывал от догадывавшихся обо всём жителей – видели в Санфорде и, кажется, нашли.

Мёртвым.

Глава вторая. Вечеринка на пляже

Но я не верила, что он был мёртв. По городу расползались слухи, а мне до них – никакого дела. В жизни появилось много странностей, начиная с того сна, оказавшимся настоящим настолько, что наутро, убирая вместе с матерью вороньи трупы в чёрный пакет и ужасаясь их количеству, я подумала – как хорошо, что в том кошмаре он был со мной рядом.

Нет, он не мог погибнуть в каком-то Санфорде, тривиально пойманным в петлю. Сплетники шептались: повесили копа. Копа с маской убийцы в кармане пальто. Никто из них, вероятно, кроме полицейских, которые знали явно больше, чем говорили открыто, не догадывался, что Крик не просто психопатичен: он мстителен, и это происшествие – его рук дело. От собственных мыслей было странно и страшно, но я чувствовала, что он жив. Я не хотела, чтобы его нашли, и не хотела, чтобы убили, хотя и понимала: если это случится, правосудие свершится молча, никто не откроет газетчикам и горожанам правду. Как говорит наша доблестная полиция? «Никакого убийцы нет: нужно свести все факты в одно общее дело, чтобы объявить, что в Скарборо появился свой маньяк, а мы такими сведениями не обладаем – это вам не голливудский фильм и не «Ганнибал», ребята».

Так я размышляла, пока ехала в автобусе в городскую больницу. Я ненавидела больницы. Боялась их настолько, что от одной мысли о них дрожали руки, а во рту всё пересыхало – но желание увидеть Вика Крейна было сильнее страха.

Тем ноябрьским днём, за час до этого, я бросила в рюкзак плитку шоколада для медсестры, которая всегда была очень добра к Вику, и быстро выбежала из дома, пока меня не хватились. Настроение было приподнятым, потому что уже завтра его должны выписать. Я целый месяц ждала, когда с него снимут повязки и отпустят.

В те дни моя жизнь не казалась легче, но стала приятнее прежнего. В школе меня часто обсуждали за спиной. Дафна говорила, слухи ходили о разном, и то были нехорошие слухи. Я старалась осторожничать, но, верно, недостаточно… так что в один из дней мисс Бишоп забрала у меня пропуск с письменным разрешением на посещение больницы, с сочувствием сказав, что директор лично попросил об этом. Другой пропуск мне помогла раздобыть Аделаида Каллиген, но в городе уже шептались, что Виктор Крейн, школьный уборщик и нищий индеец из трейлера, за мной ухлёстывает. Пока эти сплетни не дошли до матери, однако я знала, что однажды это случится и мне будет очень худо, а пока пользовалась моментом и старалась не думать о последствиях.

У меня и без них было полно других тревог.