Остаток рабочего дня Влад провел, разрываясь между навязчивыми мыслями о запертой комнате и попытками придумать что-то внятное для строителей. Слоганы (да и вообще придумывание как таковое) не были его сильной стороной, и креативный директор успел сто раз себя обругать за то, что в свое время не написал в визитках какую-нибудь звонкую, но бессмысленную хрень типа «диджитал-хомячок». С хомячка-то спрос понятно какой…

Очень хотелось домой, но тут не всё было так просто. Декларативно в «Мульти-Пульти» обязательных офисных часов не было: на сайте агентства говорилось, что создавать магию цифровой рекламы можно хоть из коворкинга, хоть из «Старбакса» на углу, хоть с пляжа в Гоа. На практике же Костик бдительно следил за посещаемостью и устраивал разносы любителям «работать из дома»: как он резонно замечал, какого-то же хера мы платим аренду за офис? Вот и будьте любезны ее отрабатывать! Поэтому Владлен промаялся еще несколько часов, борясь со сном, – первая ночь на новом месте его конкретно вымотала.

Наконец, в седьмом часу Костик протопал на выход, хмурясь в смартфон. Выждав полагающиеся десять минут (вдруг что-то забыл и вернется!), сотрудники «Мульти-Пульти» разбежались – кто-то из клиентов, кажется, устраивал сегодня вечеринку, но Владу туда не хотелось (и, по правде говоря, его не звали).

По дороге домой он окончательно успокоился; точнее, загрузился уже по поводу грядущего тендера, мысли о котором вытеснили всё остальное. Надо, наверное, как-то посидеть сейчас, покопать, что там застройщики делают по соцмедиа, собрать мудборд, подумать…

Первое, что он увидел, войдя в квартиру, – приоткрытая дверь в запретную комнату. Которую он совершенно точно захлопнул утром.

Влад замер. Волосы на затылке и руках встали дыбом.

Было очень тихо – даже на обычно забитой Мосфильмовской не было, кажется, ни одной машины. Где-то в недрах дома противным глубоким голосом орала кошка, но этим звуки и ограничивались. Запах гнили усилился; надо, блин, вымыть хозяйский холодильник, нереально же так!..

С этой мыслью креативный директор отмер: не время тупить, дел немерено. Он решительно, не разуваясь, пересек прихожую, положил ладонь на еще недавно неподвижную ручку («Надо, в конце концов, написать риэлторше – пусть хозяева или разбираются с рухлядью своей, или квартплату снижают! А лучше и то, и то!») и злобно захлопнул дверь.

Вернее, удержал ее в последнюю долю секунды.

Замешкался.

Снова открыл, уже пошире, и заглянул в хозяйскую комнату.

Челюсть Влада отвисла.

Ноутбук, который он всё это время держал под мышкой, с грохотом упал на пол.

4

Когда-то давно, когда Влад еще наезжал в Москву из Нижнего на выходные, тогдашняя подруга повела его в театр; даже не в театр, это бы еще ладно, а в театральную мастерскую. Дело происходило в каком-то переулке, отпочковавшемся от Большой Никитской улицы (которую бывшая пассия упорно и с нажимом называла «улица Герцена»). На расстоянии нескольких шагов от дорогущего ресторана «Уголек» и самой пафосной «Кофемании» города без предупреждения начинались адские дебри, словно застрявшие в далеком прошлом. Чтобы попасть в студию, где ГИТИСовские старшекурсники ставили дипломный проект, Владу с дамой сердца пришлось открывать скрипящие калитки, балансировать на проложенных над грязными лужами досках, пересекать заброшенные безлюдные дворы и, наконец, почти на ощупь пробираться через пыльный склад декораций. Спектакль, между тем, оказался мутным и претенциозным; дама сердца быстро дала Владу понять, что сегодня ему ничего не обломится; в конце концов он чуть не опоздал на обратный поезд – и решил для себя, что ноги его в театре не будет до пенсии, а лучше и до конца жизни.

(Так оно и получилось.)

Запретная и еще недавно запертая комната больше всего была похожа именно на тот склад декораций театральной мастерской. В темном, без окон, помещении («То есть балкона все-таки нет», – отстраненно подумал Владлен) высились укутанные светлыми чехлами груды… Чего-то. Некоторые чехлы щетинились многочисленными углами, другие словно прикрывали что-то не вполне твердое, подрагивающее, как желе. Смотреть на всё это было физически некомфортно: стоило остановить взгляд на любом из чехлов, глаза начинали слезиться, а во рту появлялся приторный липкий вкус, как от десяти лакричных леденцов сразу.

Владлен вынул телефон и сделал несколько снимков и панорам, стоя на пороге и придерживая дверь ногой, – надо всё это потом внимательно рассмотреть, показать риэлторше, возмутиться, в конце концов! Он не подписывался охранять склад какой-то трудноописуемой дряни! Нашли тоже себе мальчика! То-то и вонища такая в квартире, всё понятно теперь. Охренели совсем уже! Москвичи, одно слово.

Среди чехлов что-то гулко шевельнулось – как будто кто-то огромный заворочался во сне.

Влада словно хлестнули по лицу. В ушах зазвенело.

Перспектива сдвинулась – дальние декорации приблизились, а ближние расфокусировались, поменяли свои очертания. В глубинах комнаты в луче пробивающегося из открытой двери света обозначились другие, серые, чехлы – огромные, уходящие вверх, насколько хватает глаз, сливающиеся с жирной, дышащей чернотой. Геометрия тех, самых дальних, предметов не была предназначена для человеческого взгляда.

Влад захлопнул дверь и с колотящимся сердцем опустился на пол.

– Блять, это что за хуйня?! – выкрикнул он риторический вопрос в пустоту своей новой квартиры.

Отполз подальше от хозяйской комнаты, не сводя глаз с двери.

Выскочил из квартиры и, не заперев дверь на все полагающиеся замки, помчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Поскользнулся, схватился за крашенные кирпичного цвета краской перила, не удержался, проехал на заднице половину пролета. Вскочил и, не обращая внимания на отбитый копчик, снова рванул к выходу из подъезда. Едва не сбил бабку, укутанную, несмотря на лето, в пуховый платок. Пробурчал невнятные извинения.

– Наркоманам, что ли, пятнадцатую сдали? – прошипела бабка вслед.

Влад выскочил во двор, заметался между тесно припаркованными машинами, побежал было в сторону Мосфильмовской, но вдруг сообразил, что оставил в квартире вообще всё: паспорт, ноутбук, бумажник… В руке был только телефон.

Он зашипел ругательства и с ненавистью пнул валявшийся на тротуаре пластиковый стаканчик. В заднице стрельнуло – о ступеньки он, оказывается, ушибся все-таки сильно.

– Сука! – рявкнул Владлен, схватившись за поясницу.

– Доченька, не обращай внимания, дядя – психованный, – противным голосом вдруг сказала объемная женщина, прошедшая мимо креативного директора.

Ее дочь, контрастно тщедушная школьница с крысиными косичками, сделала прямо противоположное: уставилась на Влада, широко раскрыв глаза. Не каждый день увидишь самого настоящего психованного!

– Извиняюсь, – сказал психованный и покраснел; Влад имел такую генетическую особенность: моментально заливаться свекольного цвета румянцем по поводу и без.

Объемная женщина фыркнула и увлекла дочь в сторону улицы Пырьева, а Влад зажмурился, досчитал до пяти и сложно, в несколько приемов, выдохнул. Когда он открыл глаза, паника отступила – вокруг жили своей жизнью тихие, уютные московские дворы, в панорамных окнах близлежащего монстра «Донстроя» отражался роскошный закат, откуда-то совсем по-будничному доносилась песня Ларисы Долиной про погоду в доме.

Домой, однако, возвращаться было страшно.

Тут Владу пришла в голову идея. Так вышло, что он не очень любил и даже побаивался фильмов ужасов – а вот диджитал-телочки, напротив, их почему-то очень приветствовали. Для неизбежных ситуаций, когда хорроры смотреть ему всё же приходилось, Владлен придумал умственное упражнение – рационализацию. Всё плохое на экране обычно случалось после того, как герои либо заезжали в новый дом, либо совали нос куда не надо, – а он, Влад, никуда ничего не совал и уж точно не заезжал! А значит, герои сами дураки и напросились на неприятности, а ему бояться нечего.

Тут он сообразил, что, вообще-то, и квартира у него новая, и комнату его русским языком просили не открывать.

Владлен хмыкнул («надо ж, как бывает»), посмотрел на телефон, всё еще зажатый в руке, и приступил к следующему этапу рационализации. Он уже спокойно, без истерики, вернулся во двор, вычислил местоположение своих окон на четвертом этаже и сделал несколько снимков. Опустился на скамейку, зазумил двумя пальцами фотографию и стал внимательно рассматривать; благо, камера последнего айфона даже на таком расстоянии давала четкую картинку в высоком разрешении. Логика была такая: квартирные хозяева не могли разместить склад какой-то крупногабаритной дряни в комнате стандартных размеров – а значит, снаружи можно будет разглядеть последствия или ремонта, или расширения жилплощади, или еще чего-то в том же духе. А после этого уже можно будет позвонить риэлторше и поскандалить – пусть хозяева перетаскивают свое говно в комнату поменьше, где он сейчас живет! А он заселится в нормальное просторное помещение!

Окно Владленовой кухни на фотографии нашлось быстро: вот оно, так настежь и раскрыто со вчерашнего вечера, ветерок трогает занавески с бледными цветочками. Слева от занавесочек, получается, окно его единственной комнаты – закрытое, чтобы не налетели комары, но тоже вполне узнаваемое. По идее, склад хозяйской дряни должен быть еще левее.

Влад замер.

Зазумил фотографию еще сильнее – до пикселей и незаметных ранее солнечных бликов.

Не поверил глазам, оторвался от телефона, поднял голову и уставился на окна своей новой квартиры.

Стратегия рационализации страхов затрещала по швам.

5

Владлен поморгал и еще раз попытался мысленно выстроить трехмерную проекцию планировки нового жилища. Он был почти уверен, что окно запертой комнаты, если оно вообще там было, должно было находиться левее окна гостиной (он скривился от провинциального старперского слова).

Левее, между тем, в реальности располагался самый обычный балкон, на котором мужчина в майке неопределенного цвета флегматично пил пиво прямо из горла большой пластиковой «сиськи», грыз семечки и плевал шелуху прямо вниз, во двор.

«Профессорский двор, – язвительно подумал креативный директор. – Или генеральский, какой он там».

Получается, с мысленной трехмерной моделью квартиры он не справился, и чулан выходил на противоположную сторону, к Мосфильмовской. А может, и вообще никуда не выходил, был внутренним помещением – в этих планировках черт ногу сломит. Или голову?.. Влад всё время путал. Короче, что-нибудь обязательно сломит.

Мужчина в майке длинно сплюнул в профессорский двор, обернулся и заорал внутрь квартиры:

– Светка-а-а!..

Будничность этого жеста окончательно вернула Владлена в реальность. Он, конечно, не забыл о нечеловеческой геометрии уходящих в бесконечность саванов (были подозрения, что забыть такое невозможно при всём желании); другой вопрос, что он перепсиховал во время переезда, не спал ночь, вывез тяжелый рабочий день…

Тут он кое-что вспомнил, ткнул погасший было телефон и открутил назад фотогалерею – он же успел сделать панораму, когда заглядывал в запретную комнату!

Как назло, пока Влад в панике несся вниз по лестнице, у телефона включилась камера: сразу после фотографий балкона шли десятки мутных прямоугольников, случайно запечатленных потной от страха рукой. Он нервно возил пальцем по экрану вправо; одновременно хотелось поскорее добраться до нужных фотографий – и не добираться до них вообще никогда.

Поверх запоротых кадров вдруг вылезло окошко «iMessage»: «По застройщикам посмотрел? Послезавтра первый прогон презы». Контакт Костика почему-то сохранился у Влада криво, но номер гендира он помнил наизусть: тот заканчивался выпендрежной комбинацией цифр 0101.