Патент «АВ» (страница 13)
Глава семнадцатая,
в которой рассказывается о горячем разговоре между доктором и Аврелием Падреле
Нам нужно вернуться назад, к третьему месяцу пребывания доктора Попфа в Бакбуке, и описать переполох, поднявшийся на местном рынке, когда приезжий доктор вдруг стал скупать бараньи, телячьи и свиные головы. Он закупал их в таких количествах, словно собирался обеспечить себя студнем на всю жизнь.
Однако доктор Попф и не думал употреблять эти головы в пищу. Из всей этой горы мяса и костей Попф оставлял для себя только несколько граммов сероватых крошечных железок, которые он, вскрывая черепные коробки, вырезал из основания головного мозга. Остальные сотни килограммов по существу нетронутых голов мясник за полцены принимал у Попфа обратно, и оба – и мясник, и доктор – одинаково оставались довольны сделкой. Щитовидные железы – бычьи, свиные и бараньи – Попф получал от мясника бесплатно, в виде премии.
Прошло всего несколько недель, и доктор Попф дал новую пищу для пересудов. Он приобрел сразу поросенка, бычка и ягненка.
– Он какой-то тронутый! – веселились досужие бакбукцы. – Право же, с ним опасно иметь дело. Такой может ни с того ни с сего укусить…
Другие холодно говорили:
– Человек мечется. Нам тоже было скучновато, когда мы возвращались из университета в Бакбук. Это вроде кори, ею надо переболеть. Ничего, остепенится.
Они вспоминали про химикаты, колбочки, реторты и прочую стеклянную дребедень, которую доктор Попф привез с собой, и им было приятно думать, что провинциальная рутина засосет его с течением времени так же бесповоротно, как и их, тоже мечтавших когда-то о чистом служении науке.
– Ничего, – говорили они, – остепенится.
Доктор Попф никого не кусал, но и не остепенялся. За несколько дней он закупил и свез к себе на двор около тонны сена и концентрированных кормов. Это для трех совсем юных животных, которые еще и жевать-то толком не научились!
Но как разинули бы рты местные кумушки и скептики, когда б узнали, что доктор Попф никому не доверяет этих недавних сосунков и возится с ними с усердием заправской скотницы, сам задает им корма, сам чистит, убирает за ними навоз, по нескольку раз в сутки обмеривает их и взвешивает буквально всех и все, даже навоз, который сам тщательно убирает из хлева три раза в день.
Недели полторы неказистые стены хлева, в который Попф собственноручно переоборудовал дощатый гаражик, были молчаливыми свидетелями чудесного превращения поросенка в грузную свинью, ягненка – во взрослого барана, теленка – в представительного быка. А как-то на закате в хлеву произошла сцена, которая могла бы не на шутку обеспокоить даже тех немногих, кто верил в нормальные умственные способности нашего героя: доктор Попф в полном одиночестве плясал в хлеву. Он хлопал в ладоши в такт своим несуразным движениям и вполголоса, чтобы его не услышали на улице, напевал:
– Не растут! Не растут! Трам-ти-ри-ра! Не растут! Не растут! Не растут!
Если вспомнить, что за какие-нибудь десять дней до того он в том же самом хлеву так же непосредственно и бурно радовался, что его питомцы растут, можно было подумать, что от напряженного нервного труда, многодневных волнений и систематического недосыпания доктор Попф свихнулся. На самом же деле его радость и в первом, и во втором случае была одинаково обоснованна. Он ставил перед собой дерзкую научную задачу: форсировать рост животных организмов, но не беспредельно, а только до размеров нормальной взрослой особи. Между тем, до переезда в Бакбук Попфу удавалось изготовлять в своей лаборатории только такой препарат, который стимулировал безграничный рост подопытных животных. Двухдневная морская свинка меньше чем за неделю вырастала до размеров полугодовалого бульдога, слепой крысенок за этот же срок превращался в страшного и отвратительного хищника, который продолжал так же бурно расти, как и морская свинка.
Десятки раз пришлось Попфу пробовать свой эликсир на крысятах, каждый раз они стремительно перескакивали в своем сказочно убыстренном росте размеры взрослых особей, и все приходилось начинать сначала. Попф отравлял их цианистым калием, шкуры их консервировал, чтобы с течением времени изготовить из них чучела, и снова на долгие дни запирался в лаборатории, проверяя все расчеты, проделывая сотни разнообразнейших опытов, чтобы выяснить, в чем корень ошибки, нарушавшей его замыслы.
Понятно поэтому, как законна была его радость, когда крысята и морские свинки в конце концов перестали расти, достигнув размеров, установленных природой для нормальных особей их вида.
На этом был завершен первый этап работы.
И с Падреле, и с бессловесными пациентами все обстояло в высшей степени благополучно. На полках лаборатории, поблескивая, выстроились батареи ампул с подцвеченным эликсиром – желтым, сиреневым, зеленым.
Но неожиданно для Попфа выяснилось, что разработка плана массовой инъекции эликсира, о которой он столько лет мечтал и представлял себе, как ему казалось, в самых мелких деталях, – дело весьма сложное и трудоемкое. Пухлая стопка писчей бумаги на его письменном столе растаяла в каких-нибудь два дня, оставив один-единственный листок и серьезное разочарование Попфа в своих писательских способностях.
Ясным солнечным утром в самом конце августа Попф попросил Беренику после завтрака заглянуть к нему в кабинет. Она вошла, удивленная приглашением. В эти часы он обычно был для нее недоступен.
– Я тут кое-что нацарапал, – сказал он, протягивая ей исписанный размашистым почерком листок бумаги. – Прочти, старушка, и скажи свое мнение.
Береника вполголоса прочла:
«Если вы имеете поросенка и хотите, чтобы он за десять дней вырос во взрослую свинью, если вы имеете ягненка и хотите через десять дней вырастить из него барана, если вы имеете телку или бычка и хотите в тот же срок вырастить быка или корову, вам нужно обратиться
К ДОКТОРУ СТИФЕНУ ПОПФУ
(улица Полнолуния, против аптеки Бамболи)
Доктор Стифен Попф будет впрыскивать молодняку изобретенный им «ЭЛИКСИР БЕРЕНИКИ».
Сомневающимся в действии эликсира разрешается вносить стоимость инъекции (полкентавра) после того, как они сами убедятся в действии препарата.
Инъекция будет производиться с 7 сентября с. г. ежедневно, кроме воскресных дней, с одиннадцати утра до трех часов пополудни».
– Ну как? – спросил Попф.
– Я бы на твоем месте дала прочесть Падреле, – ответила Береника так быстро, словно она давно уже продумала этот вопрос. – Он деловой человек и больше меня разбирается в рекламе.
– Полагаю, что и больше меня, – весело согласился Попф. – Что ж, пойдем на консультацию с представителем деловых кругов.
Он подхватил Беренику под руку, и они с шумом сбежали по залитой солнцем лестнице вниз, в угловую комнату.
Никто не узнал бы в рослом, розовощеком здоровяке с выдающимся подбородком и чуть приплюснутым мясистым носом – фамильным носом Падреле – желтолицего крошечного человечка, который не так давно поздним вечером стучался к доктору Попфу.