Его особенно впечатлило их самообладание. Группа могла играть всего для пяти человек, но они выступали словно на сцене стадиона «Ши»^[7] при полном аншлаге. Барабанщик Джон Киффмейер, самый старший из участников группы в свои девятнадцать лет, играл в непринужденно свободном стиле, почти не глядя на свою ударную установку. Басист Майк Дернт постоянно качал головой на протяжении всего выступления, за исключением тех моментов, когда старательно подпевал на бэк-вокале.

Однако все внимание приковывал к себе шестнадцатилетний лидер группы Билли Джо Армстронг. Его застенчивость таяла, как только он начинал бренчать на гитаре и петь, демонстрируя неоспоримый блеск рок-звезды. Он был прирожденным исполнителем, выросшим на пластинках Beatles и Элвиса, которые слушали его братья и сестры, и развлекал жителей Родео благодаря своему музыкальному дару. В пять лет он записал свою первую пластинку «Look for Love». На второй стороне пластинки было интервью, в котором его учитель музыки спросил, не хотел бы он когда-нибудь спеть для людей в других странах. «Да, – ответил юный Армстронг. – Я люблю людей повсюду!»

В итоге Lookouts так и не сыграли в тот вечер – зрители ушли вслед за Sweet Children, но Ливермор не обратил на это внимание – он был слишком тронут тем, что увидел. После концерта он поговорил с группой, предложив выпустить их первый мини-альбом на Lookout Records, и они сразу же согласились. Купит ли кто-нибудь пластинку троих подростков из захолустного городка или нет, было неважно. В Sweet Children явно было что-то особенное, что Ливермор счел достойным запечатлеть. «Когда я впервые увидел, – вспоминает он, – то через несколько минут подумал, что они могут стать новыми Beatles».

$ $ $

В последний день 1986 года в Ист-Бэй в Сан-Франциско, на Гилман-стрит, 924 в ничем не примечательном кирпичном здании на углу промышленной улицы открылся новый панк-клуб. Тим Йоханнан, старейшина панк-сцены и основатель влиятельного журнала Maximum Rocknroll, вложил деньги и другие ресурсы, чтобы привести в порядок помещение, похожее на ангар, и задумал сделать его убежищем для панков, не вписывающихся в общество. Конечно, панк изначально был создан для людей, не вписывающихся в общество, но Гилман-стрит была местом для изгоев из изгоев – ребят, которые были недостаточно взрослыми, чтобы ходить на концерты в бары, и недостаточно выносливыми, чтобы пережить выступления на жестоких панк-точках.

В Gilman – так в панк-тусовке называли новый клуб – не поощрялась необузданная культура слэм-танцев, плевков и ударов кулаками, характерных для раннего панка 1970-х. По правде говоря, в клубе над ней игриво насмехались. Иногда посетители катались в толпе на игрушечных трехколесных велосипедах или ставили дурацкие танцевальные номера, пока играли группы. Это ознаменовало возвращение того элемента, который с годами исчез из панк-рока: веселья. Чтобы хулиганы и тупицы не разрушили их маленький кусочек панк-рая, руководство Gilman установило свод правил и написало их большими буквами баллончиком с краской прямо на стене:

НИКАКОГО РАСИЗМА

НИКАКОГО СЕКСИЗМА

НИКАКОЙ ГОМОФОБИИ

НИКАКОГО АЛКОГОЛЯ

НИКАКИХ НАРКОТИКОВ

НИКАКИХ ДРАК

НИКАКИХ НЫРКОВ СО СЦЕНЫ

Этот длинный список правил, возможно, сделал Gilman более «пуританским», чем большинство панк-клубов, но организаторы знали, что это большинство панк клубов просуществует очень недолго, прежде чем их закроет полиция или на них подадут в суд. «В середине восьмидесятых сцена Ист-Бэй стала очень жестокой, – говорит вокалист Blatz и давний организатор Gilman Джесси Люциус. – Были такие места, как Farm, где устраивались отличные концерты, но также происходили кровавые драки с побоищами и насилием. И эти самодеятельные точки, и домашние концерты – иногда достаточно одного мероприятия, где все выходит из-под контроля, и заведение закрывают. Появилось несколько панков, желавших иметь более толерантную сцену, которая существовала бы долго».

Слух о ярком самодеятельном клубе разнесся по городу, и вокруг него сформировалось целое сообщество, поскольку все больше и больше местных чудаков находили там убежище. Входные билеты были дешевыми, а работа велась исключительно на добровольных началах: артисты и посетители делали все, начиная от работы на входе и заканчивая уборкой туалетов. Сцена Gilman стала испытательным полигоном для местных молодых команд вроде быстрой как молния Stikky, апокалиптически тяжелой Neurosis и неофициальной домашней группы клуба, Isocracy, после выступления которых обычно оставалась груда мусора и разбросанная повсюду измельченная бумага. Быстро добилась успеха группа Operation Ivy, чей буйный сплав стремительного панка и задорного ска^[8] активно обсуждался на сцене, а концерты неизменно собирали пару сотен фанатов.

«Operation Ivy были выше всех. Вне конкуренции», – говорит Ливермор, выпустивший Hectic — дебютный мини-альбом группы, в качестве третьего релиза Lookout Records. Поскольку все больше групп оттачивали свое звучание в Gilman, Lookout предоставляла им возможность выпускать пластинки, а также записывать аудио об увлекательном времени, проведенном в Ист-Бэй. В дополнение к Op Ivy Ливермор пополнил каталог молодой студии релизами других групп с плодовитой сцены Gilman: Corrupted Morals, Sewer Trout и феминистского рэп-трио Yeastie Girlz.

Рассказы о Gilman вскоре достигли соседних городов, таких как Пиноле, Эль-Собранте и Сан-Пабло, привлекая провинциальных изгоев, которые автостопом, на велосипедах или скейтбордах добирались до легендарной панк-мекки. В конце концов, слухи дошли до Родео, побудив Билли Джо Армстронга и Майка Дернта отправиться на юг, чтобы увидеть такие группы, как No Dogs и Christ on Parade. Оказавшись внутри, двое шестнадцатилетних парней познакомились с миром, выходящим за рамки их провинциальных фантазий.

Знакомство Армстронга с живой музыкой произошло в двенадцать лет, когда он посетил концерт Van Halen, где во все глаза глядел на выдающихся рок-звезд. Gilman был полной противоположностью, – местом, где грань между исполнителем и аудиторией была стерта. Играть музыку мог любой, независимо от возраста, расы, пола или способностей. Всех слышали, и все идеи приветствовались. Поэтому было обидно, когда Армстронг дал Йоханнану демо-кассету Sweet Children, а ему сказали, что их саунд слишком попсовый, чтобы там играть. Только благодаря тому, что место барабанщика в группе занял Джон Киффмейер, также игравший в Isocracy, они смогли впервые выступить в клубе 26 ноября 1988 года. Их попсовость не оскорбила публику Gilman, как предсказывал Йоханнан, группу приняли достаточно хорошо, и той весной пригласили еще несколько раз.

К апрелю тысяча экземпляров дебютного мини-альбома Sweet Children, 1,000 Hours, состоящего из четырех песен, была отпечатана на Lookout и готовилась к выпуску, но возникла проблема: группа больше не хотела называться Sweet Children. Чтобы отличаться от другой группы из Gilman, Sweet Baby Jesus, они выбрали новое название – Green Day^[9], намекая на день, проведенный за курением марихуаны. Ливермор протестовал, отчасти потому, что название Sweet Children стало узнаваемым, и отчасти, по его словам, потому что «Green Day было, пожалуй, самым глупым названием в мире». Несмотря на возражения Ливермора, прежнее название было изменено, и на конвертах пластинок было напечатано новое. Внутри были нацарапаны почтовый адрес и номер телефона группы, а также приписка: «Мы будем играть где угодно!»

Группа отыграла свой первый концерт под названием Green Day 28 мая 1989 года на разогреве у Operation Ivy в Gilman. Op Ivy отмечали выход своего первого альбома Energy, но в то же время закрывали за собой дверь, положив конец своему короткому, но захватывающему двухлетнему пробегу. Около тысячи человек пытались втиснуться в клуб вместимостью в 249 человек, чтобы в последний раз увидеть местных легенд на их последнем официальном концерте. К концу выступления большинство из них столпились на сцене, сбившись в беспорядочную кучу, обнимаясь и распевая о единстве.

По мере того, как Operation Ivy угасали, Green Day набирали обороты. Весной 1990 года они выпустили на Lookout свой дебютный альбом 39/Smooth. Записанная в течение нескольких дней за 750 долларов в студии Art of Ears в Сан-Франциско, эта пластинка представляла собой несовершенный моментальный снимок еще не сложившейся группы. Но даже сквозь приглушенное звучание этих наскоро сделанных записей проглядывал врожденный дар группы создавать захватывающие, попсовые мелодии, рассчитанные на подростков. Такие треки, как «Don’t Leave Me» и «Going to Pasalacqua», были похожи на песни гаражного рока шестидесятых, но на панк-роковых скоростях.

Green Day хватались за любую возможность продемонстрировать свой растущий репертуар песен по всему городу, выступая на складах, в гаражах, пиццериях, школах и кофейнях за небольшие деньги или вообще бесплатно. Армстронг был одержим двумя целями: играть музыку и выбраться из Родео. Он полностью потерял интерес к школе и бросил учебу в середине двенадцатого класса^[10]. Дернт, чувствуя себя обязанным завершить образование, не сдался и получил диплом. В день выпуска товарищи по группе ждали его возле школы в фургоне Форд Эконолайн, и все трое умчались в летний тур по США. Играя в подвалах и залах по всей стране, они оттачивали свое мастерство, и, вернувшись в Gilman, группа звучала лучше, чем когда-либо.

«Они были желудем, упавшим с дуба великих Operation Ivy, – говорит Ливермор. – Примерно к 1990 году они стали новым значительным феноменом». Но как раз когда Green Day делали себе имя, Киффмейер покинул группу, чтобы поступить в колледж. Когда будущее Green Day оказалось под угрозой, Армстронг и Дернт взяли к себе Тре Кула – товарища Ливермора по группе Lookouts, заменявшего Киффмейера на нескольких концертах. Гиперактивная энергия Кула оказалась тем недостающим элементом, который дополнил Green Day. Новый состав проводил в дороге едва ли не каждую неделю 1991 года, дав более ста концертов в США и дебютировав в Европе с шестьюдесятью пятью концертами.

«Как только Тре присоединился к группе, им будто кто-то сунул в зад ракету, – говорит Ливермор. – Они, определенно, стали лучше. На протяжении всего 1991 года они много гастролировали. Многие были от них в восторге». В публике, которую привлекали Green Day, Ливермор заметил нечто необычное, отличающееся от аудитории других групп его студии. Green Day, конечно, привлекали больше народа, чем остальные, но в основном это были женщины. «В зале было много девушек, они танцевали. Такого не было у большинства панк-групп, где 80 процентов ребят бегали кругами, натыкаясь друг на друга. Основываясь на своем опыте, я подумал, что это довольно хороший знак – они будут популярны. Ведь половина человечества – женщины».

Девушки толпами стекались на Green Day отчасти потому, что их песни были именно о девушках. Тексты Армстронга не были нравоучительными, претенциозными или откровенно политическими, как у некоторых его товарищей. Вместо этого он описывал свои собственные переживания, связанные с романтикой и разбитым сердцем. «На самом деле я не мог петь об уничтожении правительства или о чем-то подобном, потому что я мало что об этом знаю, – сказал Армстронг в интервью лос-анджелесскому фэнзину Flipside в 1990 году. – Вот в чем мое расстройство в жизни – в девушках». Green Day так много думали о девушках, что в 1991 году они быстро записали материал для второго альбома и вернулись в студию Art of Ears для проведения еще одной сессии с ограниченным бюджетом.