Вспоминая свои первые чувства к Павлу, Женя вдруг почувствовала такой стыд, от которого она готова была задохнуться! Ей реально стало тяжело дышать. Но это же чистая правда! Она реально захотела его заиметь как вещь, как домашнее животное. Но потом случилось и вовсе ужасное – она захотела им завладеть. Разве не для этого она пришла к нему домой, когда он простыл, чтобы увидеть его слабого, беспомощного и, пользуясь его слабостью, проникнуть в его жизнь и постепенно приручить его к себе? Но она не удовлетворилась этим, пошла дальше – он стал вхож в ее дом, познакомился с ее мужем. Что это было? Как она могла это допустить, да еще при этом зная, что Ребров все видит и понимает! Неужели все это уже ради острых ощущений?! Что это, как не желание развлечься от безделья?! Будь Тоня прямолинейнее, не пощади она ее чувства, точно сказала бы: с жиру ты бесишься, Женька!

И тут ей на голову посыпались воспоминания, от которых и спасения-то никакого не было! Эта чудовищная по своему цинизму идея заполучить теперь не только красавца Журавлева, но и дом в подарок от мужа, дом, в который она могла бы приглашать к себе того, кого захочет и посчитает нужным! Это как же нужно любить свою жену, чтобы даже после того, как она ушла, прихватив ребенка, искать для нее дом, присылать ей ссылки и фотографии!

Вика между тем продолжала рассказывать. Горячий чай, капля коньяка и близкая подруга – все это дало возможность ей рассказать во всех чудовищных подробностях о своей жизни. Как же отличался ее рассказ от Жениных мыслей и воспоминаний, от которых ей было уже не избавиться! А ведь все это было! И измены мужу, и желание заиметь дом.

– Он не простит меня, Тоня, – вырвалось у Жени, когда Вика внезапно замолчала, словно у нее иссякли силы.

– В смысле? – Тоня повернулась к ней. И как-то сразу все поняла. – Женечка, он простит, вот увидишь. Главное, что ты все осознала. И это просто счастье, что ты еще не выбрала дом и не переехала. Вот тогда, возможно, обратного хода и не было бы.

– Тоня, они с Ребровым хотели поехать за нами в Балашиху… – Женя вздохнула.

– У тебя хороший муж, и ты это должна понимать. Вот просто включи мозги!

– Девочки, я спать. Устала – глаза сами закрываются. Спасибо вам за все. Вы такие хорошие, у меня просто нет слов… – Вика обняла их и ушла.

– Я тоже пойду спать, – сказала Тоня. – Тоже устала, понервничала… А ты, моя дорогая, соберись, все обдумай и возвращайся уже домой. Если ты потеряешь Бориса, будешь настоящей дурой. И его быстро подберут, можешь не сомневаться. Он женится и заберет у тебя сына.

– Тоня!

– Терпение может закончиться и у него… Помни об этом.

Женя, войдя в спальню, посидела немного возле спящего Миши, затем вернулась на кухню, допила свой коньяк, пошла в переднюю, сняла с вешалки куртку и вышла из дома, спустилась с крыльца в сад.

Борису она звонить не могла. Словно внутри стоял какой-то блок. Словно знала, что нельзя. А вот Реброву, который наверняка ночевал в их доме, в своей комнате, она позвонить может. И ничего, если и разбудит. Должна же она узнать, как там Борис, как его настроение, о чем он думает.

И она позвонила.

– Ребров, прости, что так поздно… – Она не дала ему возможности выразить удивление или раздражение. – Скажу сразу – у нас все в порядке, мы вернулись к Тоне. Остальное расскажу при встрече. У меня вопрос: как там Борис?

– Женя, ты тут навела такого шороху! Что ты творишь? Что делаешь?! – И тут вежливый и тактичный Ребров не выдержал, разразился грубой бранью. Женя почувствовала физически, что такое стыд. У нее даже уши загорелись, и начали покалывать губы. – Твоя няня Соня ходит как привидение по дому и ищет Мишу. Борис слег с сильнейшей головной болью. Ты не забыла, что у него была травма головы, что он не совсем здоровый человек?! Он в свое время, пока ты по Франциям прогуливалась, так долго в больнице лежал! Ты зачем ему нервы треплешь?! Я впервые вижу, чтобы мужчина так любил свою жену, ну просто фатально! Мало того что ты так поступила с ним, ты знаешь, о чем я… И он, возможно подозревая тебя, все равно ищет тебе дом! Ты что, серьезно, могла бы переехать и жить от него отдельно? Женя?! Как можно вот так взять и разрушить семью?!

– Ребров… – Женя уже рыдала в трубку. – Ну не надо, пожалуйста! Мне и без того тяжело!

– Это тебе-то тяжело? Ты не видела Бориса, когда он с головной болью помчался за тобой в Подольск! Мы с Петром его не сумели остановить. А потом готов был мчаться за тобой в Балашиху! Ты знаешь, я долго молчал, все терпел и вообще чувствовал себя чуть ли не соучастником, ты понимаешь, о чем я… И было бы из-за кого! Журавлев… Уф… Ты же ничего о нем не знаешь! Вообще!

– В смысле? Ты о чем?

Она снова выдала себя. А ведь могла бы и промолчать. Что это: любопытство или неспособность забыть Павла?

– У нас новое дело. Убита проститутка, Лариса Калинина. Ее зарезали. И когда мы с Журавлевым прибыли на место преступления, там столько крови было…

– И? А при чем здесь Паша? Ау, Ребров, ты чего молчишь?

– Да там… понимаешь… Короче, там во всю стену огромные такие шикарные фотографии этой Калининой. И она там не одна.

Женя похолодела.

– Там несколько огромных фотографий над изголовьем кровати, ну прямо как с выставки… Не фотографии, а произведения искусства! И на них твой обожаемый Журавлев в обнимку с голой проституткой. Так что он задержан. Вот так.

7. Август 2024 г.

Ребров

Хотел ли я тогда произвести впечатление на Женю, рассказав ей о Журавлеве и его связи с Калининой? Да, хотел. Знал, что у нее и без того каша в голове, что она запуталась, что ей плохо, но так злился на нее из-за Бориса, что с каким-то даже нехорошим чувством мщения рассказал ей о задержании Павла. Конечно, сгустил краски, потому что Павла не задерживали, но допрашивали. Как не допрашивать, если убита проститутка, стена которой увешана огромными фотографиями, где она, обнаженная, обнимается с нашим Журавлевым?

Спору нет, Лариса Калинина – настоящая красавица. Журавлев ей под стать, точно. Шикарная пара, прямо с обложки глянцевого дорогого журнала. Вот бы узнать еще, кто фотограф, где поймал их? Хотя, скорее всего, это продукт фотосессии. И фотограф наверняка известный, дорогой, фотографии просто-таки огромные, качественные. А уж какой там Журавлев! Ну прямо Ален Делон. И хоть фото черно-белые, стильные, но все равно видно, что глаза его светлые, я-то знаю, что голубые. И волосы черные. И тело точно его, мускулистое, красивое. Он покрепче Делона будет, это точно.

Понятное дело, что я первый набросился на него, еще там, в квартире Калининой, схватил его за грудки, затащил на кухню: признавайся, мол, и давно ты ходишь по девкам? Вел я себя, надо сказать, как идиот. Кто я такой, чтобы устраивать ему сцены? Из-за Женьки, само собой. Она из-за него разрушает семью, причиняет боль Борису, хотя и сама толком не знает, чего хочет, а он, получается, шляется по шлюхам.

Но Журавлев все отрицал. Кроме, конечно, того, что на фотографиях точно он. Да тут и без его признаний не было никаких сомнений. Но вот девушку эту он не знает, не был знаком и уж точно не фотографировался. Бормотал что-то про фотомонтаж, краснел и выглядел вконец растерянным.

– Слушай, Паша, ты же не отрицаешь, что это ты. Получается, что тебя точно кто-то снимал. А потом, если тебе верить, к твоему фото присобачили голую красотку, да? Да зачем же этой Калининой это было делать и тратить деньги, если с таким же успехом она могла бы взять фотографии самого Делона?

Думаете, я не просматривал потом в интернете фотографии Делона в обнаженном виде? Да, я мужик, но должен признать, что Журавлев наш круче. И они похожи лишь в белых купальных халатах, причем явно в гостиничных. Получается, что Журавлев, возможно, встречался с Калининой в гостинице.

– Да вспоминай ты уже, где с ней познакомился и кто вас снимал! – орал я на него, злясь и переживая одновременно. – Ее же убили!

– Отстань! – отмахивался от меня Журавлев и при этом хмурился, выглядел задумчивым.

Он пытался вспомнить, я так думаю, где и при каких обстоятельствах мог оказаться вместе с Калининой, но так и не вспомнил. Хотя у него для этого было вполне достаточно времени.

– Я не встречаюсь со шлюхами. Да и с чего ты вообще взял, что она проститутка?

– Соседка в первую минуту доложила. Потом к ней присоединились и другие соседи. Все утверждают, что она занималась этим не один год. Мужики к ней валом валили. Жила она на широкую ногу. Ты сам видел ее спальню? Кровать? Шкаф, набитый шубами и дорогими сумками… Если бы ты заглянул в ее тумбочку, то увидел бы много забавного: разные штучки, наручники, игрушки. И косметичка, набитая деньгами и банковскими карточками.

– Так надо и искать в этом направлении. Может, у нее был сутенер, – неуверенно блеял Павел.

Повторяю, я и злился на него, и переживал. Вот ведь влип парень!

Ножа, которым была зарезана девушка, не было. Но судя по тому, каким образом были нанесены удары, действовали неуверенно, кололи куда попало, пока нож не вошел в горло…

Замки, похоже, не были взломаны, значит, либо Калинина сама открыла дверь и впустила убийцу, либо у убийцы был свой ключ. Может, это был ее клиент или просто знакомый, может, подружка, которой она насолила. Да мало ли кто из ее окружения, кому она каким-то образом перешла дорогу! Может, стала свидетельницей другого преступления, может, ее убила жена ее клиента.

Работы предстояло много. Первое – это допросить всех соседей, кто мог бы знать или видеть ее знакомых. Второе – проверить камеру, установленную на козырьке подъезда. Вот ведь удобная вещь! Осмотреть с экспертами квартиру, попытаться найти что-то полезное, важное – словом, зацепку. Найти ее знакомых и друзей, которые могли бы помочь в расследовании. И главным свидетелем в деле, конечно же, мог бы стать Журавлев. Но его, понятно, отстранят от дела. Однако пока что этого не произошло, и он будет работать.

Вот как, как человек может забыть про связь с такой яркой и красивой девицей? Я не наблюдал у Пашки проблем с памятью. Тогда что все это значит?

Словом, я попросил экспертов поработать над этими огромными фотографиями, чтобы выяснить, не монтаж ли это. Хотя бы в чем-то надо было быть уверенным.

Эх, подумал я, сюда бы, в эту квартиру, Женьку, она точно нашла бы что-то интересное. И с соседями поговорила по-женски, так, как она это умеет, и вышла бы на какую-нибудь близкую подругу, как бы случайно познакомилась с ней, разговорилась и много чего выяснила бы про убитую Калинину. Проследила бы жизненный путь жертвы, откуда она родом, кто ее родители, с кем она переписывалась или перезванивалась, словом, кто бы мог рассказать о ней. Конечно, всем этим будут заниматься оперативники, но ни они, ни я с Пашкой никогда не сумеем заставить откровенничать людей так, как это делает Женька.

Но звонить ей тогда, когда она ушла из дома, когда в семье разлад и когда Борис в отчаянии, было в тот момент невозможно. Вот почему я так обрадовался его звонку. Бронников позвонил мне вечером того дня, когда обнаружили тело Калининой, и пригласил на ужин. Словно ничего не произошло и я, приехав, увижу семью в полном составе. Но Жени, конечно же, не было. Няня Соня слонялась по дому с потерянным видом, пока все же не решилась поделиться со мной. От нее я узнал, что Женя с Мишей у Антонины. Соня рвалась поехать туда, чтобы там присмотреть за малышом. Но разве я решал что-то? Это было семейное дело…

Ну а потом и Борис признался, что хочет поехать в Подольск за Женей. Конечно, он надеялся, что заберет ее оттуда. Но все осложнилось, когда мы узнали, что она на пути в Балашиху, что они с Тоней поехали спасать подругу от мужа-тирана.