В семнадцать она была красивой – даже слишком, но тогда я воспринимал её как нечто лёгкое, бесхитростное, солнечное. Той детской искренности, конечно, всё равно хватало и сейчас, но с ней пришло что-то новое. Её взгляд стал увереннее, жёстче – как будто она научилась держать под контролем каждую эмоцию, скрывать их за маской. Тот свет, который был в ней раньше, не погас, но теперь он направлен внутрь, она научилась не распыляться, как это делают дети. Как будто три года обернулись для неё по меньшей мере тринадцатью. Такая взрослая.

– В общем, я очень прошу не портить настроение отцу и не вспоминать при нём аварию, потому что это очень сильно его расстраивает и может сказаться на выздоровлении.

Я кивнул, давая понять, что принял к сведению. Олеська переступила с ноги на ногу, я опустил взгляд и осознал, что всё это время она стояла голыми стопами на плитке. Ледяной!

– Лесёныш, ну нельзя же так, простудишься! – воскликнул на автомате и, действуя скорее по старой памяти, чем полностью отдавая себе отчёт, подхватил Леську за талию, усадил на диван и принялся растирать её стопы.

– Даниил Александрович, не надо…

– Ну конечно надо, ты в курсе, что у вас пол без подогрева, а на улице минус десять?

– Я лучше носки надену.

– И носки, и тапки, и чтобы больше босиком не ходила на лоджию.

– Даниил Александрович, ну это неприлично! Ты ещё подыши на них! – возмутилась Леся, пытаясь забрать у меня аккуратные лодыжки с розовым педикюром с белой каемочкой. Меня снова триггернуло, потому что у Нимфы, кажется, тоже ногти на ногах были сделаны под «френч».

«Не сходи с ума, подавляющая часть женщин красит ногти так».

– И подышу, – воскликнул я, чувствуя накативший азарт.

Улыбнувшись её притворному возмущению, я, не раздумывая, склонился ближе и, словно в шутку, подул на её ступни, одновременно согревая их дыханием. Вначале тёр пятки, а затем провёл пальцем по своду ступни, начиная от основания пальцев и спускаясь вниз, вдоль мягкой линии. Леся засмеялась, дёрнула ногой, но не убрала её. Она была уверена, что я остановлюсь. Но я продолжал, с каждым разом медленней и более нежно проводя ладонями по её ступням, чуть сильнее дыша на них, чувствуя тягучее желание в паху. Хотелось послать всё к чёртовой матери и взять от Олеси то, что так и не вышло с Нимфой. Одна эта мысль превращала кровь в жилах в лаву.

Щёки Олеси покраснели, губы приоткрылись и смущённое «ох» заставляло моё сердце биться быстрее, чем хотелось бы. «Даня, ты похотливый козёл, который пускает слюни на единственную дочь лучшего друга», – укорила совесть, но увы, я ничего не смог с собой поделать.

И вместо того, чтобы перевести всё в шутку, я спросил:

– А помнишь, однажды, когда мы с твоим отцом жарили шашлыки во дворе после чемпионата по футболу, ты принесла мне венок из одуванчиков.

Олеся смутилась ещё больше, опустила взгляд, но стопы из моих рук вырывать не стала.

– Помню.

– А помнишь, что ты сказала при этом?

– Да ерунда там какая-нибудь детская была… – неуверенно произнесла она, но так как её щёки покраснели, я сделал вывод, что и слова она тоже прекрасно помнит.

– Ты сказала, что надеваешь на меня венец безбрачия, чтобы вырасти и самой, цитирую, «выйти замуж за любимого дядю Даню».

– Да это просто мама говорила, что её подруги не выходят замуж, потому что на них венец безбрачия… Сколько мне тогда было лет? Восемь? Десять?

– Двенадцать.

***

Олеся

Я замерла, глядя в его глаза, и ощутила, как всё вокруг вдруг перестало существовать. Только этот взгляд – глубокий, изучающий, будто он пытался понять, что у меня на душе. Сердце билось так часто, что мне казалось, оно заглушает даже старинные тикающие часы с кукушкой у серванта. Неужели Даниил не понимает, как на меня действует? Что это согревание стоп… неуместно как-то! И этот неожиданный поворот в разговоре, его голос, пропитанный чем-то, что я не могла уловить, его близость и мужской аромат – всё это сбивало с толку.

Двенадцать лет.

Я действительно сказала это? Господи, какая глупость.

– Я… я точно не помню, – пробормотала я, хотя, конечно, помнила тот день очень хорошо. И тёплый смех Даниила, и отцовское возмущение «Леся, брысь отсюда, лучше делом займись, салат постругай», и то, что Даниил всё-таки надел на себя венок со словами: «Ну если даже твоя дочь считает, что у меня нет шансов жениться в ближайшие годы, то похожу в венке».

Я невольно облизнула пересохшие губы и, кажется, ещё сильнее покраснела. Даниил всё ещё держал меня за лодыжку, чуть касаясь пальцами, и этот контакт сводил с ума. Я чувствовала, что не могу дышать, что всё это… неправильно.

Он же видит во мне ребёнка? Видит. И наверняка смеётся про себя, вспоминая мои глупости.

Его глаза лучились смехом, заботой и чем-то, что у меня не получалось распознать. Снисходительность? Да нет, не похоже…

В этот момент дверь на лоджию резко открылась.

– Я принёс чашку. Лесь, просил же на верхние полки не ставить посуду… – Голос отца мгновенно смолк.

Он смотрел, сузив глаза. В этом взгляде было что-то, от чего захотелось провалиться под землю. Я быстро отдёрнула ноги с колен Даниила и поднялась с дивана.

– Да, пап, прости, я забыла, – забрала чашку и поспешно поставила её на стол. Пол всё ещё жёг ноги холодом, и я дала себе слово, что надену тапочки, как только найду их.

Даниил же, напротив, поднялся очень медленно, демонстративно поправил рукава водолазки, а затем посмотрел на роскошные часы и внезапно покачал головой.

– Чёрт, совсем забыл! Димон, прости, пожалуйста, но завтракать я не останусь. Я прилетел сюда не просто так, у меня дела есть.

– У тебя всегда работа была на первом плане, – отец сухо кивнул, а Даниил улыбнулся.

– Ну, кому-то говорят, везёт с карьерой, кому-то с семьей. Я пойду… ах да, – Он обвел взглядом лоджию, ненадолго задержавшись взглядом на костылях. – Дим, не пойми превратно, но Леся сказала, что ты пережил множество операций…

– Да, и что? – отец с вызовом выпрямился, задирая подбородок.

– Я хотел предложить тебе денег. Ты ведь мне всегда был как брат. Хочешь подарю, хочешь в рассрочку. Я даже представить себе не могу, каково это оказаться в одночасье без заработка. Ты раньше ведь работал тренером…

Я затаила дыхание, с изумлением обернувшись на Даниила. Деньги нам были нужны, ох как нужны! Один долг за последний папин имплант составлял ещё более трёхсот тысяч рублей, а впереди ещё одна операция… На миг я представила, что этот мужчина закроет все наши проблемы, и вместо ночного клуба я смогу устроиться на нормальную работу в ИТ компанию…

– Ты за кого меня держишь, Даня?! – Внезапно лицо отца исказилось гневом. – Я не попрошайка какой-нибудь. Думаешь, можно вот так легко можно забыть обо мне на три года, заявиться обратно как ни в чём не бывало и швырнуть деньги в лицо?!

– Дим, я не это имел в виду, – Даниил поднял руки в примиряющем жесте. – Я просто хочу помочь. Это не о том, чтобы что-то бросить тебе… Это о том, чтобы исправить то, что я не сделал раньше.

– Исправить? Исправить?! – Отец горько рассмеялся, и этот смех прозвучал тяжелее любых слов. – Деньгами? Ты что, думаешь, мы тут с Олеськой сидели и считали, когда ты вернёшься с пачкой купюр, чтобы нас выручить? Нет, Даня, так не работает. Мне нужен был друг три года назад, а сейчас никто не нужен. Леся у меня прекрасно зарабатывает, будущий заместитель начальника департамента информационных технологий. Мы сами справимся.

– Ясно. Что ж… до свидания.

– Иди уже давай.

– Лесь, закроешь за мной? – это уже Даниил бросил мне.

– Да, конечно, – ответила я, чувствуя горькую растерянность. Жаль, что папа не согласился на деньги. Эх, рано я обрадовалась…

Мы молча прошли в прихожую, и Даниил накинул элегантное кашемировое пальто поверх водолазки. Этот простой жест сделал его ещё более собранным и каким-то неприступным. Идеально скроенное пальто подчёркивало широкие плечи, а высокий ворот пальто скрывал шею, которую я так внимательно разглядывала несколько минут назад.

Даниил задумчиво хмурился, но при этом выглядел как мужчина, который привык с лёгкостью справляться с любыми проблемами. Это чувствовалось в его уверенных движениях, в том, как он держал спину, в плотно сжатых губах. И это сводило меня с ума. Уходя, он словно уносил с собой эту уверенность, этот образ мужчины, способного решить всё, чего мне так не хватало в нашей с отцом жизни. Внезапно я почувствовала острую горечь.

Друг отца обернулся ко мне на пороге.

– Береги себя, Лесь, – сказал он тихо.

– Разумеется, Даниил Александрович.

– Ох, Лесь, – он поморщился. – Давай уже без этого официоза.

– А как мне тебя называть? – Я удивлённо моргнула. Ну не «любимым же дядей Даней» в конце концов…

Оказывается, последнюю мысль я произнесла вслух. Поняла это только тогда, когда Даниил усмехнулся, а уголки его губ слегка приподнялись в лукавой улыбке.

– От «любимого» я бы точно не отказался, – сказал он, и его голос стал чуть ниже, теплее, – но давай остановимся просто на Дане. А то, когда ты произносишь моё отчество, мне кажется, что я древний. Ещё чуть-чуть – и из меня пыль посыпется. Надеюсь, это не так.

Пыль? Он?! Я смотрела на него, чувствуя, как у меня внутри всё перекручивается от волнения. Самый шикарный мужчина, которого я когда-либо видела. Этот разворот плеч, крепкий торс, который не снился и половине моих ровесников, лёгкая щетина, которая ему безумно идёт, и утончённый вкус в одежде. Даже несколько седых волосков в его короткой светлой стрижке, которые я только сейчас заметила, казались не признаком возраста, а чем-то, что делало его ещё более мужественным, каким-то… идеальным.

– Что ты, Даниил! Какая пыль? – выпалила я слишком быстро. – Ты прекрасно выглядишь, и для своего возраста… то есть вообще великолепно. Я уверена, что множество женщин со мной согласится.

Мои слова, кажется, звучали нормально, пока я не поняла, как глубоко себя зарыла. В эту самую секунду. Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, и резко замолчала, кусая губу и проклиная себя за это несчастное «для своего возраста».

Даниил запрокинул голову и рассмеялся. Звонко, весело, без всякой насмешки, но мне всё равно хотелось провалиться под землю.

– Во-первых, не Даниил, а всё же Даня. Во-вторых, тапочки.

– Что?

– Надень тапочки, – он стрельнул глазами в полку для обуви. – Или я подумаю, что ты переступаешь с ноги на ноги потому, что вновь хочешь оказаться у меня на коленях.

Я спохватилась и тут же схватила пресловутые тапки. Щёки при этом горели.

– В-третьих, – продолжил он, когда я обулась. – Дай мне свой номер и номер отца, пожалуйста. Так вышло, что, когда я три года назад уезжал, у меня украли телефон и я потерял все-все контакты.

– О-о-о… – пробормотала я и дала, все что от меня требовалось.

На этом Даниил попрощался и вышел прочь, а я, отчего-то расстроенная, побрела на лоджию, стараясь не думать, почему мне так тяжело от того, что он ушёл. В груди щемило. «Ты ведь мне всегда был как брат», – крутились в голове слова лучшего друга отца. Действительно, с чего я взяла, что там на диване Даниил не просто так вспомнил историю с венком и смотрит на меня как-то по-особенному?

«Совсем, ты, Леська, с ума сходишь. Не о том думаешь…»

Глава 6. Ссора с отцом

Олеся

Отец сидел за столом, за которым мы обычно завтракали. Его взгляд был таким строгим, что я невольно почувствовала себя провинившейся. Костыли стояли рядом, как немой упрёк, как символ того, через что ему пришлось пройти. На столе лежали тарелки с остывшими блинчиками, которые я утром готовила с таким старанием, будто хотела склеить нашу жизнь, которая уже давно перестала быть нормальной. Ощущение тепла, которое я ещё минуту назад испытывала, общаясь с Даниилом, мгновенно сменилось тревогой.

– Садись, – его голос был холодным, резким, как зимний ветер.

Я медленно опустилась на стул, стараясь избежать его взгляда, но отец не собирался молчать.

– Хочешь объяснить, что это было? – начал он, слегка прищурив глаза.