В терминологии спецслужб ведущих мировых держав существует такое понятие, как «агент влияния». Эти люди не приобретаются голой вербовкой. Их воспитывают долго, упорно, ненавязчиво. Их обхаживают и прикармливают в полном соответствии с народной мудростью, что «чей хлеб ем, того и песню пою». Это не прозаичные «рыцари плаща и кинжала», тырящие под покровом ночи секретные документы, закладывая попутно тонну тротила под опору моста. Нет. Это вполне респектабельные, высокопоставленные граждане, делающие всё возможное, чтобы в родном государстве проводилась политика, выгодная их хозяевам. Именно они стояли у истоков великих потрясений, ураганом промчавшихся по территории Советского Союза и поставивших его на грань уничтожения.

Даже когда граждане союзных республик, несмотря на все проблемы и разногласия, выразили желание остаться в братской семье народов и проголосовали за сохранение Советского Союза на Всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, то и тогда эти выкормыши западной демократии нисколько не отчаялись. А наплевав на выбор народа, довели начатое дело до конца и выполнили заказ своих забугорных кураторов. В декабре 1991 года Союз Советских Социалистических Республик перестал существовать.

Средства и методы, к которым прибегли эти деятели, убивая свою Родину, не вызывают ничего, кроме, мягко говоря, недоумения. Один только театр абсурда под названием ГКЧП чего стоит! Как можно всерьёз воспринимать ситуацию, когда несколько тысяч воинствующих молодчиков и откровенных бездельников под предводительством бывшего секретаря горкома КПСС, в один момент ставшего непримиримым борцом с партией, взрастившей его, смогли на равных противостоять главному органу власти на тот момент. В государственный комитет по чрезвычайному положению входили высшие должностные лица, обладающие реальной фактической властью и имеющие в подчинении десятки тысяч сотрудников силовых ведомств. Да будь там всё по-настоящему, достаточно было лишь команды, чтобы от этих горлопанов вместе с главарём-перевёртышем и мокрого следа не осталось бы на брусчатке площади. Но нет, команды не последовало, и «артисты» до конца отыграли свои роли. Фарс состоялся! Потом главные герои шоу рыдали перед телекамерами и дружно просили прощения за причинённое беспокойство. Их, конечно же, простили. И, немного пожурив на прощание, отправили на заслуженный отдых.

Счастливые же кукловоды, наспех отпраздновав победу, тут же принялись делить свалившееся в руки счастье в виде огромного количества ресурсов. (Под это дело даже медаль с помпезным названием «Защитнику свободной России» отчеканить не поленились. Медаль сия тут же получила в народе меткое прозвище «Засранка» и уважением не пользовалась.)

Конечно, события, происходящие в стране в те годы, не могли не отразиться на её вооружённых силах. Помню, как наворачивались слёзы в глазах сорокалетних мужиков-лётчиков дивизии, когда снимали с боевого дежурства оба её полка, а боевые самолёты, за годы службы ставшие для летунов родными, резали и цветным ломом продавали за границу. Как отстранили матросов срочной службы от обслуживания полётов, заменяя их на женщин-контрактниц. Срочники, не занятые ничем, кроме несения внутренних нарядов, в полном соответствии с флотской мудростью, гласящей что «не измотанный матрос – к вечеру преступник», благодаря избытку времени и не контролируемой юношеской энергии стали извечной головной болью для командиров частей, принося им залёт за залётом в послужной список.

Нерешительность командования и желание скрыть творящийся бардак в подразделениях способствовали моральному разложению и потере боеспособности воинских формирований. Удержать в узде стихию распада армии и флота и спасти их от окончательной деградации смогли тогда только такие люди, как Федос, и сложившиеся на протяжении десятилетий традиции воинской службы. Именно они смогли противостоять проникновению в наш полк такой заразы, как национализм и землячество. Как смертоносные гадины, эти явления пробрались в казармы и, пользуясь безнаказанностью и попустительством офицеров, надолго поселились там, извратив само понятие воинской службы и искалечив судьбы многих молодых людей, не нашедших в себе силы противостоять наглости и напору уроженцев Кавказа.

Глава 3

Так, бредя в задумчивости вдоль забора, под весёлое чириканье птах, радующихся ворвавшейся весне, я не заметил, как добрался до ворот, ведущих в святая святых для всех обитателей гарнизона – продовольственного склада. Врата сии украшала собою грузная фигура мужчины невысокого роста в полковничьей «шапке с ручкой» на голове и облачённая в офицерскую же кожаную куртку лётного состава. Куртка эта, так же, как и шапка, были не по чину данному субъекту. Но старший прапорщик Наливайко Пётр Данилович, а именно так звали обладателя головного убора старшего офицерского состава, с высоты своего положения начальника продовольственного склада дивизии плевал на субординацию и рассекал по гарнизону в новенькой шевретке на зависть летунам, донашивающим старое обмундирование ввиду отсутствия нового на складах. Правда, козырную шапку на людях пижонистый «кусок» не носил почему-то. Наверное, стеснялся. Блатовал в ней прапор исключительно на складе.

– Здорово, апостол Пётр! – первым поприветствовал я сурового привратника. И, пожимая пухлую, мягкую ладонь завсклада, с улыбкой добавил: – Ты никак Врата в свой Рай охраняешь? Бережёшь владения, а, Данилыч? – подмигнул я добродушно.

– Убережёшь тут от вас, нехристей. Опять сегодня ночью картошку свистнули. Всё утро вон подкоп заделывал. Твоя работа, а, Иванов? Кроме тебя с дружками, больше некому, – неожиданно зло бросил прапор, грозно сверкнув глазами из-под густых бровей. – Хоть бы рассказал напоследок, как вы через забор во двор попадаете. «Колючка» ведь везде.

– Обидные слова вы говорите, товарищ старший прапорщик. И не боитесь Бога прогневить. И ладно бы Данилыч, ты на меня дуру гнал, я бы по-христиански стерпел. Что с убогого возьмёшь?

Картошка эта сейчас у Саида в баталерке стоит. Ночью под водочку срубаем. А норы наши я тебе, борову беркширскому, и под расстрелом не сдам. Молодые тоже кушать хотят. Вот они и пойдут по проторенным тропам. Через неделю жди. От тебя всё равно не убудет.

– Но друзья мои что тебе сделали? – примирительно сказал я и, достав свой самопальный портсигар с «Мальборо», предложил прапорщику закурить.

– Саня Чуёк, Саид, Андрюха Бутым – святые люди. Мухи не обидят и копейки чужой не возьмут.

– Это кого ты тут в святые записал? – возмущённо вскинулся Наливайко и, демонстративно проигнорировав презент, достал свой собственный футляр для хранения сигарет. По сравнению с ним моя дешёвая поделка выглядела как нищий побирушка перед императором. Портсигар был великолепен! Весь из тёмного благородного серебра. Золотая накладка на его крышке была украшена затейливой гравировкой, которая гласила, что вещица эта редкостная – дар герою неба Петюнчику от некой Ляли за незабываемые минуты в Ялте в 1983 году.

Бог весть какой лапши навешал на уши неведомой Ляле наш славный герой капусты и тушёнки в далёком 1983-м, но дар был роскошным и вызывал жгучую зависть у всего окружения везучего хохла.

Наконец, сполна насладившись произведённым эффектом и посчитав себя вполне удовлетворённым, совсем не святой Пётр Данилович продолжил:

– Ладно, Чуев и Бутым – хлопцы добрые и честные, – похвалу эту нужно было понимать в том смысле, что перечисленные парни ни разу не были пойманы за руку бдительным завскладом, но Саидова ты сюда каким боком приплёл?! – Внушительное брюхо грозно заколыхалось под фасонной курткой.

Пётр Данилович давно считал Саида отъявленным негодяем, вечно посягающим на его кровное, и при виде которого у Наливайко поднималось давление.

– Да и чего ты с ними трёшься постоянно? – Прапор щелчком отбросил в сторону окурок и в злорадной улыбке обнажил крупные, жёлтые от никотина зубы. – Ведь это они с Гапуровым в позатом году чуть не зарезали тебя? Прямо туточки, аккурат возле вон той берёзы.

– Дурак ты, Данилыч, – угрюмо буркнул я, отодвигаясь подальше от жизнерадостного придурка. Наливайко в прошлом был чемпионом Полтавской области по боксу и, несмотря на возраст не утратил кошачьей ловкости и бил в душу так, что некоторые от такого прилёта, бывало даже гадили прямо в штаны.

– У кого ты тогда ножи видел? – раздражённо я пнул проржавевшую консервную банку, желтеющую в прошлогодней листве, и добавил: – Соревнования то были. Дружеский поединок на приз газеты «Советский спорт».

– Ага, – согласно поддакнул старший прапорщик. – Приз вы разделили по-братски. Разбитую бровь Руслан себе на память оставил, а выбитый палец тебе достался. Так, что ли? – добродушно закончил экс-чемпион, не делая попыток атаковать.

– Ну, а что ты тогда тут буровишь, если всё знаешь? – разозлился я. Желание трепаться с прапором пропало. – Ладно, Данилыч, заболтались мы, пошёл я собираться. Домой завтра. Так что спи спокойно на своих консервах.

И на прощание помахав рукой прапорщику, пошагал к калитке в противоположной стене забора. Путь мой пролегал мимо приметной берёзы, росшей прямо посреди складского двора. А ведь прав был Наливайко. Ничего не забыл старый боксёр, хоть и мозги давно на ринге отбили. Именно здесь произошла наша с кавказцами решающая заруба, разрулившая давно зреющий конфликт и расставившая всё по местам.

Сколько времени прошло, а ведь всё помню. Будто вчера было. Вот тут, под берёзой и стояли мы тогда, решая, кому принять вызов и выйти один на один с мускулистым горцем, демонстративно крутившим сальто вперёд-назад, разогревая мышцы среди своих соплеменников, стоявших напротив нас.

Многочисленные стычки и потасовки, происходящие почти ежедневно между нами и кавказцами, стремящимися доминировать и уверенными в своём превосходстве над славянами, достигли критической точки и едва не вылились в массовую драку.

Шёл сентябрь 1991 года. На гарнизонные хранилища поступала сельскохозяйственная продукция, для складирования которой требовалась бесплатная рабочая сила в лице салабонов вроде нас. В тот день мы таскали мешки с картошкой вместе с матросами с базы обеспечения. На фоне деловито, словно муравьи, снующих с мешками на плечах людей в тельняшках выделялась компания смуглолицых молодцев, которая вольготно расположилась на пустых поддонах. Непринуждённо поигрывая чётками, они снисходительно взирали на происходящее.

– Опять даги борзеют, – земляк Саня Чуев сбросил с плеч очередную ношу и замер, переводя дух. – Пора кончать этот беспредел. Ты, Иванов, как хочешь, а я пойду сейчас Магу хлестану. Мне его рожа давно не нравится.

И, не дожидаясь ответа, он направился в сторону разразившейся гоготом компании. Я поспешил за другом и вскоре увидел, как в окружении горбоносых детей гор на земле извивается худенькое тело Витальки Дёмина.

Он, неизвестно какой по счёту раз пытался отжаться и всё время восклицал:

– Аллах акбар!

Вот оно значит, что. Развлечение себе придумали. Ну, держитесь, суки! Чуёк ударил первым прямо в искажённое гадкой ухмылкой лицо Магомеда. Того словно ветром снесло с поддона. Налетевшего было Курбана я встретил левой в солнечное сплетение, и пока он, согнувшись пополам, словно огромный налим, жадно хватал ртом воздух, пяткой в подбородок отправил его прямо в объятия копошащегося среди разбитой тары земляка.

И, стоя спина к спине с другом, я молча наблюдал, как оставшаяся троица, снимая на ходу и наматывая на кулак флотские ремни с массивной бляхой, приближается, охватывая нас широким полумесяцем. Латунная бляха на ремне – страшное оружие в рукопашной.

«Вряд ли выстоим», – мелькнула мысль. И, уже пытаясь наметить себе врага, единственного, которому успею вцепиться в горло, я увидел парней, спешащих от склада нам на помощь. Татарин Якуп бежал первым, держа наперевес доску, утыканную ржавыми гвоздями. Чуть поотстав от Якупа, размахивая над головой ремнём, спешил рязанец Вадим. И, догоняя лидеров, замыкал забег белорус Бутым.

Противник, видя изменившийся расклад, соображал быстро. Не желая испытывать судьбу при явном меньшинстве, горцы, подхватив битых соратников под руки, отступили в глубину складского двора за старую берёзу. Судя по гневным гортанным выкрикам, они не думали сдаваться и надеялись на реванш.