Она садится и достает свой мобильный, чтобы войти в приложение.

Ждет несколько минут. Готово.

Руками она приводит колеса в движение и выезжает в коридор, который в эти часы уже спит.

Наступает ночь.

Семь лет назад

Черная машина едет по шоссе со скоростью девяносто километров в час. Примерно в пятистах метрах красная машина движется по другой полосе на скорости около ста десяти километров в час. При таких скоростях до их встречи остается примерно девять секунд. В случае, если один из автомобилей вылетит на встречную полосу, время, оставшееся до их встречи, не изменится, а вот последствия будут совершенно иными.

В черной машине царит неловкая тишина: мать чувствует себя подавленной из-за того, что накричала на сына. Она думает, что, как только они вернутся домой, все обязательно уладится, ведь в таком возрасте дети не знают, что такое обида.

В красной машине девочка-подросток грустит, потому что никто не ставит лайки под фото, которое она только что выложила в сеть. Она не понимает почему. Шикарная фотография, где она широко улыбается, стоя рядом с подругой. «Может, – думает она, – надо было надеть кофту с декольте поглубже или облегающую футболку без бюстгальтера, чтобы было видно соски, или выложить ту фотку, где я летом в бикини на пляже». Она еще не знает, что именно эта фотография, которую она опубликовала только что, получит больше всего лайков, потому что станет последней.

Раздраженная женщина за рулем, ее мать, читает сообщения, появляющиеся в групповом чате. Она не может согласиться ни с одним из них, поэтому решает ответить прямо сейчас, одним глазом следя за дорогой.

Фраза слишком длинная, и автокорректор добавляет слово, которое она не собиралась писать. Именно в этот момент, когда она решает удалить лишнее слово и написать все заново, она отвлекается от дороги примерно на две секунды. Их оказывается достаточно, чтобы на скорости сто десять километров в час вылететь на встречную полосу ровно в тот момент, когда приближается черный автомобиль.

Женщина за рулем черной машины яростно жмет на клаксон и пытается уйти от столкновения, поворачивая резко направо, к обочине. Мальчик, сидящий сзади, видит, как внезапно меняется картинка за его окном. Он очень напуган. Но это лишь секундный испуг: смерть окажется намного быстрее страха.

В красной машине девочка-подросток даже не успеет оторвать взгляд от своего телефона, не успеет снять наушники и посмотреть на мать… но фотография уже опубликована. Когда ее увидят, никто даже не будет знать, что эта девушка теперь существует только в виртуальном мире, поскольку в мире реальном ее больше нет.

Женщина, которая писала сообщение, уже ничего не может сделать, у нее не осталось времени даже на то, чтобы нажать на тормоз. У нее осталась лишь секунда, чтобы увидеть, как огромное темное пятно занимает все пространство вокруг.

Красная машина с силой врезается в заднюю часть черного автомобиля, как раз там, где сидел маленький мальчик.

Две машины замирают в смертельном объятии: железо и плоть, кровь и скорость, жизнь и смерть – все сплетается в единый клубок катастрофы.

Польша

Когда их взгляды пересекаются, что-то происходит.

Она вспоминает необыкновенный мир Луны, все те правила, с помощью которых она находила объяснения даже самым странным моментам в жизни.

Почему к одним людям вы испытываете привязанность, едва познакомившись с ними, а к другим нет? Что объединяет людей? Почему, лишь посмотрев друг на друга, они начинают улыбаться? Почему люди влюбляются? Почему одни люди тебе интересны, а другие нет?

На эти вопросы у Луны всегда были ответы. В ее мире, в том, что родился внутри больничной палаты и поселился в огромной шляпе, все ответы были возможны, все ее рассуждения имели смысл. Но принять реальность снаружи было намного сложнее.

Женщина снова смотрит на незнакомца, который отвечает ей улыбкой. В течение многих минут они украдкой наблюдают друг за другом, по очереди отводя взгляд.

Он ищет предлог, чтобы подойти. Она смотрит на него, потому что его лицо кажется ей знакомым.

Так проходит весь вечер: молодой парень продолжает нервно листать экран телефона, официантка убирает столики в зале. Две женщины, которые разговаривали, не слушая друг друга, уже ушли, а пожилой мужчина в черном пальто почти допил свой кофе.

То, что происходит дальше, не имеет никакого объяснения для женщины, привыкшей к реальности, основанной на правилах и нормах. Но это происходит.

Она вдруг с удивлением смотрит на мужчину, потому что ей кажется, что все это уже было раньше. Почему-то она знает, что сейчас он достанет из кармана несколько монет, положит их пирамидкой на стол, и, когда в руке останется последняя монета, он подбросит ее в воздух, а затем поймает, чтобы посмотреть, что выпало: орел или решка.

Как психолог, она знает, что дежавю – это всего лишь ловушка сознания, технический сбой в работе мозга. Если верить одной из основных теорий, ощущение дежавю возникает, когда происходящее сохраняется сразу в долговременной памяти, из-за чего кажется, будто это событие мы уже переживали раньше. Но она-то знает, что это не дежавю, потому что еще ничего не произошло. Потому что сейчас, если это действительно случится, это будет больше похоже на предсказание будущего.

И пока она продолжает прокручивать в голове невозможные сценарии, мужчина достает из кармана несколько монет, кладет их одну за другой на стол, возводя небольшую пирамидку, и, прежде чем положить последнюю монету, он подбрасывает ее в воздух, чтобы тут же поймать. Он смотрит на монетку и улыбается. А затем кладет поверх остальных.

Мужчина нашел предлог, чтобы приблизиться к ней. Вот почему он встает, надевает пальто и, вместо того чтобы идти к выходу, направляется прямиком к женщине, которая изо всех сил сжимает чашку с кофе, пытаясь скрыть дрожь в руках.

Под покровом ночи девочка в инвалидном кресле выезжает из своей палаты, чтобы попасть в соседнюю. Она всегда сначала заходит сюда, потому что именно тут ей придется потратить больше всего сил.

Луна въезжает и медленно закрывает дверь. Едва завидев ее, женщина тут же поднимается с кровати. Сначала она ее не узнает и смотрит с недоверием. Но Луна уже к этому привыкла, она просто улыбается и открывает свой рюкзак.

Достает несколько вещей и медленно, с неимоверным усилием, встает на ноги. Она смотрит на свои ноги, как будто уговаривая их: это всего лишь на минутку.

И в следующие минуты происходит волшебство.

После, измученная, она снова садится в кресло. Ей понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя.

Наконец, набравшись сил, она снова открывает дверь и выкатывает кресло. Никто ее не видит.

Луна проезжает несколько метров вперед, чтобы попасть в палату, на двери которой нарисована большой красный круг. Он служит подсказкой для женщины, каждую секунду забывающей о настоящем.

Она спит, но Луна знает, что в любой момент она может проснуться с криками, в гневе. Сегодня она постарается этого избежать.

Визит сюда длится не более минуты. Иногда, если женщина не спит, бывает дольше.

Но сегодня не такая ночь.

Луна выезжает оттуда и двигается дальше, заглядывая по очереди в разные палаты на этаже, пока не добирается до лифта. На нем она отправляется в детское отделение: место, где должна находиться и она сама. Она заглядывает в несколько палат – каждый раз в разные, – оставляя конфеты в обмен на бумажки. Их она чуть позже спрячет в коробке в форме сердца.

Спустя несколько минут она снова поднимется на лифте, чтобы заглянуть в последнюю на сегодня палату: 444. Палату, которую она всегда оставляет напоследок.

После разговора с Луной, едва вернувшись домой из больницы, я тут же принялась искать информацию о себе, о моем бывшем муже, о моем сыне, об автомобильной аварии, сломавшей мою жизнь.

Каждый поисковый запрос пробуждал воспоминания, а каждое воспоминание, в свою очередь, приносило боль. Потому что боль от потери части себя никогда не проходит.

Через несколько часов я просмотрела сотни страниц и едва смогла отыскать четыре или пять статей, где вскользь упоминалось о том, что произошло: столкновение двух автомобилей на шоссе, не более того. Нигде не говорилось о погибших. Нигде не упоминалось мое имя. Ничего.

Откуда эта девочка могла знать обо мне такое?

Луна начинает говорить

Двенадцать лет назад. Луна начинает говорить

Девочка, которая, в отличие от других, не плакала при рождении, продолжает расти не совсем так, как другие дети, потому что все в ее жизни происходит не вовремя. Она научится произносить множество разных слов, прежде чем ей исполнится год, но в течение нескольких месяцев никто, даже ее мать, не будет понимать, что она говорит. Девочка будет выдавать слова, между которыми не будет никакой связи, издавать звуки, делая разные ударения, выражаться странными синтаксическими конструкциями. На самом деле, она не сможет произнести ни одной целой фразы на протяжении долгого времени.

В полтора года обеспокоенная мать отведет девочку к логопеду и на этот раз узнает удивительную правду: дело не в том, что девочка плохо говорит на этом языке, а в том, что она говорит на трех языках одновременно. Один язык, ее родной, это английский, другой – русский, третий – немецкий.

Логопед объяснит, что если ребенок слышит слова на других языках, то вполне нормально, что он будет включать их в свой словарный запас. Ненормально то, что он будет включать их настолько быстро. Мать ответит врачу, что она понятия не имеет, где девочка может слышать русскую и немецкую речь.

И хотя это кажется невозможным, Луна будет продолжать говорить на трех языках все лучше и лучше.

К пяти годам она будет в совершенстве владеть четырьмя языками.

В шесть лет языков станет пять.

И так будет продолжаться, пока к тринадцати годам она не заговорит свободно на десяти разных языках.

День 2-й. Больница

На следующий день, поднявшись на этаж, где была палата Луны, я подошла к дежурной стойке у входа и увидела черный бант.

– Она ушла, – сказала медсестра, едва сдерживая слезы.

Я подумала о Луне, и сердце мое бешено забилось.

– Кто? – испуганно спросила я.

– Миссис Паркер.

Я сразу почувствовала эгоистичное облегчение, которое мы испытываем, когда умирает кто-то чужой. Потому что смерть причиняет нам боль в зависимости от того, насколько близкой была наша связь с тем, кого уже нет. В то время я была еще незнакома с теорией Луны, но так мы живем изо дня в день.

– Она была у нас почти полгода. Мы сделали все возможное, но ее легкие не выдержали.

– Мне очень жаль, – сказала я не совсем искренне, ведь, когда вы не связаны с ушедшим человеком, это чувство сожаления длится всего несколько секунд.

Молчание.

Я стояла и смотрела на черную ленту на стене.

– Это то, что мы делаем уже много лет. Мы все здесь как одна семья. Несмотря на то что большинство пациентов неизлечимо больны, мы всегда заботимся о них и поддерживаем.

– Мне жаль, – повторила я и направилась к палате Луны.

Я прошла несколько метров по коридору, где лежали в основном взрослые больные. Я не понимала, почему Луну не поместили этажом выше, в детском отделении.

Я прошла мимо нескольких палат, пока не остановилась возле одной, на двери которой был нарисован большой красный круг. У двери стояла пожилая женщина, опираясь на ходунки.

– Вы мать Луны? – спросила она меня.

– Мать? Нет-нет, – вежливо ответила я.

– Вы уверены? – переспросила она, пристально глядя мне в глаза, как будто не веря тому, что я говорю.

– Да, конечно, я уверена, – улыбнулась я.

– Мы почти всегда уверены в том, в чем уверены, и почти никогда не уверены в том, в чем не уверены, – сказала она мне.