Леся сказала бабушке, что скоро вернется, а затем быстрым шагом направилась в ванную. Заперла дверь, включила воду и разрыдалась. Но неслышно, чтобы не объясняться лишний раз с папой и бабушкой. Она знала все, что они скажут. Да и Леся сама понимала, что, значит, Ярослав просто не ее судьба, что она встретит кого-то лучше, что жизнь приберегла для нее кого-то особенного – это все было понятно. Но родным и близким был сейчас Ярослав. И он ее не любил. Поплакав минут пять, Леся умыла лицо, почистила зубы и вернулась к бабушке.

Тут на кухню вошел сонный папа в одних трусах. Леся и бабушка громко поздоровались. Он молча подошел к крану, налил себе воды, выпил, с удовольствием вздохнул и только потом, придя в себя после сна, улыбнулся Лесе и бабушке. Хотел подойти к столу, но бабушка закричала как резаная:

– Ай! Наступишь! Наступишь!

Комнату будто поставили на паузу. Папа замер с испуганными глазами и поднятой ногой, бабушка протянула к нему руки, а Леся бросилась к утенку и осторожно взяла его на руки.

Папа раздраженно бросил:

– Я этих куриц в своей квартире видеть не хочу.

– Это утки, па.

– По херу мне. Либо увозите, либо не плачьте, если наступлю.

И, что-то бурча себе под нос, ушел в туалет, потом выглянул и спросил:

– Котенок, на тренировку поедешь?

Леся подскочила и закивала. Тренировки всегда были ее спасением. А тем более сейчас, когда минуту назад она нащупала уплотнение около подмышки, ей срочно нужно было отвлечься.

Уже через десять минут, натянув серые спортивные штаны и топ, она уселась на переднее сиденье папиного лексуса.

– Посмотрим вечером фильм? – спросила Леся.

– Я вечером в ресторан.

– С кем это?

– Да с одноклассником. Опять деньги клянчить будет на раскопки эти свои. Веришь, я бы лучше с тобой и даже курицами этими валялся на диване, чем тащился на эту встречу.

– А что за раскопки? Это кто, дядя Миша, что ли?

– Да какой дядя Миша, котенок. Этот полицейский, он рыть может только носом землю. А я тебе про Саньку Петровского говорю.

– Я его не знаю.

– Старый товарищ мой, сидели за одной партой. Подался в науку. Не вылезает из своих раскопок. Он археолог, что ли… Как этот, твой любимый…

– Кто?

– Ну этот, в шляпе.

– Индиана Джонс?

– Джонс, ага. Теперь Санька Джонс. Но раскапывать всякие тарелочки и косточки ему скучно, и он занимается поиском сокровищ.

– Реально?

– Да я те клянусь. Санек сбрендил.

– И нашел хоть раз?

– Ни единого. И каждый, мать его, год он зовет меня на ужин. А я знаю, что он будет просить проспонсировать очередную его экспедицию.

– И ты спонсируешь.

– Естественно. Я каждый раз ведусь на его «в этот раз точно найдем, я все просчитал». И потом он начинает мне объяснять и доказывать, что успех стопроцентный. А ты знаешь, котенок, я эти науки ваши и умные словечки терпеть не могу. Поэтому я просто молча перевожу ему деньги, только бы он замолчал.

Леся засмеялась. Она хотела еще порасспрашивать папу о его странном друге, но они уже подъехали к фитнес-центру.

Леся сказала Ярославу правду, спорт появился в ее жизни, когда ей исполнилось пятнадцать. Она тогда так тяжело заболела ветрянкой, что сбросила пять килограмм. Результат ей понравился, она впервые увидела косые мышцы живота. Ей захотелось отточить фигуру. Она пробовала ходить на йогу, на растяжку, на пилатес, но ей быстро надоедало. А однажды отец взял ее на слабо и позвал на тренировку. Помимо них двоих в группе было еще шесть мужчин примерно сорока лет.

Нагрузка оказалась такой большой, что уже через пятнадцать минут Леся была готова сбежать. Но проигрывать она не любила. Это только внешне она была нежным голубоглазым цветочком и котенком, внутри у нее жили несгибаемые убеждения о силе и упорстве. Вдруг Костян, тренер, включил песню «Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог». Леся оторопела. Никто из присутствующих мужчин не обратил на это внимания. Они занимали позу для следующего упражнения.

– Пап, – позвала Леся.

– А? – отозвался отец.

– А что это за звуковое сопровождения такое?

– А это для самого говна. Щас, котенок, будет такая жесть, что выносить ты меня будешь на руках…

Отец оказался прав. Пятнадцать минут следующего комплекса упражнений Леся не понимала, то ли она плачет, то ли это пот стекает. В тот день она выползла из зала вся мокрая, проспала от усталости дома с шести вечера до девяти утра, а потом начала постоянно ходить с отцом. Это стало их маленьким ритуалом. Что бы ни случилось, но в понедельник, среду и пятницу они тренировались у Костяна. Сформировалась постоянная группа из пяти человек: Леся и ее папа, главный в городе судья – простоватый Мишаня, простодушный следователь Леня, от которого к любовнику ушла уже третья жена, и владелец фитнес-центра, в котором они тренировались, – легкий на подъем Виталик.

Когда Леся с отцом вошли, все остальные с ними радостно поздоровались. Костян сказал занимать свои места и разминаться. Заиграла бойкая музыка, но очень тихо. Во время разминки все любили поболтать.

– Ну что, Леська, как жизнь молодая? – спросил Мишаня. – Экзамены-то сдала?

– Как раз сессия начинается завтра.

– О, ну успехов тебе! А на личном как? А то все ты нас рассказами об учебе кормишь, а нам-то хочется чего поинтереснее, у нас-то жизнь старая, скучная.

– За себя говори, – сказал Виталик.

Леся ответила, разминая шею:

– На личном так себе.

– Это что еще значит?

– Мишань, не лезь, там сердце разбито, – сказал папа, наклоняясь из стороны в сторону.

Леся согласно кивнула. И тут все мужчины подвинулись так, чтобы делать разминку поближе к Лесе. Леся рассказала им про Ярослава, про то, как сильно он ей нравился, что это вообще впервые, когда кто-то ей так сильно понравился, и что он предложил дружить, а на вечеринку… на вечеринку пришел с другой девочкой и не ответил Лесе на чувства, когда она первая в них призналась. Леся ничего не скрывала, хранить свои секреты она не умела. Про нее отец так и говорил всегда: «У тебя не задерживается».

– Леська, – сказал Виталик, – мы с тобой после тренировочки заглянем в наш барчик, там бахнем водочки. Знаешь, как хорошо водка сердце лечит!

– Виталь, епрст, – сказал отец, – после того, как ты сказал, что табак полезен, даже не лезь с советами к Леське.

– Леська, ты такая девчонка зашибенная у нас, – начал Мишаня. – Да за тобой табунами должны бегать! И не нужен тебе этот нерешительный. Я тебе так скажу, как мужчина: когда девчонка нравится, все остальное решаемо.

– А я ему, значит, не нравилась?

– Значит, да! – весело сказал Мишаня, а потом понял, что вывод получился какой-то неутешительный, и нахмурился, стараясь понять, где в утешении он свернул не туда.

– Главное, Лесь, надо верить, что встретишь еще свою любовь, – воодушевленно сказал Леня. – Я вон три раза ошибся, а все равно жду.

Леся утерла слезы, которые собрались в глазах за все время этого разговора, во время которого взрослые мужчины старались так неуклюже, но так искренне поддержать ее.

После тренировки папа забросил Лесю домой, а сам уехал по делам. Моясь в душе, Леся перебирала события утра, и вдруг вспомнила о каком-то уплотнении около подмышки. Она стала ощупывать себя… Да, есть. Сердце понеслось галопом, ноги задрожали. Леся даже не смыла до конца шампунь, вылезла из душа и подошла к зеркалу. Стала внимательно осматривать… Да, точно, что-то есть. Она умрет. Она точно умрет. Грудь она еще не обследовала, вот и проморгала. Рак. Что еще это может быть? Ей отрежут грудь, и она так никогда и не выйдет замуж, а Ярослав ее точно не полюбит.

Дрожащими руками Леся записалась в частную клинику на УЗИ. Стараясь не подавать виду, чтобы не беспокоить бабушку, она оделась и направилась в больницу.

Когда врач сказал, что ничего страшного не видит, Леся вышла из кабинета и тихонько заплакала. Но не от облегчения, а от понимания, что мысли, как рой пчел, не желали успокаиваться. Она не верила, что врач осмотрел ее добросовестно, ей казалось, что ее обследовали плохо, что нужно сдать анализы, что нельзя это так оставлять. И еще она понимала, что то, что происходит с ней, эти страхи, эти мысли, эта бесконечная уверенность, что внутри нее зреет рак – ненормально. Это иссушало ее, лишало жизнь красок, мучало без конца. И ни одно врачебное слово, ни одно УЗИ не могло ее успокоить.

Леся позвонила отцу и в истерике попросила забрать ее из больницы. Отец приехал быстро.

Леся села к нему в машину вся зареванная.

– Со мной что-то не так, пап, – сказала она. – Я не понимаю что. Я схожу с ума. Я не могу. Я больше не могу.

– Котенок, – Леся впервые за долгое время услышала не смешок в голосе отца, а испуг, – ну ты чего, какое «с ума»?

– Папа, мне кажется, что еще чуть-чуть, хоть один толчок, и я просто…

– Что?! – мгновенно изменился в лице папа, взгляд его внимательно обследовал Лесю. – Ты обалдела? Что ты собиралась сказать?

Леся покачала головой.

– Нет, что ты собиралась сказать? – настаивал отец.

Леся разрыдалась.

– Я просто не могу, я не понимаю, что со мной. Ведь я такой не была. А сейчас я боюсь лишний раз притронуться к себе, вдруг я что-то найду. И я не могу забить. Я не могу отпустить. Ко мне будто вампир присосался и пьет спокойствие. Я не могу, папа, я не могу.

Отец молчал, и Леся боялась на него смотреть, потому что знала, что увидит в глазах отца страх и боль, а ведь когда-то она клялась себе, что не позволит, чтобы отец расстраивался из-за нее, не после всего, что пережила их семья.

Отец завел машину.

– Куда мы? – спросила Леся.

– К психиатру.

– Пап, нет.

– Я тебя из петли вынимать не хочу. А то, что происходит… Сука, даже я понимаю, что все, приехали. Что игнорировать твое состояние больше нельзя.

– Па, пожалуйста, я не хочу. Я справлюсь сама. Пап! Ну пожалуйста!

Отец остановился на заправке, вышел, хлопнув дверью, и закурил. Леся сидела, глядя перед собой. Щеки ее были мокрые от слез. Жизнь казалась прожитой и бесполезной.

Папа вернулся в машину.

– Как мне тебе помочь? – спросил он, испуганными глазами оглядывая Лесю.

Она пожала плечами.

– Давай-ка так, – сказал отец, – сегодня вечером ты со мной в ресторан идешь. Платье покрасивее нацепишь. Макияж, укладка. Полопаешь вкусную еду, посмеешься.

– А что, твой друг смешной?

– Санек-то? Да это унылая пиявка. От моих шуток будешь смеяться. Вопросы есть?

– Я вам не помешаю?

– Какой! Да ты разбавишь наконец эту унылую ежегодную встречу. В конце концов, кто за пир платит, тот клоунов и приглашает.

Доехали до дома. Леся, уставшая от слез и истерики, понуро вышла из машины. Ее отец, наблюдая за худенькой маленькой фигуркой дочери, испытывал такой страх, который ощущал только единожды, когда Леська, еще учась в четвертом классе, позвонила ему в слезах и сказала, что во дворе их дома стая злых больших собак, и она не знает, куда от них деться, и что они хотят напасть на Сему, их пуделишку. Он тогда гнал как бешеный, надеясь, что хоть кто-нибудь поможет его ребенку, хоть кто-нибудь отгонит стаю. Он нашел Леську заплаканной, но целой. Порвалась только болоньевая штанина. Слава богу, мимо проходила какая-то бабушка с огромными сумками. Помогла, отогнала собак. Он потом каждую неделю возил этой старушке по три пакета еды из супермаркета. Выяснил, что семьи у нее нет, и возил. А потом она умерла.

Сейчас, увидев дочь в истерике у больницы, Валерий Евгеньевич понял, что дело серьезное и шутки кончились. Что-то по-настоящему страшное плескалось в Леськиных глазах, и даже он, всю жизнь считавший, что любые проблемы с головой лечатся банькой и водочкой, позвонил своей бывшей любовнице Анне, которая работала клиническим психологом, и обрисовал ей ситуацию. Она долго молчала, потом сказала:

– По-хорошему тебе бы привезти ее к нам в клинику. В стационар ее никто, естественно, не положит, но нужно, чтобы ее все равно осмотрел врач и подобрал подходящую терапию.