Ирена Мадир: Серпентарий

© Ирена Мадир, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

От автора

Данная книга продолжит знакомить вас с темным миром Шарана, однако сюжетно она никак не связана с остальной серией. «Серпентарий» – одиночная самостоятельная книга. Тем не менее если вы захотите узнать этот мир лучше, то можете прочесть всю серию.

Также в истории затрагиваются триггерные темы – смерть близких, преследование, нездоровые отношения, встречаются откровенные сцены, случаи насилия и некоторые другие. Пожалуйста, учитывайте это.

Если вы готовы, добро пожаловать в серпентарий…

Оставь снобизм, всяк сюда входящий!

Это место для guilty pleasure, так что не говори, что тебя не предупреждали!

О!

И посмотри вниз!

Умница.

Мы повеселимся! А ты уже на самом краю.

Пришло время сделать последний шаг.

Позволь себе упасть в бездну истории.

Порочные змеи уже ждут.

Переверни страницу…

I. Serpentarium

Серпентарий – это разновидность террариума, предназначенного для содержания змей.

В научных серпентариях получают змеиный яд, который позднее используют в лечебных целях. Например, он входит в состав противовоспалительного средства, применяемого при заболеваниях периферической нервной системы. Ядовитые змеи не всегда представляют опасность, иногда они помогают людям…

Э. Хоркам «Змеи и прочие гады»

Глава 1. Пепел и слова

«Если ты читаешь это, значит, меня убили», – гласила первая строчка письма. Его Нура не смогла бы забыть, даже если бы сильно захотела. Страшные слова болью пульсировали в висках, стоило лишь вспомнить, что она не умерла, ее убили.

Сейчас, когда Нура упиралась обнаженными лопатками в твердую шершавую стену, а грудью – в горячее мужское тело, она снова и снова прокручивала ее слова из начала письма.

Что, если ее убил тот, кто теперь стоял перед Нурой? Что, если…

– Какое мучение. – Его шепот вливался в уши ядом.

Нура же злилась на собственную слабость. Она трепетала от страха, хотя мужчина перед ней не делал ничего плохого. Он стоял близко, но не касался, между ними сохранялось крохотное расстояние, которое, впрочем, не мешало ощущать чужой жар, будто от лихорадки. На шее мужчины под темными татуировками проглядывались вены, он дышал сквозь сжатые зубы и не моргал.

Нура не могла отвернуться от его глаз цвета красного вина. Узкие кошачьи зрачки в них медленно расширялись.

– Ты так на нее похожа… – простонал мужчина. Он наклонился, и Нура почувствовала, как его раздвоенный язык прошелся по линии ее челюсти. – Даже пахнешь похоже…

Нура была близка к тому, чтобы потерять сознание прямо там, в комнате, пропахшей табачным дымом, рядом с опасным мужчиной, от которого несло бурбоном. Сердце птицей билось о клетку ребер, и в груди становилось все теснее. По позвоночнику расползался холодный ужас.

– Я не она, – хрипло выговорила Нура, вжимаясь в стену – единственное, что помогало ей оставаться в вертикальном положении.

– Да… – Снова этот шепот. От него во рту появился полынный горький привкус. – Ты не она.

Удивительно, что и мужчина, и сама Нура старались не произносить имя.

Кея.

Ее звали Кея.

* * *

Нура и Кея делили один день рождения и одно лицо. Те же низко посаженные густые брови, тот же прямой нос, те же серые глаза… Только глаза сестры были закрыты… Теперь закрыты навсегда…

За три года Нура привыкла к отсутствию Кеи. Сестра так внезапно бросила университет, разругавшись по этому поводу с мамой, и так быстро уехала в столицу Восточного кантона^[1], что никто и понять толком ничего не успел. За эту резкость мама, кажется, еще сильнее обиделась на Кею. Их старший брат занял более нейтральную позицию, но все же был скорее против сумасбродства сестры.

А Нура… Она училась жить без Кеи. Ее отъезд – болезненное расставание. Сестры всегда были рядом, спали в одной комнате, перешептывались ночами и хихикали, доверяли друг другу секреты. Но вдруг все изменилось: города разделили их, разговоры стали короткими и скупыми. Даже связь по нусфону^[2] не длилась долго. Кея почти ничего не рассказывала о жизни в столице. Сердце Нуры разрывалось от боли и обиды на сестру. Как она могла бросить ее? Как могла игнорировать?

А потом пришло письмо… Было утро выходного дня. И первого после увольнения Нуры. Об этом она так и не сказала никому, боясь скандала. От Кеи еще можно было ожидать чего-то подобного, но от Нуры нет, она же всегда оставалась такой послушной! Не перечила матери, ни когда та отправила ее учиться на экономический факультет, ни когда через знакомых пристроила работать бухгалтером. Страшно представить, сколько пришлось бы выслушать от семьи по поводу «опрометчивого поступка», и ведь им ничего не доказать.

Так что весточку от Кеи Нура тогда приняла за добрый знак. Она была уверена, что сестра поняла бы ее и поддержала, узнав о смелом шаге. Другое письмо осталось без внимания. Его отправил полицейский департамент, потому и Нура, и мама решили, что это штраф за превышение скоростного режима на старом мобиле^[3].

Нура скрылась в своей комнате, спеша прочесть долгожданное послание от Кеи. Первые строчки запомнились ярче других. Они шли до стандартного приветствия, потому что, очевидно, были важнее:

Если ты это читаешь, значит, я мертва. Меня убили.

Слова вызвали дрожь, в горле встал ком. Нура надеялась, что написанное окажется какой-нибудь шуткой. Неудачной и ужасной, но только шуткой.

Дорогая моя Нура!

Важно, чтобы ты поняла: если это письмо попало тебе в руки, значит, кто-то решил меня заткнуть. Я хочу, чтобы у них ничего не вышло, хочу, чтобы они услышали мой голос даже после моей смерти. И я надеюсь, что ты поможешь.

У меня есть компромат на всех, кто угрожал мне. На всех, кто может быть моим потенциальным убийцей. Доберись до этой информации и опубликуй ее. Делай все быстро, чтобы никто не успел достать тебя!

Я оставила для тебя подсказки. Один мой хороший друг может тебе помочь. Мы с…

Письмо обрывалось. Буквально. Кея оторвала часть бумаги, а продолжение шло на обратной стороне. Там буквы немного скакали, будто сестра дописывала концовку в спешке.

Все изменилось. Мне пришлось уничтожить ту часть, которая могла навредить тебе. Все это очень опасно. Не лезь в это! Просто знай, что я не убивала себя. Забери все, что захочешь, и уезжай. А главное – НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙ!!!

Скажи маме и брату, что я их люблю! И по́мни, что больше всех на свете я люблю тебя, моя милая сестренка!

Послышался мамин всхлип. Она тоже открыла свое письмо. Это был не штраф. Это было уведомление с приглашением на опознание тела…

Нура, мама и брат тем же вечером выехали в Рагнар – столицу Восточного кантона. Уже утром они стояли в холодном помещении, где на металлическом столе лежал труп.

Лежала Кея.

Мама рыдала, плакал и брат, а Нура не проронила ни слезинки. Ей казалось, что все вокруг замерло, застыло, словно в янтаре. Она пустым взглядом смотрела перед собой, не понимая, что происходит.

Это не могло быть правдой. Просто не могло. Ни документы, которые дали подписать; ни захламленная арендованная квартира Кеи, которую с остервенением убирала мама, лишь бы забыть о том, что ее ребенок мертв; ни хозяин квартиры, с которым разговаривал брат, прося разрешения ненадолго остаться; ни люди в черном, готовившие похороны.

Казалось, что все происходит с кем-то другим. С какой-то другой Нурой. И она все глубже погружалась в омут отчаяния и все меньше понимала, что творится вокруг. Она кому-то кивала, кому-то отвечала, но сама едва ли различала собственные слова. Все это длилось вечность, пока кто-то не похлопал ее по плечу и не сунул под нос что-то мерзко пахнущее. Только тогда Нура вздрогнула и подняла взгляд на незнакомца.

Голос его звучал так глухо, словно из-под воды, и разобрать удалось лишь окончание:

– …проститься и вы?

Нура моргнула раз, другой, пытаясь сосредоточиться, понять, где она и что творится. Постепенно мнимый туман сходил с окружения, пока не стало ясно, что Нура сидит на лавочке. Рядом вилась выложенная камнем дорожка. Она вела к огороженной площадке для ритуальных сожжений. Вокруг разливалась песня серебряных колокольчиков, висевших на деревьях чуть поодаль. Считалось, что их звуки отпугивают злых духов Великого леса.

Перед Нурой остановился молодой мужчина в черном костюме. Голову его венчала шляпа с широкими полями, характерная для служителей Смерти – Жнецов. Без них не проходили, кажется, ни одни похороны. Именно их фигуры в темном, со склоненными головами и тусклыми глазами сопровождали мертвецов в последний путь – в могилу, какой бы она ни была. Жнецы знали традиции погребения всех конфессий Шарана^[4] и еще нескольких с Древней родины^[5]. Потому, наверное, ни на одном материке не существовало похоронного бюро, которым бы владел кто-то помимо них.

– Что вы сказали? – наконец слабо отозвалась Нура.

– Прошу прощения, что подал нюхательную соль, но я счел необходимым привести вас в чувство. Ваш брат и матушка уже простились, посему обязан уточнить: не хотели бы проститься и вы? – терпеливо повторил Жнец. Его бледное лицо не выражало ровным счетом ничего. Уголки тонких губ были опущены, под темно-карими глазами пролегли тени, как если бы мужчина не спал несколько ночей. Он глядел на Нуру, но словно смотрел сквозь нее.

– А… Да. Извините, – промямлила она, – я просто задумалась…

– Понимаю, – кивнул Жнец, подавая ей руку. – Позволите?

Нура согласилась и вложила свою ладонь в его, затянутую в черную перчатку. Начало лета выдалось прохладным, но недостаточно, чтобы перчатки не казались лишним атрибутом.

– Надеюсь, вы не против, – Жнец взял ее под локоть, – если я послужу для вас временной опорой, госпожа Йон.

Она благодарно кивнула. Колени дрожали, пока они шли вперед, к круглой площадке, обнесенной кованым забором. Прямо за ним, на возвышении, покоился гроб. Когда Нура подошла ближе, в глазах у нее потемнело, она покачнулась. К счастью, Жнец подхватил ее за талию, прижимая к себе, чтобы спасти от падения.

– Все хорошо, госпожа Йон. – Его дыхание защекотало ухо. – Так бывает, – успокаивал он.

От Жнеца пахло дымом костров и благовониями. Тяжелым ароматом похорон, пропитавшим кожу, черные бездны глаз и каждый звук его голоса. Он будто уже умер, настолько сильно от него веяло смертью. Наверняка он привык к виду трупов. Такая у него работа. Такая у него жизнь.

Нура же сталкивалась с подобным впервые. Девочек не взяли даже на похороны бабушки. Мама решила, что они слишком малы для этого, и оставила их дома. Странно было теперь столкнуться со смертью так – глядя в собственное мертвое лицо.

Кея лежала в простом деревянном гробу, обшитом изнутри бирюзовым атласом. Вокруг него все уставили растениями, а под ними спрятали незажженные благовония. Сестра утопала в цветах, тонкие руки были сложены на груди. В коротких каштановых волосах Кеи змеились изумрудные пряди. Ее одели в черное бархатное платье, и без того бледная кожа теперь отливала серостью. Лицо ее казалось гладким, словно восковое, но умиротворенным, даже уголки губ будто бы приподнялись в расслабленной полуулыбке.

Казалось, что она просто заснула, но вот-вот поднимется… Однако ничего не происходило. Только Нура замерла над сестрой, пытаясь разглядеть в знакомом облике ответы на вопросы, которые роились в голове.