Деревенские каникулы босса. Все включено! (страница 2)
– Тамара Ивановна! – она поправила меня с легкой усмешкой. – Иди дров наруби, надо баню затопить!
– Пошли… – девушка, сидевшая за столом, поднялась, демонстрируя большой живот, который заметно выделялся на фоне ее просторного сарафана. Ее движения были медленными и осторожными, словно она боялась, что любое резкое движение может причинить ей боль.
Чем ближе она подходила ко мне, тем сильнее билось мое сердце. Я чувствовал, как воздух вокруг нас становится густым и тяжелым, наполненным напряжением. Но едва я хотел задать самый сложный вопрос в моей жизни, как она, проходя мимо меня, шикнула:
– Чего встал, пошли! – ее голос прозвучал грубо, но в нем не было настоящей злости. Это было скорее предупреждение, чем приказ.
Я замер, не в силах пошевелиться. Наверное, я ошибся…
Глава 3 Подписка
Я решил придержать вопросы. У меня же тур, и просили подыграть актерам, поставил сумку на пол, обулся и пошел за Настей. Интересно, это ее настоящее имя?
Много вопросов вызывал и большой живот девушки. Он настоящий? Или это часть сценария?
– Дрова вот, – она показала на кучу с большими чурбаками. – Топор, колун здесь! Показать, как колоть?
Она остановилась, развернулась и посмотрела на меня. В ее глазах мелькнуло что-то странное – смесь тревоги и вызова. Я не мог оторвать от нее взгляда. До чего же она была красива…
– Нет, я знаю, как это делается, – пробормотал я, чувствуя, как голос выдает мое волнение. – Не надо.
Ее живот, казалось, двигался под тонкой тканью сарафана. Этот контраст между округлостью и хрупкостью делал ее еще более притягательной. Я вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы быть тем, кто ее поддерживает, кто заботится о ней.
– Баня вон там! – сказала она, указав на небольшое строение, стоящее чуть дальше. Затем, словно опомнившись, поспешно отвернулась и направилась к дому.
Ее шаги были легкими, но в них чувствовалась какая-то неуверенность. Я смотрел ей вслед, пытаясь понять, что именно меня в ней так зацепило. Или это была просто игра моего воображения?
Когда она скрылась за дверью, я остался стоять на месте, все еще держа в руках топор и колун. Я не знал, что делать дальше, но чувствовал, что этот день запомнится мне надолго.
Я оставил колун в руке, ощущая приятную тяжесть и баланс инструмента. Его рукоять была немного шершавой, но удобной, словно он ждал именно меня. Пару раз я примерился, проверяя силу удара, и, наконец, начал. Чурбак, который казался непоколебимым, с первого же удара раскололся на две части. Я размахнулся топором, и вторая часть тоже разделилась на аккуратные поленья. Работая, я вспоминал, как в юности ходил с друзьями в походы, как мы сплавлялись по реке, наслаждаясь свободой и природой. Те времена казались далекими, но теплыми, словно они оставили на моей душе след.
Внезапно я услышал шорох за спиной. Обернувшись, я увидел деда, который вышел из сарая. Его лицо было слегка красным, как будто он только что выпил. Он присел на ближайший чурбак и с интересом посмотрел на меня.
– Во разошелся! – одобрительно сказал он. – Хороший настрой.
Я кивнул, продолжая колоть дрова.
– Хватит на баню? – спросил я, оглядывая приличную кучу поленьев.
– И не на раз! – ответил дед, подмигнув. – Это, если че, – он понизил голос и оглянулся, будто боялся, что кто-то может нас услышать, – мы просто зарабатываем себе на жизнь. Не серчай, все оплачено, так сказать.
– Правила пребывания здесь? – поинтересовался я, отложив топор и вытирая пот со лба.
– Просто делай все, как бабка скажет, – дед кивнул на дом. – С ней лучше не спорить, поверь…
Я снова кивнул, понимая, что здесь свои законы и правила. Я чувствовал, что это место может стать для меня чем-то большим, чем просто местом для «отдыха». Возможно, оно поможет мне вспомнить, что значит быть частью чего-то большего, чем просто город и суета.
– Вот он… – голос Тамары Ивановны заставил даже меня вздрогнуть. Я обернулся, пытаясь уловить ее взгляд, но она смотрела прямо на Степаныча, ее лицо выражало смесь раздражения и недовольства.
– Где был старый хрыч? – повторила она, слегка повышая голос.
Степаныч, почувствовав ее недовольство, поспешно попытался оправдаться. Он потряс авоськой, которую держал в руке, словно это могло что-то изменить. Внутри авоськи лежали батон и кирпичик черного хлеба, но они не могли смягчить ее взгляд.
– Дак сходил в магазин, как просила, за хлебушком! – его голос звучал неуверенно, как будто он сам не верил в свои слова.
– И не только я смотрю… – Тамара скрестила руки на груди и посмотрела на него с таким выражением, что я невольно почувствовал себя лишним. В ее глазах читалось разочарование, смешанное с чем-то еще, что я не мог понять.
Степаныч замер, а затем, словно очнувшись, вскочил на ноги. Его движения были суетливыми, почти хаотичными. Он начал собирать поленья, бросая их в кучу с такой силой, что я испугался, как бы они не разлетелись по всему двору.
– Щас баньку растопим! – выкрикнул он, пытаясь придать себе уверенности. Но его голос дрожал, и я понял, что он сам не верит в свои слова.
Тамара не ответила. Она просто смотрела на него, ее взгляд был холодным и отстраненным. Затем она медленно подошла к нему, забрала авоську с хлебом и, не говоря ни слова, пошла в дом. Ее шаги были уверенными, но в них чувствовалась скрытая сила.
Я остался стоять на месте, наблюдая за ними. Мне казалось, что я попал в чужую жизнь, где я не понимаю ни слов, ни жестов. Я начал помогать Степанычу складывать поленья, но мой взгляд то и дело возвращался к дому. Мне казалось, что за занавесками в окне прячется Настя. Ее образ был таким живым, что я почти мог ее увидеть.
Мне так хотелось знать, помнит ли она меня? Помнит ли тот момент, когда мы были вместе? Или я стал для нее просто воспоминанием, которое она старается забыть?
Часть поленьев мы сложили под навес, часть унесли в баню. Там Степаныч, насыпав щепу из ведра, стоявшего прямо у печи, ловко закидал ее. Его движения были уверенными и привычными, словно он делал это каждый день.
Степаныч чиркнул спичкой, и она, ярко вспыхнув, осветила его лицо. Он поджег небольшой кусок бумаги, который заранее держал в руках, и, аккуратно поднеся его к печи, сунул в дрова. Бумага мгновенно вспыхнула, и огонь, словно обрадовавшись новой жертве, с жадностью поглотил ее. Степаныч быстро закрыл дверцу печи, и через пару секунд дрова, которые он уже успел наложить, затрещали, наполняя баню приятным треском и запахом дыма. Печь загудела, и ее гул становился все громче, обещая тепло и жар.
– Давай еще воды наберем, – сказал он. Степаныч вышел из бани и указал на две бочки с водой. Я, взяв ведро, стоявшее в предбаннике и, аккуратно зачерпнул воду. Занес ведро в баню и, наклонив его, начал наливать в железный бак.
Наполнив бак, принес и поставил на лавку, два ведра холодной воды.
Оглянулся, рассматривая чистое пространство бани. Две полки, деревянная решетка на бетонном полу, веники сложенные в тазу.
Давно я не парился в бане… Вот так, по-простому!
Глава 4
Степаныч куда-то испарился, пока я носил воду из колодца. Я вернулся в баню, уставший от физического труда. Пот стекал по лицу, капли падали на рубашку, которая прилипала к телу. В воздухе витал запах дыма и свежескошенной травы.
Когда я умылся, и собралась уходить, Степаныч вернулся. Он бросил в печь еще дров и, выпрямившись, посмотрел на меня с хитрой ухмылкой. Его седые волосы были взъерошены, а в глазах блестел озорной огонек.
– Ну что, зятек, готов к труду? – скомандовал он, хлопнув по своим старым, но крепким коленям.
– Может, позже? – устало выдохнул я, чувствуя, как солнце припекает спину. Вечер только начинался, но жара была невыносимой.
– Купаться и ужин скоро! – дед прищурился, глядя на меня с прищуром. – Кто не работает, тот не ест! И это не обсуждается.
Я нахмурился, не понимая, почему позволяю ему помыкать мной. Я заплатил за свое пребывание здесь, и не обязан выполнять все его приказы. Но что-то в его голосе и взгляде заставляло меня подчиниться.