«Весь (в некоторых источниках вису) – древнее племя, проживавшее на территории Тихвинского района, предки нынешних вепсов и каре…» Алина листает дальше. Да где ж эта церковь проклятая. «Деревня Линдашка впервые упоминается в 1710 году, она находилась через реку от деревни Шимверь. По легенде, в Шимвери жили нойды, переселившиеся с севера, они могли воскрешать мертвых и лечить живых, поэтому деревня стала известна на все тихвинское поселение. Больше всего легенд связано с пропажей людей в лесу при неизвестных обстоятельствах, обычно связанных с сезонными миграциями. По другой версии, жители Шимвери были прямыми потомками саамских шаманов, которых изгнали за их темное начало, и они долго скитались по миру в поисках нового пристанища. Почему они осели именно здесь и в чем на самом деле заключался их колдовской талант, неизвестно, но местные традиции впитали в себя как вепские, так и русские, например, легенды о заложных покойниках. Культ мертвых…»

– Ты нашла, что искала? – Алина отрывается от чтения, моргнув несколько раз, чтобы глаза перестроились от яркого света лампы.

– Пока нет, но тут интересно. А вы?

Андрей показывает ей обложку: «Обрядовые традиции жителей Линдграда и окрестностей».

– Утерянная традиция может быть реставрирована и оживлена только благодаря контакту с духом живой Традиции, – Алина цитирует «Кризис современного мира», который заставил ее надолго погрузиться в себя, чтобы хоть что-то осознать.

– Верно. Что ты знаешь о веселении покойника?

Алина моргает.

– В смысле? – Хочется спросить, может, речь идет о каких-то тюремных обычаях, но она не решается.

– Это такая традиция. Если погибает неженатый мужчина или незамужняя барышня, на похоронах принято веселиться, играть на инструментах, петь и плясать. Ты видела такое когда-нибудь?

Алина отрицательно мотает головой.

– Тут бабку одну недавно хоронили по всем канонам, мне копщики аж позвонили. Говорят, там целая толпа пела и плясала до утра, гроб осиновый по правилам, даже носилки из еловых ветвей смастерили. Интересно, кто это был, я бы с удовольствием пообщался. – Андрей откидывается на стуле. Алина задумчиво смотрит в пустоту.

– Ее звали Александра Лебедева, я ее знала как баба Шура. Моя подруга живет рядом с ней в соседнем подъезде, они с друзьями-толкиенистами тогда рано на тренировку поехали и видели… Это бабушка моего друга детства. Но он не знает ничего про традиции, он не местный. Есть у меня подозрение, кто это все устроил. – Алина хмурится. От всей истории с похоронами бабы Шуры явно попахивало гришиным влиянием, который хоть и был замечательным другом, но вечно пропадал по лесам то с бабкой своей, то с операми потом, чует он этих пропавших, что ли? Становится немного обидно. Если он вернулся в декабре, то почему не дал знать? Неужели был настолько занят? Ладно Глеб, он взрослый и занятой, но Толя-то почему не сказал ничего, даже в гости не зашел… Володя пропадал в церкви, и виделись они последний раз еще осенью, к нему вопросов никаких. Опять у мальчишек свои дурацкие тайны.

– И кто? – Тероев смотрит очень внимательно, девушке вдруг становится неуютно.

– Не уверена, что стоит говорить. С вашей-то репутацией. – Улыбается уголком губ.

– Я же интересуюсь чисто с научной точки зрения. Это на самом деле интересно.

Алина недовольно отворачивается.

– Нет. Я не хочу его напугать. Он просто кладезь старых баек и всех этих поросших мхом традиций, мы с ребятами шутим, что он колдун. – У нее внезапно вырывается смешок. – Потому что все, кто ему не нравится, страдают продолжительной болезнью кишечника с одними и теми же симптомами. Но это какой-то странный колдун, нет же в магии раздела «анальная». Я извиняюсь за свою прямоту.

– Значит, твой друг анальный колдун похоронил бабу Шуру в традициях девятнадцатого века, потому что иначе?.. – Тероев сжимает губы.

– А шут его знает, зачем он это сделал. Он странный.

– Скажи хотя бы имя, чтоб в случае чего город не лишился столь нужной достопримечательности. – Тероев наконец придает лицу сдержанно-расслабленное выражение.

– Гриша. Фамилию не скажу, мало ли что.

– Разумно, – Андрей утыкается в книгу.

«До революции богатый помещик решил помочь местным жителям, которые из-за влияния шимверских нойдов углубились в язычество, принять христианство. На некотором расстоянии в разных концах леса он построил пять строений, которые теперь имеют статус исторического архитектурного объекта. Зачем он это сделал, выяснить не удалось, он же построил Линдградскую церковь в надежде, что местные обратятся к истинному Богу. Нашли его мертвым в той же церкви, седого, с лицом, искаженным от ужаса. С церковью связаны жуткие истории: когда город строили на месте Линдашки, там погибло много строителей при невыясненных обстоятельствах. Все, кто пытался разрушить церковь, были найдены мертвыми в лесу без следов насильственной смерти, говорят, постарался злой дух помещика, которого видели то тут, то там».

– Я нашла. Тут написано, что церковь не разрушили из страха перед духом погибшего в ней богача. Скучно. – Алина закрывает книгу. – А у вас что?

– Читаю про священные деревья нойдов. Очень интересные свидетельства о захоронении детей под можжевеловыми крестами. Я такие видел в старой части кладбища. – Подпирает щеку ладонью. – Не хочешь съездить в Ленинградскую библиотеку? Там столько материалов по Приладожью…

Алина вздыхает.

– Я никак не объясню это отцу. Да и что мы будем там искать?

– Как звали того духа, например. Где-то же здесь он похоронен, кладбище в лес уходит с давних времен. И про Шимверь я бы узнал, может, потомки нойдов все еще живут здесь.

Алина наклоняется через его плечо, заглядывая в текст книги.

– Вы слишком верите в сказки для вора в законе.

– А ты для дочери начальника милиции. Так поедем? В конце февраля. Будет весело, может, встретим в «Астории» сына Ельцина.

Алина отстраняется.

– У него дочери, не вариант. Я подумаю, что можно сделать. Идея заманчивая.

Алине кажется, что она расследует какую-то загадочную древнюю тайну, но ей не хочется ее разгадать, ей хочется крутить ее в руках, как бриллиант, наблюдая, как она переливается всеми гранями. Сердцевина должна остаться нетронутой, иначе секрет потеряет свое магическое значение.

– Спешу тебя разочаровать, я арендую два здания из пяти, и там никогда не было никакой мистики. Я бы с радостью потешил тебя историями, но увы. – Андрей разводит руками.

– Я боюсь этого кладбища. Там ходит кто-то иногда, как будто не совсем человек… – Алина прикрывает глаза. – Я его на похоронах бабушки видела и после. Может, это и есть дух помещика.

– Может быть. Уверен, в областной библиотеке есть все ответы. – Тероев смотрит хитро-хитро. Странный, конечно, он мужик.

– А в архив попадем?

– Я договорюсь.

– По рукам.

7

Две недели пролетели, как один день. Гриша попросился пожить к старому другу, который был замешан в городских криминальных делах, но его это особенно не волновало. Ввалился к нему в новогоднюю ночь, спасибо, что впустил. Куча народа в квартире, запах сигарет, угашенный хозяин в темных очках, проводивший его в дальнюю комнату. С Глебом они знакомы с детства, это ему и шпане Гриша раскладывал на картах, когда и где не будет мусоров. Глеб в их компании считался самым старшим и мудрым. Не сказать, чтобы эта дружба была идеальной, но Гриша у него уже как-то вписывался на пару месяцев. Тогда квартира не была похожа на притон, сейчас же люди из нее не выводились. После армии Гриша засыпал, как убитый, когда закрывал свою комнату на ключ; его не могла разбудить ни музыка, ни громкие девичьи стоны из соседней комнаты, даже когда веселые ребята в угаре уронили шкаф, он узнал об этом только поутру.

Несколько дней он просто молча отлеживался в отведенном ему углу, глядя в потолок. Прежняя жизнь поелозила лицом о неструганый стол, переживания за брата и Володю выжирали внутренности, но он пока ничего не мог с этим сделать. Временно перебиться тут и, собрав в кулак страх, доехать до старого дома бабы Мани. Но не сейчас. Сейчас нужно разобраться с тем, что происходит вокруг, например с хозяином квартиры.

Сам Гробовецкий был специфической личностью. С точки зрения соседства крайне приятный, голову не делает, ничего не требует, только веселится и употребляет, положив на все с прибором. С бытом у Гробовецкого, впрочем, не задалось. Он принципиально не покупал еду, предпочитая обедать в тероевской «Роскоши», в своих запойных эпизодах не обращал внимания на состояние квартиры, пока ноги к полу намертво не прилипнут, и забывал платить «коммуналку». О том, что за свет и воду нужно платить, сам Гриша тоже недавно догадался, до этого не обремененный мыслями о таких глупостях. Может, в доме тоже за неуплату отключили… Мысль, конечно, дельная, только запоздалая. В детстве он об этом как-то не думал, в подростковом возрасте со всем разбиралась баба Маня, после ее смерти и оформления опекунства на бабу Шуру тоже никто ничего не объяснял, оно просто было по факту. После школы Гришу мотало по чужим квартирам, в которых о таких глупостях тоже было не принято говорить. Когда он жил в крошечной комнате у майора, все, что от него требовалось, это помогать с пропавшими. Какие эти милиционеры дураки, нет бы подношение сделать, так они плутают, плутают.

И вот, обнаружив, что в почтовом ящике только уведомления о долгах и предупреждения об отключении, Гриша решил, что ему придется с этим разобраться, раз Глеб не в состоянии. В состоянии Глеб был только ездить по делам, накачиваться по вечерам до умеренной веселости и требовать жрать, раз уж Гриша снова к нему вселился.

Приятная глухая бабушка-соседка смущенно улыбнулась молодому и симпатичному солдату, записала адрес на бумажке и дала с собой пирожков. Но до конца праздников все равно не добьешься от них ни черта, поэтому Гриша решил отложить это нелегкое дело. Успеется.

– Мне нужна работа. – Он сидит напротив Глеба, перебирая кухонные специи. Соду кто-то очевидно утопил: желто-оранжевая пачка превратилась в кирпич. Гробовецкий неприветлив, противен и злобен. Ничего удивительного, он так каждое утро себя ведет.

– Баба Шура говорила, чертям работы не давать. – Глеб ухмыляется, вытянув ноги на стоящий напротив стул и потягиваясь. – Могу в ларек устроить. Сойдет?

– Сойдет. – Сейчас не время выбирать, нужно заработать хотя бы на подножный корм. Гриша готов на любую работу, если она не попирает его внутреннее ощущение правильности. В проститутки бы точно не пошел, а жаль, говорят, что там платят баснословные суммы.

– Ну значит, я сейчас сделаю дозвон, завтра выходишь. Аривидерчи. – Глеб вальяжно поднимается и направляется в коридор, после чего покидает квартиру. Гриша не знает, на свидание он пошел или на стрелку, его это не сильно волнует. Лишь бы вернулся живым, хотя Толя говорил, что Глебас бессмертный и пули его не берут. Но у них в Ленинграде никого пули не берут.