В такой ситуации правительству не оставалось ничего другого, кроме как разрешить местным советам самостоятельно проводить реквизиции у «имущих классов», то есть самим определять, сколько материальных ценностей можно изъять, и самим же проводить эти изъятия. Реквизиции позволили на какое-то время обеспечить приток средств на нужды местных советов, но вызвали огромный разнобой в тяжести обложения и волну протестов. Такой порядок вообще уничтожал само понятие налоговой политики. «Сколько брать», каждый совет решал самостоятельно. На 1 апреля 1918 года, по неполным данным, было взыскано 380 млн рублей [23, C. 53]. Изъятия средств проводились с привлечением сотрудников НКВД, а как-то урегулировать процесс старались сотрудники Наркомфина. В провинции сложилось два финансовых центра: «старые» финансовые учреждения были подчинены Наркомфину, а финансовые отделы советов – НКВД как основной ударной силе по выбиванию средств из «классово чуждых элементов». Из-за этого между двумя ведомствами началась борьба за влияние. Местные советы, разумеется, поддерживали НКВД и требовали у Совнаркома отменять распоряжения Наркомфина, который пытался ограничить самодеятельность советов в проведении реквизиций.

21 марта 1918 года Наркомфин разослал циркуляр о запрещении реквизиций, но уже 9 апреля президиум ВЦИК этот циркуляр отменил [23, C. 61]. До ноября местные советы самостоятельно добыли 816,5 млн рублей [23, C. 62], правда, уже с весны 1919 года этот источник стал иссякать.

Возможность иметь собственные источники дохода давала местным советам полную бесконтрольность в их использовании. Советы не отчитывались перед центром, сколько денег они собрали самостоятельно, только требовали присылки им все новых и новых сумм. Принцип «единства кассы», прописанный и в ныне действующем российском Бюджетном кодексе, появился именно тогда, по декрету от 2 мая 1918 года. Он обязывал местные советы хранить все денежные средства и ценности в отделениях Народного банка или Государственного казначейства, чтобы правительство имело представление, сколько средств есть на местах.

Как общий итог всех этих явлений, к составлению бюджета на первое полугодие 1918 года Совнарком приступил только в июне (!), а утвержден бюджет на первое полугодие был лишь 11 июля, то есть постфактум [33, C. 6]. Бюджетной системы как целого не существовало.

Авральная национализация

Паралич банковской и налоговой систем, развал денежного обращения и ничем не регулируемые реквизиции со стороны местных властей создавали ситуацию, в которой даже владельцы предприятий, не принадлежавшие к числу идейных противников советской власти, предпочитали их закрывать или останавливать. Еще в декрете о рабочем контроле было записано, что попытки остановить работу стратегических предприятий запрещаются, но не было указано, что делать, если такое происходит. На практике основным ответом на перебои в работе предприятий (в том числе вызванные объективными обстоятельствами) становилась национализация, которая, таким образом, носила не столько экономический, сколько карательный характер (70 % предприятий было национализировано из-за неисполнения владельцами декрета о рабочем контроле или их попыток закрыть предприятие [34, C. 88]). Поэтому с самого начала она стала более стремительной, чем предполагалось.

По данным В. Милютина, к 1 июня 1918 года было национализировано 521 предприятие, причем ВСНХ и СНК национализировали только 20 % из них, остальное было инициативой местных и областных организаций [34, C. 85]. Для управления предприятиями в ВСНХ создавались центральные органы регулирования и управления отдельными отраслями промышленности – главки.

После заключения Брестского мира с Германией в марте-апреле 1918 года Ленин в ряде работ ставит задачи по организации хозяйства и замедлению темпа национализации, чтобы наладить управление уже перешедшими в государственную собственность предприятиями.

С 26 мая по 4 июня 1918 года проходил первый Всероссийский съезд совнархозов, в постановлении которого было закреплено, что «проведеніе націонализаціи должно быть лишено случайнаго характера и можетъ проводиться исключительно или В.С. Н.X. или Сов. Нар. Ком. по заключенію Высш. Сов. Нар. Хоз.» [34, C. 87], но вместо замедления темпов национализации ради налаживания работы уже национализированных предприятий в реальности ситуация стала развиваться прямо противоположным образом. Причин этому было две: Юрий Ларин и Брестский мир.

Уже в январе 1918 года Ларин передал по прямому проводу в Харьков «огульное распоряжение национализировать горные предприятия Донбасса», чему решительно воспротивился президиум ВСНХ, в который он входил (из чего следует, что президиуму Ларин о своих намерениях не доложил) [31, C. 21].

Тактика «поставить всех перед фактом» была развита Лариным в Берлине, куда он отправился в июне 1918 года в составе делегации, в которую также входили Н. Бухарин и Г. Сокольников. Делегация должна была обсудить с немцами экономические условия Брестского мира.

В апреле 1918 года вышел декрет Совнаркома о регистрации ценных бумаг, включавший пункт о возмещении в конкретных случаях бывшим владельцам фабрик и заводов их стоимости в тех размерах и с теми условиями, которые определяются законом о национализации [2, C. 210]. Но выплачивать компенсации всем капиталистам советская власть была не готова. А по условиям Брестского мира германским гражданам, потерпевшим убытки вследствие отчуждения имущества, полагалась компенсация [35, C. 420]. Это касалось и закрытых царской, и национализированных советской властью немецких предприятий. В результате русские фабриканты стали продавать свои предприятия немцам, надеясь таким образом выручить за них хоть что-то, а немцы покупали их, рассчитывая на компенсацию в случае национализации, обещанную условиями мирного договора [36].

Советская делегация как раз и должна была прояснить эти болезненные вопросы. Ларин не подвел: «Приехав в июне 1918 года в составе советской делегации в Берлин для переговоров об отношениях после Брестского мира, на первый же вопрос немецкого представителя о наших намерениях я указал, что произойдет национализация всех акционерных промышленных предприятий. Это вызвало сразу конфликт внутри русской делегации, во-первых, и протест немцев, во-вторых. Немцы заявили, что они готовы терпеть национализацию лишь того, что конфисковано до сих пор, и то при условии вознаграждения владельцев, а всякая национализация после 1 июля (до которого оставалось несколько дней) ими отвергается, а тем паче общая национализация всех акционерных предприятий» [31, C. 30].

Полномочный представитель РСФСР в Германии Адольф Абрамович Иоффе послал Ленину телеграмму с просьбой дать ему полномочия отправить Ларина обратно в Москву, так как работать «с ним невозможно» [37, C. 431], но дело было сделано – ВСНХ был вынужден в авральном режиме за несколько дней подготовить декрет об общей национализации промышленности, с тем чтобы национализировать все, что можно, до 1 июля 1918 года. Именно в таких условиях и появился 28 июня декрет СНК о всеобщей национализации.

Проблемой национализированной (и совершенно расстроенной к лету 1918 года) промышленности было то, что теперь содержать ее нужно было государству, у которого совершенно не было на это средств. Очевидная невозможность для молодого государства наладить работу сотен национализированных предприятий привела к появлению летом 1918 года парадоксального постановления ВСНХ, которым предписывалось мелкие и средние национализированные предприятия «признавать находящимися в безвозмездном арендном пользовании прежних владельцев. Правление и бывшие собственники финансируются на прежних основаниях» [2, C. 211].

Очень многие экономические мероприятия советской власти и в начальный, и в последующие периоды ее существования во многом были ответом на складывающиеся обстоятельства и лишь отчасти – реализацией коммунистических идей. Так произошло и с переходом к нормированному распределению.

Нормирование производства и потребления

До войны основными центрами добычи угля для всей Российской империи были Польша и Донбасс. Там же находились крупнейшие промышленные центры. Потеря польского угля стала одной из основных причин экономических проблем России во время Первой мировой. Украинская Центральная рада не признала октябрьский переворот, и уже 7 (20) ноября 1917 года была провозглашена Украинская народная республика, которая 27 января (9 февраля) 1918 года подписала с Германией сепаратный мир. В соответствии с ним в обмен на военную помощь против советских войск Украина обязалась поставлять Германии сырье и продовольствие. По Брестскому миру РСФСР обязывалась вывести войска из Финляндии (которая получила независимость 31 декабря 1917 года, после чего там сразу же началась гражданская война) и Украины, а также отказаться от притязаний на Прибалтику. РСФСР теряла порядка 56 млн человек, треть пашенных земель, текстильной промышленности, 70 % металлургии и почти 90 % добычи угля.

В. Милютин, докладывая об этом делегатам Первого съезда совнархозов, утверждал, что оставшегося хватит для выживания при условии ликвидации всяких непроизводительных трат топлива, чугуна, стали и других видов сырья, что потребует сконцентрировать все ресурсы исключительно на производительных целях. Он указывал, что обеспечить такую концентрацию может только социалистическая система [34, C. 58]. Так складывались предпосылки для будущей централизации всей экономической жизни.

Первым шагом этой централизации стало постановление СНК от 29 декабря (11 января 1918 года) о разрешительном порядке ведения внешней торговли, которое 22 апреля 1918 года сменил декрет СНК о монополии внешней торговли.

Монополия преследовала несколько целей: пресечь вывоз дефицитных ресурсов за рубеж, сосредоточить доходы от продажи импортных товаров внутри страны в руках государства, усилить переговорные позиции советской стороны в торге с иностранцами за счет укрупнения заказов и ликвидации конкуренции со стороны других российских покупателей. Монополия продолжала курс, начатый еще царским правительством, которое в период войны сначала ввело лицензирование внешнеторговой деятельности, потом взяло импорт военного сырья в свои руки, а в 1916 году обязало экспортеров вносить свои валютные поступления на счета Министерства финансов [38, C. 55].

Для организации внешней торговли при Народном комиссариате торговли и промышленности создавался Совет внешней торговли из представителей наркоматов, главков, кооперативов, профсоюзов, торгово-промышленных организаций. Наркомторг должен был вырабатывать план товарообмена с заграницей, а Совет – реализовывать его, организуя, с одной стороны, закупку товаров за границей, а с другой – заготовку и закупку российских товаров через главки, кооперативы или собственных представителей [34, C. 81].

В «Очередных задачах советской власти» в апреле 1918 года Ленин пишет: «Социалистическое государство может возникнуть лишь как сеть производительно-потребительских коммун, добросовестно учитывающих свое производство и потребление, экономящих труд, повышающих неуклонно его производительность и достигающих этим возможности понижать рабочий день до семи, до шести часов в сутки и еще менее. Без того, чтобы наладить строжайший всенародный, всеобъемлющий учет и контроль хлеба и добычи хлеба (а затем и всех других необходимых продуктов), тут не обойтись… Каждая фабрика, каждая деревня является производительно-потребительской коммуной, имеющей право и обязанной… по-своему решать проблему учета производства и распределения продуктов… Образцовые коммуны должны служить и будут служить воспитателями, учителями, подтягивателями отсталых коммун» [39, C. 185, 191].