Инна Дворцова: Брак с чудовищем, или Хозяйка хлебной лавки

Глава 1

Блики снега ослепляли, я зажмурилась и тряхнула головой. Отвернулась от окна. Сколько ни оттягивай момент, но идти придётся. Эдуард ждал. Не приведи господи, если ждал больше положенного. Тогда мне не поздоровится.

Вздрогнув от недобрых предчувствий, я поторопилась к выходу из комнаты. Мельком бросив последний взгляд в зеркало, машинально поправила непослушную прядь тёмных волос, уложенных в идеальную причёску. Мои красивые пышные волосы уже давно перестали блестеть, как раньше. Голубое платье ладно сидело на ставшей тощей фигуре. В глазах цвета гречишного мёда плескался страх.

Надеясь на лучшее, я быстро сбежала по ступеням и на мгновение застыла перед дверью гостиной. Слуга, немой свидетель наших с мужем отношений, дал мне возможность собраться с духом и только когда увидел мой кивок, отворил дверь.

Я переступила порог гостиной в коттедже моего мужа. Не в моём, он не забывал постоянно напоминать мне о том, что моего здесь ничего не было.

― Алисия, ― услышав шаги, Эдуард развернулся в двери. Он держал стакан с янтарной жидкостью. Сделав жадный глоток, направился ко мне. Высокий, статный, черноволосый, с тяжёлым подбородком и волевым взглядом чёрных, как его душа, глаз. ― Прекрасно выглядишь. С днём рождения, дорогая жена.

Я судорожно проглотила невесть откуда появившийся ком в горле и натянула на лицо улыбку. Я должна выглядеть счастливой, чтобы Эдуард чувствовал себя хорошим мужем.

― Благодарю, любимый, ― я очень постаралась, чтобы мой голос не дрожал.

― Алисия, Алисия, Алисия, ― ласково нараспев он произнёс моё, и я внутренне насторожилась. ― Зачем ты выпустила эти пошлые завитки возле висков. Ты же знаешь, как я это не люблю. Решила позлить?

Рука машинально взлетела к причёске. Ну как же так! На глаза навернулись слёзы. Я же зачесала и натянула волосы так, что аж кожа натянулась и заболела голова. Только бы всё лежало идеально волосок к волоску. И поди ж ты!

― Прости, Эдуард, ― пролепетала я, стремясь перевести всё в шутку. ― Ты же знаешь, какие непослушные у меня волосы, так и норовят испортить причёску.

Напряжение в комнате стояло такое, что хоть ножом режь. В ожидании, что скажет муж, я покрылась липким потом. Не приведи господь, чтобы он увидел или унюхал запах, тогда мне не поздоровится. Нюх у мужа как у хищника. Жена Эдуарда Лобо из усадьбы Рейвенхёрст должна быть идеальной, а не такой, как я.

― Да, твои волосы непослушные, ― почти нежно произнёс он, поправляя мне причёску. Вот только глаза его по-прежнему были холодные и злые. ― Как и сама хозяйка.

Я натужно улыбнулась, а у самой в голове шумело от страха. Только бы я его не довела до нового приступа бешенства.

― Совсем забыл, ― беспечно улыбнулся муж и полез во внутренний карман пиджака. Он достал бархатный футляр изумрудного цвета, и у меня сжалось сердце от нехорошего предчувствия. ― Это ты виновата, что я сразу не вручил подарок.

На лице застыла вымученная улыбка. Эдуард опять недоволен мной.

Он в предвкушении моей реакции на подарок открыл футляр, и лицо его потемнело. Неужели что-то не так? Муж не любил, когда мешали его планам. А сейчас подарок грозил стать моей личной катастрофой.

― Я ведь просил надеть платье цвета мха, ― угрожающе произносит Эдуард, а я внутренне сжимаюсь, предчувствуя неизбежное. ― Ты своим бунтарством испортила мой подарок.

Он извлекает на свет изумительной красоты колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов, и я понимаю свой промах. Моя ошибка ― голубое платье, совершенно не подходящее для его подарка.

Вот только я помню, что Эдуард ничего не говорил о цвете моего наряда, и я наивно подумала, что можно надеть моё любимое платье. День рождения же всё-таки. Надо было переспросить мужа, чтобы не портить ему сюрприз.

― Прости, Эдуард я запамятовала, так закрутилась с подготовкой обеда, что не вспомнила о твоей просьбе, ― мой голос был полон раскаяния. Я же испортила ему настроение. ― Я сейчас переоденусь. Я мигом.

Развернулась, чтобы бежать переодеваться и не злить ещё больше своим внешним видом, как мою руку сцапала жёсткая рука мужа:

― Поторопись, дорогая, ― от его холодной улыбки кровь сворачивается. ― Обед стынет.

Я кивнула и выбежала из комнаты. У меня всегда были готовы все платья, никогда не знаешь, что пойдёт не так с очередным нарядом. За полгода нашей совместной жизни я ещё ни разу не угадала предпочтения мужа по цвету или фасону платья.

Быстро натянув на себя зелёное платье цвета болотного мха, которое я терпеть не могла, и, не забыв счастливую улыбку, я появляюсь в гостиной.

― Вот теперь ты готова для подарка, ― счастливо улыбаясь, Эдуард застегнул на моей шее колье.

Стало трудно дышать, дорогое колье словно ошейник, одетый мужем, сжало горло.

Соблюдая все церемонии, даже когда мы одни, Эдуард отвёл меня в столовую и усадил на другой конец стола. Дав отмашку слугам начать, разносить блюда, муж, казалось, был поглощён трапезой.

Бросив на него осторожный взгляд, я позволила горькой улыбке коснуться моих губ. Мой двадцатый день рождения. Я родилась во второй день месяца волков. Мама говорила, что у меня будет счастливая доля. Но она где-то потерялась в пути.

Никогда я не была столь несчастна, как сейчас. Даже когда умерла мама, даже когда мы переехали к тётке и стали жить почти в нищете.

Почти год, как тётка Ядвига выдала меня замуж за Эдуарда. Где оно то счастье, которое он обещал, когда делал предложение?

У меня не осталось права даже одеться так, как я хочу. За окном искрился снег. Маленькая пичужка прыгала на ёлке в поисках еды. Я ей отчаянно позавидовала. Пусть голодная, но свободная. А я… Даже вздохнуть не могла без разрешения, опасаясь гнева мужа.

― Что это, Алисия? ― голос Эдуарда звучал обманчиво спокойно.

― Что, дорогой? ― с перепугу переспросила я, и понимание своей ошибки пробежало холодком по позвоночнику.

― Баранина, ― брезгливо выплюнул муж. А для меня словно приговор прозвучал.

― Да, ты просил приготовить баранину, ― отважилась я напомнить ему, что он заказывал на обед. ― Мэгги приготовила, как ты любишь, с пряными травами под брусничным соусом.

Глаза Эдуарда потемнели, и у меня душа ушла в пятки. Надо было промолчать, может быть, тогда бы, гроза миновала.

― Алисия, я просил сочную баранину, а не пережаренную, ― его слова полыхали гневом. Меня обжигало огнём ненависти даже через стол. ― Где ты была, что не смогла проследить за приготовлением праздничного обеда?

Я сжалась в комок, понимая, чем всё это может закончиться. Не первый раз это со мной происходило в этой жизни. Оглянуться не успела, как Эдуард уже нависал надо мной с ремнём, зажатым в руке.

Глава 2

Я успела пригнуться к столу и закрыть голову руками. Тяжёлый удар ремнём опустился мне на плечи. Ещё один и ещё. Эдуард нашёл в себе силы остановиться. Он никогда не бил меня по лицу, скрывая от окружающих следы своих уроков хороших манер, как это он называл.

Даже сегодня муж нашёл к чему придраться, причём он искренне считал, что прав. Я обязана была не сводить глаз с кухарки. Большую часть своего времени я провожу на кухне. Мне кажется, что я сама смогла бы уже приготовить не хуже поварихи.

― Так где ты была, когда Мэгги готовила мне баранину? С кем шлялась? ― отшвырнув ремень в сторону, он тряс меня за плечи словно тряпичную куклу. Ноздри его раздувались, а глаза приобрели неестественно жёлтый цвет. От ужаса я потеряла дар речи. Мне казалось, что сейчас он разорвёт меня голыми руками.

Он даже не потрудился понизить голос, чтобы слуги не были в курсе наших разборок.

Все скандалы сводились к одному: Эдуард подозревал меня в измене.

Хорошая жена не даёт мужу поводов для ревности, а я… Каждый мой вздох, каждый взгляд, каждое движение вызывали у него болезненную подозрительность. Он ревновал меня к каждому дереву в саду.

― Я была на кухне, ― тихо, с нотками раскаяния, чтобы не разозлить его ещё больше, ответила я. ― Мне показалась, что баранина идеальна. Если тебе не нравится, можно отрезать другой кусок.

Эдвард уже нависал надо мной, давя своей массой, а я, как обычно, сжалась, чтобы стать как можно незаметнее.

― Ты вообще ничего не соображаешь в ведении домашнего хозяйства, ― ещё больше свирепел Эдуард. ― Вот что значит взять в жёны нищенку. Только и умеешь хвостом вертеть.

Ему хотелось побольнее задеть меня. Знал же, что я без его разрешения даже в сад не выхожу, но мучить меня беспочвенными подозрениями доставляло ему удовольствие.

– Это неправда, ― не выдержала я пустых обвинений. ― Я верна тебе.

― Ах, ты дрянь, ― муж наградил меня оплеухой. ― Жалкое ничтожество, которое я возвысил.

Голова дёрнулась, больно ударившись о массивную спинку кресла. Я на мгновение потеряла сознание, придя в себя уже от новой пощёчины. Лицо пылало не только от ударов, но и от унижения.

– Эдуард, помилуй, ― только и смогла я прошептать разбитыми губами.

От моей просьбы муж рассвирепел ещё больше. С горящими безумием глазами он схватил меня за руку, больно выворачивая её. Стащил меня с кресла, бросив, словно тряпку, себе под ноги. Глотая слёзы, я обняла его ноги, в немой мольбе подняв к его лицу заплаканные глаза. Он пнул меня, чтобы освободиться. А я вцепилась в его ногу, будто от этого зависела моя жизнь.

– Отпусти меня, Алисия, ― его голос был устрашающе холоден, похрустывал словно лёд под ногами.

Я отползла от него и закрыла руками голову. Я не питала иллюзий и знала, что сделала только хуже. Эдуард бил меня ногами, стараясь не попасть по лицу. Разбитые губы можно объяснить, а вот синяки на лице могут вызвать много ненужных вопросов. Великому инквизитору должно сохранять холодную голову в любой ситуации, а я стала его испытанием.

– Как ты смеешь мне перечить, безродная тварь, ― его глаза полыхали безумием, он не ведал, что творил.

Я опять довела его до приступа агрессии. Глотая слёзы боли и унижения, мне хотелось крикнуть ему: “Я не безродная. Род Алисии Вельской гораздо древнее твоего”. С какой радостью я бы посмотрела, как безумие уступит место страху.

Вельские ― это смерть. Только проклятая слава сестёр Вельских, о которой не знал мой муж, примиряло меня с существованием в этой жизни. Эдуард Лобо, барон Райвосо был родом из Корнуола и ему не было дела до родословных аристократов Лорингии.

Именно поэтому тётке удалось выдать меня за него замуж. Но если он узнает правду, то я позавидую тем мёртвым ведьмам, которых он отправлял на костёр.

Я закрыла голову руками, пытаясь уберечься от побоев, но от своей полной безнаказанности Эдуард лишь распалялся.

Слуги отводили глаза, не смея вмешиваться. Уже больше полугода я служила буфером между ними и хозяйским гневом.

Выплеснув на меня свой гнев, Эдуард, как ни в чём не бывало, поднял меня с пола, покрывая поцелуями распухшее лицо.

― Прости меня, Алисия, опять не смог сдержаться, ― его голос был полон раскаяния, а у меня шумело в голове, и взгляд никак не мог сосредоточиться в одной точке. ― Ты же знаешь, что у меня бывают вспышки гнева, зачем провоцируешь меня?

― Прости, ― еле-еле пробормотала я разбитыми губами. ― Я не хотела. Не подумала.

― Вот в этом всё и дело, ― с сожалением произнёс мой муж, уже раскаиваясь в своём поступке. ― Ты не думаешь, а страдаю я. Давай закончим обед. У тебя же сегодня день рождения. Отпразднуем на славу.

Он усадил меня за стол, а у меня всё плыло перед глазами.

– За твоё здоровье и красоту, Алисия, ― поднял бокал Эдуард, и я поспешила сделать то же самое.

Сделав пару глотков вина, он с аппетитом принялся за артишоки и пересушенную баранину с картофельным пюре. Теперь уже она не казалась ему отвратительной.

А я молилась лишь об одном, чтобы боги послали побыстрее смерть одному из нас.