– Что ж. – Оливер натянул коричневые кожаные перчатки и выбросил окурок сигары в окно. – Как бы мне ни нравилось смаковать подробности той ночи, когда Ромео разрушил свою жизнь, мне нужно осматривать лошадей и развращать женщин.

Зак приподнял темную бровь.

– Любая женщина, которой хватило тупости оказаться под тобой, уже и так основательно развращена.

Оливер вздохнул.

– И то правда.

Зак наморщил нос.

– Неужели тебе не наскучило?

В то время как Оливер любил всех женщин без разбора, Зак не мог найти ни одной, которая соответствовала бы его непомерно высоким идеалам. Собственно, миссис Сан каждую неделю устраивала ему свидания с лучшими наследницами транспортных, горнодобывающих и программотехнических компаний.

Его любимым занятием было отказывать им по абсурдным причинам, как например: «слишком красивая», «слишком умная», «слишком богатая», «слишком доброжелательная» и мое любимое – «слишком на меня похожа».

– Я перестану клеить девок, только когда умру. – Оливер поднялся, положил бумажник и телефон в блестящую кожаную сумку и нахмурился. – Но даже в таком случае черви не защищены от моего либидо. А теперь, если не возражаете, я извлеку максимум из этой глухомани, пока мы не уехали, и не могу придумать лучшего способа провести время, кроме как не с вами.

Когда Оливер ушел делать мир еще хуже, мы с Заком остались сверлить друг друга взглядом. В теории у нас было много общего.

Нас обоих мотивировало одно.

Деньги.

У Зака за плечами было два многомиллиардных выпуска приложений собственной разработки. А я тем временем управлял компанией отца на позиции финансового директора и баловался хедж-фондами и рискованными инвестициями забавы ради. С тех пор как окончил Массачусетский технологический институт, я втрое увеличил прибыль «Коста Индастриз».

Мы были сдержанными, расчетливыми, прагматичными и равнодушными к общественным ожиданиям. И его, и мои родители подталкивали нас к браку. И они пойдут на все, чтобы привести нас к алтарю с будущими матерями их внуков.

Но на этом наши сходства заканчивались.

В отличие от Зака, у меня во всем теле не было ни единого нерва. Не говоря уже о приверженности принципам, которую я и вовсе считал таким же мифом, как русалок. Я совершал ужасные поступки и все равно спал по ночам как младенец.

Зак, напротив, был по-настоящему порядочным человеком. Но это не имело особого значения, потому что он с трудом выносил девяносто девять процентов населения из-за отсутствия у тех достаточно развитого интеллекта.

– Итак. – Зак не отрывал глаз от экрана. – Думаешь, у тебя проснется совесть, и ты дашь бедной девочке свободу?

Я опустил ноги на пол, уперся локтями в колени и прижал ладони к глазам.

– Нет.

– Почему нет?

Тому был миллион причин, но значение имела только одна.

– Потому что она принадлежала Мэдисону, а он не заслуживает ничего хорошего в жизни.

– Значит, она хороша.

– Я сказал «хороша»? Имел в виду невыносима.

– Какая высокая похвала.

– В случае с ней, «невыносимая» – это и впрямь похвала. Эта женщина даже монаха смогла бы довести до убийства.

– Любопытно. – Зак вовсе не считал это любопытным. Он вообще не считал ничего, кроме денег, технологий и искусства, ни капли впечатляющим. – Я еще ни разу не слышал, чтобы ты так пылко отзывался о женщине после Мо…

– Не произноси ее имя. В любом случае мы с Дублин^[12] будем женаты только на бумаге.

Я убеждал в этом Зака или самого себя?

– Дублин, да? – Он оторвался от экрана и состроил жалостливый взгляд. – Не стоит недооценивать силу бумаги. Из этой хрени делают деньги.

– Двадцать пять процентов льна. Семьдесят пять процентов хлопка, – поправил я. Впрочем, он и сам это знал.

– Тогда чеки. Что тебе о ней известно?

Почти ничего.

После вчерашнего вечера ничто, мягко говоря, не возбудило во мне любопытство.

Соблазнить ее оказалось проще, чем отнять конфету у ребенка. По иронии, не думаю, что возможно отнять конфету у самой Даллас, не лишившись при этом руки.

– Она красивая, взбалмошная и скорее съест собственные глаза, чем выйдет за меня.

Зак отсалютовал мне бутылкой минеральной воды.

– Сделаю попкорн.

– Не стоит так зазнаваться. Ты следующий в очереди.

– Но очередь-то длинная. – Он принялся щелкать мышкой, уже переключившись с разговора на работу. – А я прекрасно умею тянуть время.

Глава 5

= Ромео =

День тянулся, словно ночной кошмар. В мучительном темпе. Зак без конца проводил телефонные конференции по поводу предстоящего недружественного поглощения. Оливер занимал себя скачками и оральным сексом – возможно, одновременно.

А я тем временем с жадностью проглотил куриную грудку с брюссельской капустой, смыл оставшийся горький привкус цикорием и запасся жевательной резинкой, потребовав от консьержа жвачку марки Mastika^[13].

Когда откладывать неизбежное еще дольше стало невозможно, я вышел из отеля и купил кольцо для отравы моего существования. Крайне важно, чтобы Даллас носила кольцо как минимум втрое больше того, что преподнес ей бывший жених.

Это не имело никакого отношения к ней, а было всецело призвано вызвать у Мэдисона желание выколоть себе глаза, когда она покажет его на публике.

А даже если кольцо окажется слишком тяжелым для ее изящных пальцев, ей придется справляться. Все равно она не использовала их для настоящего труда.

Я слышал, какие ходили слухи.

Моя будущая жена была чрезвычайно, общеизвестно, несравненно ленива.

Пока менеджер магазина списывал с моей безлимитной карты два миллиона вместе с прилагающейся солидной страховкой, телефон завибрировал от входящего звонка.

Мама.

Я нажал кнопку приема вызова, но не удостоил мать словами.

– Ну что? – требовательно спросил вместо нее Ромео Коста-старший. – Как идут дела?

Отец, по своему обыкновению, ничего не знал о том, о чем половина интернета уже сочиняла мемы.

Весьма печально, если не сказать неловко, что я стал звездой социальных сетей из-за того, что опорочил честь молодой женщины на балу дебютанток. Собственно говоря, я прожил тридцать один год, ни разу себя не запятнав, к большому удовлетворению Министерства обороны.

Я подарил Даллас Таунсенд свой первый скандал, а она мне – свое будущее. Такой обмен казался мне несправедливым и ознаменовал первый в моей взрослой жизни раз, когда я оказался в проигрыше.

А все из-за девчонки, которая запрыгнула бы в белый фургон к незнакомцу, чтобы получить конфетку.

– Чапел-Фолз – приятный городок. – Я выхватил бирюзовый пакетик из рук продавца-консультанта и вышел на тротуар. – Как там ваши делишки?

– Ромео, бог ты мой. – На том конце провода отчетливо послышался полный ужаса голос. Не сомневаюсь, что сейчас мама сжимала в руках жемчуга, служившие ее визитной карточкой. – Я отправляла тебя в Школу друзей Сидвелла, Массачусетский технологический институт и Гарвард не для того, чтобы ты набрался отвратительного южного жаргона.

– А еще ты отправляла меня в Школу друзей Сидвелла, Массачусетский технологический институт и Гарвард не для того, чтобы я стал простым финансовым директором в компании твоего мужа, но вот пожалуйста. – Мы все знали, что я заслуживаю должность исполнительного директора, которую в настоящий момент занимала еще одна отрава моего существования – Брюс Эдвардс.

Отец пропустил мое замечание мимо ушей.

– Ты нашел себе невесту? Не забывай, Ромео: не будет невесты – не будет и компании.

А. Вот и суть моей жизненно важной проблемы.

Главная причина, по которой я и оказался в этой влажной клоаке.

В идеале я бы просто опорочил девчонку Таунсенд и отправил Мэдисону в качестве сувенира фотографии ее девственной крови на моих простынях из египетского хлопка.

Но вышло так, что ранее на этой неделе родители выдвинули мне ультиматум: либо я найду невесту и остепенюсь, либо должность генерального директора достанется Брюсу Эдвардсу.

Брюс был побочным результатом престижного массачусетского воспитания. Девять лет в академии Милтона, четыре – в академии Филипс Андовер и две ученые степени в Гарварде.

Они с Ромео-старшим, с разницей в восемнадцать лет, жили вместе в общежитии Уинтропского Дома. Оба состояли в мужском клубе при Гарвардском университете, в котором старший выступал в роли наставника Брюса.

Хотя в никчемных жилах Брюса не текло ни капли крови Коста, что служило оскорблением многовековых протекционистских традиций семьи, Ромео Коста-старший считал себя слишком благородным, чтобы забывать о своих младших подопечных из Гарварда.

Поэтому Брюс, к моему великому неудовольствию, стал неотъемлемой частью нашей жизни. Ему была присуща приводящая в бешенство привычка при каждом удобном случае называть меня Младшим. Восемь лет назад он начал называть моего отца Ромео вместо «мистер Коста», лишь бы оправдать прозвище, которое мне дал.

А еще, судя по всему, он был сейчас рядом с моими родителями.

Пытался успокоить отца своим глубоким раздражающим голосом.

– Ромео, Мон. – Он назвал маму Мон, а не Моника, будто они приятели по игре в гольф. – В наши дни дети взрослеют медленнее. Возможно, Младший еще не готов. Ни к браку, ни к этой работе.

Вот она.

Причина, почему я предпочитал цифры и электронные таблицы, а не людей. Я знал, что Старший отчасти ожидал (а может, даже надеялся), что я не отреагирую на брошенный им вызов и останусь холостяком.

Единственное, что было у Брюса, но чего не было у меня, – это жена. Робкое создание по имени Шелли.

В ней не было ничего откровенно дурного, кроме вкуса в вопросе выбора мужчин. Ничего откровенно хорошего в ней тоже не было. Она была крайне заурядна. Пресная, как несоленая курица, и примерно столь же привлекательная.

– Я не отдам одну из самых прибыльных корпораций в Штатах бездушному холостяку, к которому половина сотрудников компании даже боится приближаться. – Мой отец ошибался.

Именно бездушность делала меня идеальным кандидатом для этой работы по поставке сверхмощного оружия сомнительным правительствам и банановым республикам. Мое семейное положение его не так уж и заботило.

Его волновало только одно – продолжение рода Коста.

– Брось, Ромео. – Брюс снова вклинился в разговор. – А то давление подскочит.

Брат Брюса управлял крупной фармацевтической корпорацией, на фоне которой Pfizer была похожа на Давида, противостоящего Голиафу, поэтому он часто делал вид, будто его заботит здоровье Старшего. На самом же деле мы оба желали ему смерти. И оба играли по правилам, чтобы занять пост генерального директора, пока он не сыграл в ящик.

То есть я играл по правилам.

А Брюс так усердно лизал отцу зад, что я удивлен, как его язык еще не щекотал ему гланды.

Старший не удостоил Брюса вниманием и продолжил возмущаться.

– Тем более что «Лихт Холдингс» дышат нам в затылок.

«Лихт Холдингс», как вы уже догадались, принадлежали отцу Мэдисона Лихта. Конкурирующая оборонная компания, которая набирала популярность у важных шишек в Вашингтоне. Разумеется, говоря об обороне, на самом деле я имею в виду оружие.

Моя семья производила колоссальное количество оружия и продавала его в основном США. Подводные ружья, высокоточное огнестрельное оружие, робототехнические системы с вооружением, крупногабаритные электрошокерные системы, гиперзвуковые ракеты. Если что-то могло убить тысячи людей одним ударом, то мы, скорее всего, это производили.

Война – прибыльное дело.

Гораздо прибыльнее мира.

Простите, Лев Толстой. Хотя идея была похвальной.

– Если честно, я нашел невесту. – Я вздохнул, вспомнив, что сейчас моя так называемая избранница наверняка меняла имя, подделывала паспорт и бежала в страну, в которой нет закона об экстрадиции.