Ребята расхохотались. В темноте их голоса звучали особенно жутко, отдаваясь эхом от стен котлована. Вик утёр порванным рукавом куртки кровь со лба и, тяжело дыша, посмотрел на компанию. Парни искали способ спуститься по сыплющейся земле не кувырком, как Вик. Они смеялись и улыбались, они шутили и улюлюкали. Их улыбки были хищными и злыми. И Вик понял, что его непременно поймают и тогда не пощадят и не отпустят. Его идут бить, и бить будут больно и долго.

Бедро и плечо сильно болели. Он покачнулся, подошёл к склону и задрал подбородок вверх: ему по этой круче так быстро не забраться. Вик растерянно опустил руки. Его охватили слабость и дрожь, и он вспомнил, как ребята из команды по футболу в прошлом году налегли на него со всех сторон, чтобы он погрузился в бассейне под воду, с головой погрузился – и начал тонуть. Они держали его силой, даже когда он закричал там, в ядовито фильтрованном голубом безмолвии, и из его рта вырвались крупные пузыри.

– Смотри! Он боится. Ему страшно! – вопили они прямо сейчас, но Вику казалось, что они говорили всё то же в день, когда его топили.

– Да не бойся, пинто, мы просто немного поиграем с тобой!

– Не убегай, костяной томагавк!

Что-то заставило Вика снова посмотреть вверх, но теперь – на огромное двадцатичетырёхэтажное здание, ещё не сданное строителями, с краном, где стрелка отходила ко второму недостроенному корпусу. Тогда в его голову и пришла опасная мысль. Другого варианта всё равно не было. Он побежал к невысокому ограждению, перекрывающему вход внутрь, и, подпрыгнув, ловко уцепился за край стального забора, перемахнув через него. Правда, с забора он слетел уже кубарем, потому что оступился.

– Краснокожий! Погоди, ты куда так улепётываешь!

– Стой, трус!

Их было девять на одного, и Вик плевать хотел на их издёвки. Он бежал, потому что очень боялся боли и хотел жить. Вход был заперт, но дверь показалась ему хлипкой. Вик решительно взлетел по ступенькам и с силой ударился плечом в единственную преграду к спасению… И вынес дверь.

БАМ! – она слетела с петель. Вик прыгнул через ворох чёрных проводов, скупо выдохнул, щадя дыхание и горевшие лёгкие, и буквально взлетел на пролёт второго этажа, чувствуя, что ребята уже перелезли через ограждение. Они были очень близко.

Ещё несколько секунд – шум их голосов и топот ног гулко раздались в пустом строящемся здании. Местные говорили, что власть имущие в Скарборо отмыли на нём кучу денег. Вику всегда было на это плевать, а сейчас – подавно. Он пробежал по пустому коридору, подёргал одну из многочисленных дверей, но она была заперта. Он в отчаянии продолжил дёргать ручки в поисках места, где спрятаться, но в коридоре всё было как на ладони. Голоса становились громче. Тогда он выбежал на лестничный пролёт и помчался ещё выше.

Вдруг в окна полыхнула такая яркая молния, что на миг стало светло как днём, а затем дом содрогнулся до основания от гулкого раската грома. Вик испуганно вздрогнул и посмотрел вниз. На него в ответ взглянули искажённые бешенством лица, которые он посчитал пугающе одинаковыми, почти нечеловеческими:

– Ау-у-у-у-у! Улепётываешь, сучий сын?

– Спускайся, маскот! Потолкуем!

– Вот он!

Его охватил страх загнанного животного. Боль в висках отдавалась пульсацией, а сердце стучало с такой силой, что запросто могло выпрыгнуть из груди. Вик летел вверх, вверх, вверх, не разбирая дороги. Преследователи гомонили и торопились. Люк был в числе первых, как и Майк.

Задыхаясь, Вик остановился на восемнадцатом этаже и упал на перила грудью, устало глядя через один лестничный пролёт вниз на Майка. Тот оскалился. Стала видна чёрная щербинка между передними зубами. Майк сплюнул на пол:

– Ты заколебал драпать. Я думал, будешь как нормальный парень драться с нами, но нет – ты трус и ничтожество. Ты такой, да?

Не в характере Вика было убегать. Он покачал головой, отчаянно глядя на Майка, будто умолял его: «Прошу, оставь меня в покое. Одумайся». Весь этот год, особенно как Крейн из заморыша вырос, превратившись в крепкого парня, его жизнь была адом. В школе его колотили не переставая. Он знал, что ему никто не поможет, и пытался терпеть, потому что драться с ними всеми один уже не мог – и не очень-то умел.

Что он сделал бы им? И что сделает против девятерых?! Его сил не хватит, как бы ни хотелось размозжить им головы о камни, чтобы они больше никогда его не преследовали. Не двигались. Сдохли, мать вашу, сгинули! Все они!

Скрипнув от досады зубами, он поплёлся ещё выше, отчаянно стремясь к конечной точке, но не представляя, что будет делать дальше. Он шёл как сомнамбула. Первый всплеск адреналина прошёл, и стало хуже. Ему разбили голову, и он, задыхаясь, подумал, что грудь уже не выдерживает таких надрывных ударов сердца. Рана на виске пульсировала, она казалась живой и тёплой.

Оказавшись на двадцать четвёртом недостроенном этаже, Вик посмотрел в огромный разлом в стене – там бушевала буря. Молния расчертила небо: сначала хлестнула одна, затем другая и третья, похожие на серебряные трещины, расколовшие чёрные тучи. Гром рокотал, и лил дождь, ровный как стена. Вик в панике посмотрел на зияющую дыру вместо окна и строительный кран, примкнувший к зданию. Стрелка протянулась между двумя корпусами и, озаряемая молнией, вся блестела от дождя и стонала от порывов ветра.

И за спиной даже в этой какофонии Вик услышал резкий звук взводимого курка. Он медленно сглотнул, поднимая руки на уровень груди.

– Обернись, – грубо сказал Люк.

На лице его было выражение торжества: наконец-то он прищучил эту индейскую скотину. Наконец-то загнал его в угол. Как же этот ублюдок его бесил. Вик медленно повернулся и увидел, что Майк целится в него из травматического пистолета.

– Хватит уже бегать, маскот.

– Теперь ему некуда бежать, – глумливо заметил Эдди. – Разве что из окна прыгнуть. И сплясать нам перед этим.

– А что, это мысль! – откликнулся Майк.

Без сомнений, он был пьян; возможно, даже более пьян, чем остальные незнакомцы. Трезвой там была только компания Палмера. Лицо Вика лоснилось от пота и крови. Он сглотнул ком в горле, глядя на то, как Майк мотнул чёрным дулом:

– Эй, рэднек. Покажи, как ты умеешь плясать.

Остальные пытались отдышаться после гонки за чёртовым Крейном – а быстрый он! – или улыбались, опьянённые не только алкоголем, но и охотой. Всё это было для них игрой без последствий, где нужно поймать и выпустить внутреннего зверя на одного маленького мерзкого индейца, которого ненавидели их родители и почему-то ненавидели они сами. Потом грянул выстрел, и двое ребят отшатнулись назад, мигом протрезвев.

Пистолет стрелял резиновыми пулями, и одна такая больно впилась Вику в ногу, когда он замешкался. Он громко закричал и согнулся пополам, схватившись за ляжку. Дружки Палмера рассмеялись, за ними неловко потянулись остальные. Захохотав, Майк прищурился и прицелился, а потом опять спустил курок.

Он палил по ногам, и Вик, хотя ногу страшно жгло и он почти её не чувствовал, смешно высоко подскочил, как Хитрый Койот из мультиков Луни Тьюнс: другого выхода всё равно не было. Он почти ничего не видел: перед глазами плыли мушки, разбитая голова была залита кровью. В волосах блестели бутылочные осколки. Майк выстрелил ему под подошвы ботинок. Вик снова подпрыгнул и вскрикнул от страха, а потом отступил к самому краю этажа, туда, где спину ему вылизывал ветер, а внизу дышала тёмными объятиями пропасть. Но даже это его не пугало так сильно, как безжалостные люди напротив.

– А теперь повыше возьми, – сказал Люк, и Майк хмуро взглянул на него. – Чего ты пялишься? Их же кастрировали в восьмидесятые. По программе принудительной стерилизации… Жаль, что твой папаша под неё не попал, слышишь, Крейн?

– Нет, это уже слишком, – поморщился Тейлор.

– Не слишком! – вмешался Люк. – Да эта обезьяна спит и видит, как бы засадить свою штучку моей девчонке, Тей! Ты думаешь, мне это нравится?

– Я так не думаю, – твёрдо сказал тот. – Но…

– Значит, мы позволим маскотам трахать наших женщин, да? Жить в нашем городе? Ходить с нами в одну школу, а потом на одну работу? Хочешь, чтоб он потом наплодил такую же шваль? Меня это всё достало. Он наглый грязный засранец. Он почти животное. Хуже, чем животное.

– Да, это так, но…

– Погоди ты со своим «но». У меня есть пушка покруче. Погляди.

Люк сунул руку в карман джинсовой куртки, и оттуда показалась воронёная сталь. Вик медленно поднял на Люка Палмера глаза. С брови на пол капнула натёкшая кровь. Другая капля попала на ботинок. Вик сощурился, зная, что Люк уговорит Майка выстрелить, и после этой ночи он, Виктор Крейн, позавидует вздёрнувшемуся Чезу Наварро.

– Отстрели ему всё к хренам собачьим, Майки, – сказал Люк. – Не твоими резиновыми пульками, а вот этим.

Майкл сглотнул, не решаясь взять пистолет, но не в силах отвести от него взгляд, совсем как зачарованный. Вик сжал руки в кулаки; в голове его всё звенело, и он понимал: Люк Палмер провел между ними черту невозврата.

Их голоса донеслись до него как сквозь вату. Все его чувства обострились. По спине пробежали мурашки. И боли – что в ноге, что в голове – он теперь совсем не чувствовал.

У каждого человека есть свой предел. Каждому дана мера терпения, и, кажется, к тому моменту он свою исчерпал.

Дождь хлестал так, что с куртки и волос текла вода. Молнии полосовали небо, гром сотрясал воздух. На сердце у Вика тоже было неспокойно, и вдруг он почувствовал: эта буря была не просто так ему ниспослана.

Воздух напитался озоном, горечью асфальта и свежестью, пахнущей сыростью и холодной водой. Майк медлил, занеся руку над пистолетом.

– Возьми пушку, – хладнокровно приказал Люк Палмер.

Вик спокойно сморгнул с века дорожку собственной крови, сосредоточившись на падении дождевых капель, доносимых порывами ветра и кажущихся серебряными брызгами; на стоне хрупких стен, качаемых ураганом; и на скрипе стрелы…

И тогда он вспомнил.

Было у него одно преимущество: то, что отличало его от белых. Всё это время он не признавал в себе того, кем родился. Он всегда говорил о себе так тихо, что едва слышал собственный голос. Глядясь в зеркало каждый чёртов день, он мечтал срезать эту смуглую кожу и эти длинные волосы. Он был бы рад скальпировать себя, снять свою шкурку и надеть другую. Ту, в которой жить будет попроще.

Но пришло время всё изменить.

Майк взял пистолет у Люка и нацелил его на Виктора Крейна. Люк улыбнулся, медленно кивая ему. «Давай, – молча подначил он этими кивками и отступил назад. – Сделай это. Сделай – потому что краснокожий ублюдок этого заслуживает».

В тот момент Вик, сталкивавшийся с ненавистью и небрежением целую жизнь, вдруг понял, как выглядит нечеловеческая жестокость.

– Бам, – прищурившись, сказал охваченный чувством непререкаемой власти над чужой судьбой Майкл и спустил курок.

Ещё одна пуля взвизгнула и отрикошетила от стены чуть левее Крейна. Эта пуля была не резиновой, что привело в восторг всех, кто его травил и гнал, как зверя. Но Виктор Крейн больше не прыгал, не увертывался, не плясал. Он лишь холодно посмотрел на Майка, Эдди, Люка и других, на все эти радостные, озарённые азартом лица, до которых ещё не дошло, что они хотели натворить.

И, развернувшись, он коротко разбежался и прыгнул прямо на кран. Обошёл кабину по внешнему краю, по узкому откосу шириной меньше чем полстопы, с такой лёгкостью и быстротой, что кто-то выкрикнул вслед:

– Мать твою!

– Ничего себе…

Люк скрипнул зубами и выхватил у оцепеневшего Майка пистолет. Он подскочил к краю пропасти и дважды выстрелил по убегающей в дождь фигуре. Ему не повезло. Промазал! Косой дождь прикрывал Вика Крейна, ветер заслонял его ливневой пеленой. Вик не бежал: летел, не боясь сорваться. Он знал, что гонка продолжилась. Только теперь это гонка не на жизнь, а на смерть.

И тогда Майк подался следом. Он часто лазал по заброшкам и был неплохо подготовлен физически, так что перескочил кабину, пусть не так легко, как Вик, но умело, и помчался за ним. Он достал из кармана куртки простой складной нож с чёрной рукояткой.