Оранты считались грозными и порой даже беспощадно жестокими животными. Они способны были в ярости боя расправиться с противником, обладавшим любым уровнем силы и защиты. За это, собственно, их и ценили все разумные расы. Но их щенки… Самые натуральные, непослушные дети, требовавшие горы, очень много еды! Ну и изнурительную дрессуру, конечно же. Но этим всем, конечно же, займутся специально обученные существа.

Когда я их найду и заплачу им целое состояние.

– Прекрасный… экземпляр, – я выдавил сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как трещит по швам мое напускное спокойствие. Щенок уткнулся холодным, мокрым носом в мою ладонь, оставив на ней блестящую, тягучую полосу слюны, и требовательно ткнул когтистой, размером с кинжал, лапой в подол моего плаща. Где-то в толпе придворных кто-то резко подавился смехом, превратив его в кашель.

Эльфийский посол, тем временем, улыбался так широко и сладко, будто только что выиграл главный турнир поэтов в столице эльфов. Его длинные уши – украшенные серебряными кольцами с бирюзой – дрогнули от нескрываемого удовольствия.

– О, он сразу признал в вас истинного хозяина! – воскликнул он, и в его мелодичном голосе отчетливо зазвенели нотки яда. – Наш великий Рантариэль лично выбрал его из королевского помета. Говорят, этот славный малыш уже на прошлой неделе сжевал добрую половину книгохранилища в Башне Утренней Зари… Но кто мы, смертные, такие, чтобы судить о вкусах священного зверя?

Я мысленно послал самое жгучее проклятие на весь род Рантариэля до седьмого колена и обратно. Орчанка-служанка, Гроха – двухметровая, широкоплечая громадина в кольчуге из грубых шкур, – шагнула вперед по моему резкому кивку. Ее зеленая кожа покрылась испариной, когда она, кряхтя, попыталась обхватить мясистое туловище щенка, который тут же лизнул ей все лицо своим шершавым, как терка, языком.

В конце концов, напрягшись, она подняла его, удерживая с трудом, на руки и потащила к дверям, по направлению к кухне. Щенок повис у нее на руках, виляя хвостом. Прощай, добрая часть зимних припасов! Здравствуй, опустошенная кладовая!

Подавив тяжкий вздох, готовый вырваться из груди, я заставил себя выпрямиться на троне и вернуться к прерванной торжественной встрече. В желудке тяжело заныло. Ну, и какую еще изысканную гадость мне приготовили эльфы?

Глава 2

Ангелина:

         Летела я недолго, приземлилась мягко и даже, как ни странно, голос не сорвала, лишь глухо ахнула от неожиданности. Очутилась на невероятно мягкой, проваливающейся перине в незнакомой просторной комнате, в непонятном доме. Покрутила головой, осматриваясь, ощущая под спиной непривычную пышность постели. Все вокруг дышало роскошью: дорого-богато, как сказала бы моя давняя приятельница, соседка по лестничной клетке, Люська Агапова, облизываясь. Сразу видно: люди здесь живут не просто состоятельные, а очень богатые. Я провела ладонью по покрывалу – прохладная, шелковистая ткань с тонко вышитыми виноградными лозами холодила кончики пальцев. На стене напротив висело большое зеркало в тяжелой резной раме из темного, почти черного дерева, где вместо привычного стекла поблескивала гладкая, полированная до блеска металлическая пластина, напоминающая серебро. Свое отражение я разглядела смутно, расплывчато – будто смотрела сквозь густую дымку или запотевшее стекло.

Я потянулась, потрогала прикроватную тумбочку – поверхность отполированного до зеркального блеска дерева оказалась идеально гладкой, без единой царапины или пятнышка, как будто ее только что вынесли из мастерской.

В общем, остановочка просто чудо, не хуже пятизвездочного отеля. Понять бы еще, куда меня занесло. Ну и что это за розыгрыш такой, не слишком ли дорогой?

– Эй! – позвала я громко, проверяя голос. Звук получился чистым, без хрипоты после падения. Надо же, сработало! – Есть тут кто живой? Хозяева!

Пространство таинственно молчало. Тишина стояла густая, почти осязаемая.

– Я ж сама вас шутников найду и ноги повыдергиваю, – буркнула я себе под нос, уже раздражаясь, шаря ногой по полу в поисках тапочек.

Вместо них босой ступней я наткнулась на холодный, гладкий как лед паркет из темных пород дерева.

И снова – ни звука. Только собственное дыхание.

Ладно, я осторожно слезла с высокой кровати, попробовала размяться, потянуться, повертеть головой. Ни одна кость вроде не сломана, ничего не щелкнуло подозрительно. Судя по ощущениям, даже синяков нет, хотя удар о бордюр был чувствительным. Как будто и не падала вовсе.

И вещи все со мной, начиная с надоевшего плаща и заканчивая потрепанной сумкой, которая валялась тут же, на полу. Ну, как говорится, кто не спрятался, я не виновата. Поиграли – и хватит.

Я вдохнула воздуха побольше – он был прохладным, чистым, без пыли – резко выдохнула и решительно отправилась к открытой настежь дубовой двери, ведущей из спальни.

Я вышла в длинный, широкий, хорошо освещенный мягким светом коридор, огляделась. Пол – тот же темный паркет, стены – обтянутые тканью теплого оттенка, какие-то картины в золоченых рамах. Пусто. Ни души.

– Люди! Эй! Есть тут кто живой? Отзовись кто-нибудь! – крикнула я громче, и мой голос глухо отозвался где-то вдалеке.

Молчание в ответ было таким плотным, что начинало давить на уши.

– Я ж все равно найду, куда вы там попрятались, – воинственно пригрозила я пространству, чувствуя, как нарастает досада.

Странно, но страха не было. Вообще никакого. Да и других чувств тоже – ни паники, ни удивления даже. Только знакомое раздражение, как в офисе. Возможно, сказался пережитый стресс и дикая усталость. Или я просто не до конца поверила в реальность происходившего, решив, что сплю. Но шагала я по тому роскошному, пустынному коридору уверенно, почти размашисто, как командир по плацу после смотра.

Увидела широкую лестницу с резными перилами – спустилась по ней, придерживаясь за гладкую древесину. Внизу – просторный холл с высоким потолком, несколько дверей, в том числе и массивная, похожая на входную.

Создавалось стойкое впечатление, что народ здесь массово вымер, в одночасье, так сказать. Все было идеально чисто, ухоженно, уютно даже. Но… не было ощущения жизни. Души не имелось в этом доме, если так можно выразиться. Он был красивый, но нежилой. Как декорация.

Я методично исследовала его вдоль и поперек. Зашла на огромную кухню, выложенную светлым камнем, проинспектировала здоровенный холодильник, набитый доверху свежими продуктами: овощами, фруктами, какими-то сырами, мясом в бумаге. Вышла через боковую дверь на улицу, держа ее открытой на всякий случай (мало ли чего). Увидела обычный, но очень большой сельский или дачный дом, стоящий посреди ухоженного сада. Чистый, без единой соринки или пылинки снаружи. Но по-прежнему нежилой. Спрашивается, где все? И для кого, черт возьми, оставлена вся эта еда в холодильнике? Причем, надо заметить, холодильнике странном: не современном, а таком, древнем на вид, из полированного металла с закругленными углами и массивной ручкой, необычной формы. Но он гудел тихо, и внутри было холодно – так что это точно холодильник.

Да тут многие вещи казались древними, старинными, ну или мало похожими на те, к которым я привыкла в своем мире. Вместо люстр висели шарообразные матовые светильники, излучавшие ровный теплый свет. Вместо нормальной газовой или электроплиты стояла чудо-печь наших предков – большая, изразцовая, с железными заслонками.

В общем, попробуй угадай, где ты оказалась и в каком веке. Не угадаешь? Твои проблемы, Лина.

На тщательное исследование дома у меня ушло чуть больше часа. Убедившись окончательно, что ни души, ни звука, ни признаков недавнего присутствия людей здесь нет, я вернулась в ту самую первую роскошную комнату, в которой очутилась после своего нелепого появления здесь.

Встала посредине, руки в боки. И? Кто виноват и что делать теперь? Вопросы висели в тихом, прохладном воздухе комнаты.

Раймонд:

– Да я в полном порядке, – отмахнулся от меня Лайон, когда мы с ним увиделись тем же вечером в его просторных покоях, пропахших лечебными травами и воском. – Лекарь повесил мне на шею этот сияющий исцеляющий амулет и уверил, что всего несколько дней, и я буду бегать как горный козел.

Ну, на бегающего мой заместитель, а заодно и старый друг, походил мало. Прямо сейчас он лежал, откинувшись на груду пуховых подушек в синих наволочках, на широкой кровати с резными дубовыми спинками, изображающими грифонов. Его правая нога, неестественно прямая и туго забинтованная грубыми полотняными бинтами от бедра до колена, покоилась на специальной деревянной подставке, обитой мягкой кожей. Выглядел, правда, бодрым и даже веселым: щеки порозовели от хорошего напитка или лекарств, в серых глазах блестел обычный для него озорной огонек. Но вставать все равно пока не мог, о чем красноречиво говорила трость, прислоненная к стене в пределах досягаемости. А значит, снова все переговоры и приемы в ближайшие дни должны был вести я. То еще счастье.

Я тяжело опустился в глубокое кожаное кресло у его постели, сдвинув тяжелый черный плащ, чтобы не помять складки.

– Лучше скажи, что там с эльфами? – спросил Лайон, отложив в сторону толстый фолиант в кожаном переплете, который он лениво листал. – Служанки шепчутся, что к тебе после утренней аудиенции лучше было не подходить ближе чем на десять шагов. Ты, говорят, едва ли не дымом дышал, а по коридорам шел так, что факелы гаснут. – Он прищурился, изучая мое нахмуренное лицо с привычной проницательностью.

– Да что там могло быть, на той проклятой аудиенции, – раздраженно передернул я плечами, чувствуя, как заново закипает знакомая злость. – Наглые они слишком, как всегда. И торговые пошлины на эльфийские вина им понизь, и законы о лесных угодьях в их пользу перепиши. Как еще на династическом браке между моим троюродным племянником и их принцессой не настояли. – Я с силой провел ладонью по лицу, будто стирая с него остатки натянутой вежливости и усталость.

– Ты их, конечно же, послал куда подальше? – ухмыльнулся Лайон, явно представляя себе эту картину с удовольствием. – По всем пунктам? С присущим тебе дипломатичным красноречием?

– Естественно, – недовольно фыркнул я, скрипя когтями по ручке кресла. – Но они все же сумели впихнуть свою гадость. У нас теперь живет, представь себе, щенок оранты. Всучили под видом "жеста доброй воли", сволочи шелковые.

Я почти услышал довольное повизгивание и громкое чавканье этого «подарка», доносившееся, вероятно, из глубины замка, с кухни, где Гроха пыталась его накормить.

Лайон весело расхохотался, откинув голову назад на подушки и чуть не задев больную ногу. Его смех, гулкий и заразительный, отозвался низким эхом в каменных стенах высокой комнаты.

– Что-то подобное я и подозревал, – сообщил он, отсмеявшись и вытирая платком уголок слезящегося глаза. – Уж слишком настойчиво и сладкоречиво эльфийский щеголь-посол добивался срочной аудиенции именно сегодня. И что ты теперь планируешь делать с этим… сокровищем? Он же тут все, вплоть до каменной кладки, сожрет. – В его голосе сквозило, скорее, искреннее любопытство и доля злорадства, чем настоящее сочувствие.

– Да если б я знал! – я вскочил с кресла, словно его укусили, и сделал несколько резких шагов по ковру, стараясь сбросить накопившееся напряжение. – Была б моя воля, я б его назад отправил немедленно, причем специально голодного! Прямо в опочивальню самого Рантариэля Прекрасноликого переслал бы черным порталом! Но это же чистейшей воды дипломатический скандал! – Я остановился у высокого стрельчатого окна, глядя в темный замковый двор, подсвеченный трепещущим светом факелов в железных кольцах.