Ну что ж, теперь я побываю в шкуре этих самых брошенных, старых жен, которых променяли на более молодых и не поношенных. Как пишут в модных журналах статьи на тему возрождения мужчины с новой, перспективной и молодой женщиной. Что там у них открывается? Ааа, второе дыхание. А про таких, как я, писать не любят. Точнее, любят снисходительно, жалостливо с ноткой презрения и так.. невзначай. Или помусолить то, как она опустилась после развода или ударилась во все тяжкие.

Мужчинам все можно. Любовницы, полигамия, браки, разрушенные семьи. Он же мужчина. Он альфа. Ему надо плодиться и размножаться. Со старой женой это уже пройдённый этап. С ней скучно. Борщи, пирожки, сериалы по выходным. А тут экшен, секс, драйв. Как говорит моя Лерочка.

И всем плевать, что у вот этой брошенной сердце на ошметки, что у нее жизнь куда-то в бездну, что…когда она была моложе. Он ведь мог уйти, мог сказать честно, что не любит, и дать возможность построить свою жизнь, когда ты моложе, полна сил. Когда еще есть время на карьеру и личную жизнь. Но нет. Надо дождаться…когда тебе уже за сорок, и очереди не просто не выстраиваются, в твою сторону даже не смотрят, потому что уже ВСЕ. Да ты и не ждала никогда, что посмотрят. Ты своего любила. Родного такого, близкого. Чужого. Предателя!

– Лена…

Подняла голову и увидела его, стоящего возле двери кабинета. В эту секунду такой далекий и чужой, что заболело в груди. Никогда не думала, что испытаю этот кошмар – понять вдруг, что самый близкий человек уже очень давно стоит на другом краю пропасти от тебя. И никакие они не родные его глаза, и щетина на щеках глажена другой рукой, и на рубашке запах чужих духов.

– Лена, мы разводимся, и тебе нужно уехать из этого дома. Я все решил. И давай без истерик и скандалов.

Можно подумать, я когда-то закатывала ему скандалы. А может, стоило? Может, надо было закатывать?

– Что?

Я переспросила, скорее, как эхом своих мыслей, потому что я явно плохо слышала, у меня закладывало уши, и я ничего не могла разобрать.

– Ты должна сегодня же уехать. Собирай вещи и уходи. Я больше не намерен с тобой жить.

– Уехать?

– Да. Все кончено. Я давно должен был сказать. Документы о разводе готовы. Света переедет ко мне завтра. Так что тебе пора…Вот. Подпиши и уезжай.

Он бросил на стол конверт, потом посмотрел на раздавленные фото, переступил через них и пошел в сторону своего кабинета.

– Артем…как так? Куда мне идти?

Пожал плечами.

– Найди.

– Как я найду?

– К Лере, например! Не знаю, куда! – рявкнул, явно начиная злиться, и я вдруг поняла, что последнее время он довольно часто вот так рявкал, но я списывала это на его усталость на работе, а это было просто адское раздражение мною. – Ты ей отдала квартиру своей мамы, устроила там ремонт за мой счет. Вот пойди, поживи у нее.

– Я…я могу взять машину?

– Эта машина не твоя. Вызови такси, Лена. И вообще, ты должна понимать, что ничего твоего здесь нет. Ты помнишь, с чем ты пришла?

И ушел, хлопнул дверью. Я так и осталась стоять возле разбитых фотографий. Мне еще не было страшно, меня еще не начало шатать от боли и от понимания, что это ужасный и самый нелепый конец брака из всех, что я могла себе представить. И самое дикое в этом его вот это спокойное и равнодушное «уходи».

А ведь я…наверное, я могла бы простить. Многое. Но вот это «уходи» – это удар по ребрам, удар в солнечное сплетение.

Я собирала вещи обыденно, собирала их в сумку, аккуратно складывая и чувствуя, как дыра в сердце исходится кровью. Самое необходимое, потому что на большее и чемоданов не было. Я никогда не думала, что мне придется уходить от моего Артема. Уходить, потому что он меня прогонит, как собаку. Шатаясь, прошла мимо его комнаты, где он с кем-то говорил по телефону, и я услышала обрывки фраз:

– Конечно, уходит. А куда ей деваться? Не уйдет, вышвырну за шкирку. Давно надо было! Достала со своими…

О боже! Меня затошнило так, что, кажется, сейчас кишки вылезут через горло.

Потому что это даже не погуляет и вернется, это не секс на стороне, это…это предательство такой невероятной степени, что меня от него швыряет из стороны в сторону. Я ему не нужна. И как давно не нужна, что он уже и документы о разводе приготовил. Пока я думала, что у нас все хорошо, он…он строил планы о жизни с другой женщиной и тихо меня презирал.

Вот и все. Кому я теперь нужна со своей обвисшей грудью, целлюлитом, округлым животиком и по-маминому крупными ногами? На этом фоне вспоминается Светочка. Точеная, высокая, худенькая и красивая настолько, что даже мне больно смотреть.

В голове прозвучал голос покойной мамы «Ты должна держаться за него, ты должна любить и уважать своего мужа. Измена – это ничто. Это тело. Главное, душа. У тебя дочка….»

Мама…мамочка, так он мне душой изменил, мама, он мне душу вывернул. Как я прощу? Как мне умолять его? Я не могу…Я ему не нужна. Я уйду. Пока не знаю, как все будет, но я поеду к Лере.

Глава 3

Лера жила в старом районе в одной из шестнадцатиэтажек в маминой двухкомнатной квартире, в которой мы с Артемом сделали капитальный евроремонт.

Девятый этаж, широкие и большие окна смотрят на бережную. Я здесь выросла. Здесь прошло мое детство. Выдохнула, подтягивая чемодан за собой. Тяжело как. Лера ничего не знает. Для нее это станет ударом. Мы всегда старались при ней не ссориться. Я старалась. Травмировать ребенка нашими перебранками не хотелось. Я помню, как в детстве очень остро переживала ссоры мамы с отцом. Особенно, когда они начинали говорить о разводе.

Точнее, отец очень любил завести эту тему. Если мама в чем-то ему перечила, сразу начинались разговоры о разводе. Мама всегда замолкала. Она считала, что женщина должна уметь вовремя промолчать, в этом ее достоинство.

Я поднялась на лифте и позвонила в дверь.

Наверное, она с кем-то из подружек отмечает. Возможно, ушла куда-то. Если что, у меня есть ключи, но как-то не хотелось показывать Лере, что она здесь не хозяйка. Тем более я ее не предупредила.

Позвонила в дверь еще раз. И наконец-то услыхала возню за дверью, потом она приоткрылась, и я увидела Леру в халатике с растрепанными волосами.

Мгновенное понимание, что Лера не одна. И не просто не одна, а скорее всего, с мужчиной. Потому что она тут же обернулась куда-то внутрь комнаты.

– Мама? Ты?

– Привет.

Она явно не торопилась открывать, и мне стало как-то не по себе.

– Привет. Что случилось?

– Может, впустишь?

Она посмотрела на мой чемодан, потом нахмурила брови.

– Вы что, заехали попрощаться? Вы куда-то уезжаете?

– Лера, твой отец выгнал меня из дома.

Она изменилась в лице и тут же открыла дверь. Потом снова посмотрела вглубь комнаты.

– Мам…ты заходи, конечно. Только я не одна. Я с…с Толиком.

– С каким Толиком?

– Ну…потом расскажу.

Она провела меня на кухню, тщательно прикрыв дверь в спальне. Нет, я не ханжа, я понимаю, что у меня взрослая двадцатилетняя дочка, что у нее наверняка есть личная жизнь. Читать ей мораль я не намерена. Кольнуло только то, что о Толике мы с папой не знали, а ведь судя по всему этот Толик явно живет вместе с ней.

Мы вошли на кухню, и она потушила сигарету в пепельнице.

– Ты куришь?

– Ну так, балуюсь иногда. Сегодня праздник, и мы немного выпили, тортик… все такое. Так…ты пошутила, да? Насчет папы?

– Нет, не пошутила. Твой папа нашел другую женщину и выгнал меня из дома. Документы о разводе уже готовы.

– То есть…он решился?

– Что значит решился?

Немного не понимая, переспросила я, чувствуя, как вдоль позвоночника поползли неприятные мурашки.

– Мама…ну у вас давно все не так уж хорошо с папой. И я думала, что он раньше расскажет тебе о Свете.

– О Ком? О Свете? Боже! Лера! Ты знала? Ты серьезно знала?

– Мама! Не кричи! – она поплотнее закрыла дверь, – Да, знала. Так получилось, что я увидела папу со Светой еще полгода назад, летом. Мы с Толиком…

– Полгода назад вы с Толиком? Подожди… я… я что-то ничего не понимаю.

Мне стало душно, и я осела на кухонную табуретку, чувствуя, как начинает пульсировать в висках и болеть голова.

– Мама, а что не понятного. Ты занята своими книгами, готовками, каким-то правильным образом жизни. Ты закормила отца своими диетическими блюдами, правильным питанием, слежкой за его здоровьем. Ты буквально лепила из него старика. Не пей, не ешь, не кури.

– Ты…это серьезно?

– Ты когда в последний раз на себя в зеркало смотрела, ма? Ты же…не знаю. Ты должна соответствовать бизнесмену, почти политику. Модная стрижка, костюмы. А ты, не знаю, эти волосы вечно отращиваешь, эти нелепые юбки, платья.

– Отцу…нравились длинные волосы.

А у Светы блондинистая стрижка, и я вспоминаю, как она крутится у него на коленях, а он ерошит ее волосы, и меня начинает тошнить.

– Папа жалел тебя, давал шансы. Он звал тебя в Англию. Хотел провести с тобой там несколько недель. Ты не поехала. У тебя был дедлайн с книгой. Вы уже взрослые, ну… так случилось.

– Лер…он меня выгнал! Слышишь? Твой отец не поговорил со мной, он изменял мне несколько месяцев, ты знала об этом… и он меня выгнал. Просто сказал убираться и…

– Мам…ну ты должна или пытаться вернуть отца, или начинать новую жизнь.

Я ничего не понимала. Передо мной стоял мой ребенок. Совершенно чужой. Совершенно отдаленный и говорил со мной как-то высокомерно снисходительно, и я снова чувствовала себя никчемным насекомым.

– Мам…я тут хочу сказать. Толик у меня живет уже несколько недель, у него работа на компьютере. Ну ты понимаешь, одна комната – его кабинет, в другой мы спим. В общем, тут места вообще нет.

Она говорит, а у меня туман перед глазами. Я смотрю на нее и не понимаю, что слышу это от своей дочери.

– Ты понимаешь, мам?

– Да… я понимаю.

– У тебя деньги на гостиницу есть?

Киваю рассеянно, смотрю в кошелек на какие-то оставшиеся копейки, думаю о том, что есть немного на карточке, но надолго не хватит.

– Я могу дать немного на первое время. Вернешь, когда сможешь.

– Нет. Спасибо.

Мне очень душно. Мне нужно на воздух. Потому что, мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

– Мам, ты не обижайся. Тут, правда, нет места. Толик, у него работа важная. Телефонные звонки, у него свои колл-центры, и он работает из дома и…

– Я понимаю. Да, понимаю.

– Давай я вызову тебе такси. Ты побудь пока одна, подумай. Потом успокоишься и поговоришь с папой. Он вряд ли желает тебе зла после стольких лет жизни. Мам…мамаааа, как ты не замечала?

– А как ты молчала?

– А что я должна была сказать? Что у папы любовница? Я до последнего надеялась, что все наладится, что ты заметишь, изменишься.

– Я изменюсь?

– Да, ты мам! Ты изменишься!

– А что со мной не так?

– Ладно…это сейчас не важно. Ты должна успокоиться, может, и папа подумает. И вы останетесь друзьями, или не знаю.

– Друзьями?

– Да, знаешь, так поступают умные женщины. Они выжидают, пока мужу насточертеет любовница и он вернется в семью. Зачем все портить.

Я ее не понимала и не слышала. Это говорила не моя дочь. Это…кто-то чужой влез в ее тело и говорил мне все эти ужасные вещи.

– Я вызову тебе такси.

– Да…вызови мне такси. А… Толик. Ты нас не познакомишь?

– Как-нибудь потом. Когда все утрясется, и ты все решишь с папой и будешь более спокойна. Вот смотри. Такси будет через три минуты. Давай помогу спустить вещи вниз. Сейчас я оденусь…

Вниз по ступенькам сама шла. На лифте не захотела и дочь попросила не провожать. Не надо. Там Толик внимания ждет. А я как-нибудь и сама спущусь, не беспомощная.

Иду, и саму шатает от стены к стене. Думаю о том, что в этом доме детство мое прошло, что квартиру не продала, потому что хотела, чтоб родительское цело осталось, хотела, чтоб память была и энергия мамы…А теперь мне здесь и места нет. Ну что ж, это моя вина. Видно, где-то я недоглядела, видно, где-то я не заслужила от дочери быть принятой в ее жизнь хотя бы временно.