Нет, она не собирала грибы в дремучем лесу в тот день. У нее имелось дело: Карп с подельником Савкой (они тоже успели отсидеть и вернулись в Кукуев) послали ее к дому ведьмы на разведку. Они тогда «бомбили» дачи и дома, выгребали все – от стареньких холодильников до металлической посуды и ложек-вилок. Все сдавали в приемные пункты вторсырья при мусорных полигонах, а деньги пропивали. Улита солгала оперу, мол, оказалась у дома случайно. Легавый ей, естественно, не поверил, но на допросе не сумел зацепить ее. Он тогда плотно занялся мальчишкой. Волчонком. А Улита ничего ведь не успела совершить уголовного. Ничего не украла. Она наткнулась на труп Генки-цыгана.

Брела по лесу к дому ведьмы – специально не по дороге, а сквозь чащу. Скрытно. С деревьев капало ей за шиворот. Накануне после жарких дней хлынул сильный ливень. Словно хорек потянула носом – вонь била ей в ноздри.

Неописуемый жуткий смрад – мокрой гари и… жареного протухшего мяса.

Вонь шла от дома ведьмы. На секунду Улиту обуял смертельный, почти мистический ужас. Ей померещилось: колдовка вылезла из могилы и жарит человечину в своих владениях. Мертвая обгладывает чьи-то берцовые кости, запалив их на костре… Бежать, бежать от ее логова – а то она припомнит Улите кошку и кол! Мертвяки ведь все знают. Они чуют…

Парадокс: желая бежать, Улита не помчалась прочь. Ноги сами принесли ее в обход к калитке. А дальше…

Калитка стояла настежь. Во дворе – смрад. И нечто обугленное. И коса с длинной ручкой, всаженная острием в черную жуткую паль.

Улита охнула, сунулась на участок, но впопыхах задела боком ладони за ржавый гвоздь, торчащий из забора – странно он выгнулся. Кровь ее закапала на листья растущего рядом дудника, смятого…

Улита зажала ладонь другой рукой и на ватных ногах направилась к косе, воткнутой в головешку. Труп Генки-цыгана… он сгорел лишь наполовину. Обуглились его ноги, живот, часть груди. Под лысым черепом, давно лишившимся буйных кудрей, – лужа черной запекшейся крови. Искаженный дикой гримасой лик в пятнах копоти. Острое лезвие косы отливало сталью. Острием ударили прямо в рот, сломав передние зубы.

«Ну и морда тогда была у мертвого Генки-цыгана…» – пронеслось в голове Улиты. Воспоминания одиннадцатилетней давности.

Улита тогда во дворе, стоя над мертвецом, зыркала по сторонам. Дверь дома ведьмы настежь… Тихо кругом. Дом бесхозный, а внутри… Генка с его-то деньгами наверняка привез в родительский дом немало нового добра. Им и планировали поживиться воры – кореша Улиты, пославшие ее на разведку.

Над головой каркнула ворона. Ведьма все же покинула кладбище, обернулась черной птицей и прилетела. Сейчас она спикирует на Улиту, вырвет ей когтями зенки. Острым клювом ослепит ее, мстя…

И вновь ужас объял суеверную Улиту. Она ринулась назад, к калитке, забыв о наказах подельников, о возможно оставшихся в доме вещах, спиртном, бумажнике с деньгами, ценных фирменных шмотках, дорогом мобильном телефоне убитого…

Она выскочила со двора. И вспомнила: ее кровь на листьях сорняка! Она уже дважды пыхтела на нарах ни за что, а мертвяк – дело дрянь! Менты вполне способны ей пришить еще и убийство. Улита вернулась к калитке, нагнулась и вырвала дудник, росший у забора. Что-то было и на листьях соседних буйных сорняков. Она выдрала с корнями их тоже. Схватила траву в охапку и через весь участок помчалась к обрыву с видом на Оку. Размахнулась, швырнула растения в воду. Маленький предмет выпал из листьев к ее ногам. Она наклонилась разглядеть. Снова охнула от изумления.

Помчалась через лес на проселок, замахала руками редким проезжающим машинам, истошно вопя. Она несла Кукуеву дурную весть.

По иронии судьбы, подельники Улиты – тогдашний ее официальный сожитель Савка и Карп, пославшие ее на разведку к дому ведьмы перед намеченной кражей, – обнаружили Волчонка.

Внучка ведьмы-цыганки.

Волчонок был в невменяемом состоянии.

Глава 9
Ферма

– Я до сих пор помню тот страшный случай. Шок и недоумение. Геннадий Ильич Елисеев являлся моим арендодателем. Хозяином фермы. В голове не укладывалось происшедшее: сын-школьник зверски убил отца! А Геннадий Ильич с сынка пылинки сдувал. Лелеял его.

Катя и Гектор слушали нынешнего владельца мясо-молочной фермы. Они не доехали до Кукуева всего пять километров.

– Лушево. – Гектор кивнул на дорожный указатель, когда они мчались по шоссе. – Помнишь, наш Бродяга Кэнсин упоминал про бывшую ферму отца? Еще гостевой дом неподалеку для оптовиков.

– Ты арендовал его для нас? – спросила Катя.

– Нет. Я ж сказал: выберу лучшее, предлагаемое градом Кукуевым.

Гектор, проводив Полосатика-Блистанова, лишь мельком глянул в мобильный и объявил:

– Экоотель – запасной вариант, зачем нам с тобой соседи за стеной номера, а? – Он улыбался. – Логистика полностью на мне, Катеныш. Сделаю.

И когда он успел забронировать жилье? В тот вечер они сразу отправились на пробежку по темному лесопарку вокруг Бездонного озера, раскинувшегося недалеко от их дома. На его пустынном берегу под луной Гектор скинул толстовку, кроссовки и прямо в спортивных штанах бухнулся в стылую сентябрьскую воду, парируя восклицание Кати: «Она ледяная, Гек!» – возгласом: «Зато я горячий». Катя наблюдала его мощный кроль во время заплыва. А едва он вышел на берег, крикнула: «Наперегонки теперь, догоняй!» И помчалась стремглав сквозь лесопарк, желая не дать ему ни секунды, чтобы замерзнуть. Гектор настиг ее у ворот, подхватил на руки, и они напрочь забыли про кукуевские дела – устремились к себе на второй этаж, пустили горячую воду в ванну. Сумасшедше целовались, плескались, потом перекочевали в постель. У Гектора имелось всего минут пятнадцать на определение с «локацией», когда Катя сушила феном волосы. Наверное, тогда он все и забронировал.

На обочине маячил дополнительный указатель для путешественников: «Экоферма. Свежее мясо. Молочные продукты».

– В нашей хижине есть мангал и холодильник. Но пансион уединенный, без питания, – приоткрыл завесу тайны Гектор. – Затоваримся здесь ужином и завтраком, а? Заодно расспросим пейзан на ферме: вдруг помнят про убийство в доме бакенщика.

Он крутанул руль «Гелендвагена» и свернул на проселок к ферме, покрытый гладким новым асфальтом. Катя оглянулась: шоссе на Кукуев осталось в стороне. На горизонте серели фабричные здания среди мрачного индустриального пустыря. За ними начинался хвойный лес. А дорога на ферму уводила в поля и заливные луга, к Оке. Катя вспомнила слова мужа по дороге в Кукуев: «Сразу не стоит заморачиваться с местной топографией, пытаться все запомнить, охватить». Да, Гек прав: общая картина нарисуется позже, когда они в своем расследовании окажутся внутри кукуевской жизни – прошлой и настоящей. Слева возник деревянный добротный штакетник, отделяющий пастбище. По нему гурьбой бежали, словно соревнуясь с «Гелендвагеном», мохнатые коричневые коровы с белыми мордами и грудью. На ушах их желтели бирки. И звонкий женский голос призывал:

– Домой, домой, девочки! Ну-ка, не толкаемся!

Новые ангары коровника. Железные навесы, автоматические поилки с синими буями – крышками. Коровы тыкались в буи мордами и пили перед возвращением в стойло. Белые рулоны в траве – Катя понятия не имела, зачем они. Тарахтящий японский трактор… Павильон с вывеской: «Свежие фермерские продукты». Они остановились возле него. Их встретил кряжистый седой мужчина в рабочем комбинезоне. На его пальце поблескивал золотой перстень-печатка. Гектор и Катя поздоровались. Гектор спросил, нельзя ли купить мяса для гриля и «молочку». Мужчина начал объяснять, что все свежайшее. В лавке Катя выбрала на витрине сливочное масло для тибетского чая Гектора и молоко в бутылках. Для себя греческий йогурт. Творог и кефир – им обоим. Гектор с мужчиной в комбинезоне занимался мясом. Фермер нахваливал товар, мол, поставляю для интернет-магазина.

– Изготавливаю сыр «Комте» настоящий, без изъянов, – хвалился он. – У меня «симменталки» элитные. Возьмете сыр попробовать? – И он кивнул в окно лавки: по загону чинно брели уже другие коровы – белые с рыжими пятнами, толстые, едва не лопающиеся от сытости. Симментальская порода.

– Вы владелец фермы? – спросил Гектор словно между прочим.

– Сам фермерствую, сам торгую. Возим с сыном и женой в Москву продукцию индивидуальным клиентам помимо интернет-магазина. И лавку имеем постоянную на Даниловском рынке-фудкорте.

– Гек, и нашим домой закажем. – Катя поняла мужа с полуслова: сначала надо купить товар у фермера, а уж затем лезть к нему с вопросами насчет давнего убийства. – Мы возьмем йогурты, творог, кефир. Молока, масла и мяса или фарша на котлеты и сыр ваш знаменитый. – Она выбирала по прейскуранту для свекра и сиделки. Уточнила дату и время доставки, указала адрес.

– Серебряный Бор? Вы у меня первые клиенты оттуда. На Патриаршие вожу, в Сербор не доводилось. – Хозяин фермы пристально разглядывал их. – Вы туристы? На отдых?

– Я в прошлом журналист, собираю материал для документальной книги про убийство в доме бакенщика в Кукуеве, в нем подозревался малолетний сын жертвы. – Катя сразу пошла ва-банк. Разу уж они заключили договор с Симурой Кэнином, грех не представить все дотошные расспросы в свете творчества и «будущей книги».

– Вы писатель? – Фермер заинтересовался. – Может, жена что-то ваше читала?

Катя скромно потупилась: чем ей похвастаться, если все проекты – пока лишь воображаемые фантомы? Но виду не подала.

– Вы помните события с убийством в доме бакенщика? – Гектор оплатил картой домашний заказ, их с Катей покупку и продиктовал номер телефона – по нему фермерский грузовик пропустят по его заявке через КПП в природный заповедник Серебряный Бор на их Третью линию, куда путь чужому транспорту закрыт.

И фермер выдал: мол, до сих пор помню… и нахожусь в шоке… А также сообщил сразу ценную информацию: покойник его бывший арендодатель. Обвинил недвусмысленно именно Серефима в убийстве отца. И внезапно добавил:

– Не дом бакенщика. Домом ведьмы зовется в народе хибара в лесу на Круче.

– Ведьмы? – Катя выказывала живейшее любопытство. – А почему?

– Не в курсе, связано вроде со страшилками про мать Геннадия Ильича. Он никогда не вдавался в подробности – понятно же. А мы с женой люди приезжие, мы ферму у него арендовали за два года до трагедии. Он сельским хозяйством не интересовался, в ферму просто деньги вложил, но пустил все на самотек. Мне потребовалось немало сил на выправление ситуации. Зато сейчас мы твердо стоим на ногах.

– Если нашим домашним понравятся творог, кефир и сыр, мы станем вашими постоянными клиентами, – пообещала Катя. – Ферма перешла к вам во владение после гибели Елисеева?

– Я ее выкупил у его компаньона. Он счел ее убыточной. Избавился. Здесь же надо вкалывать, навоз возить. Ему вся доля бизнеса Геннадия Ильича за пять пальцев на ладони досталась после похорон. У них, оказывается, имелся корпоративный договор. Я о нем и не подозревал. Геннадий Ильич вдобавок компаньону и задолжал много. Он ему доверял – они школьные товарищи с детства. И бизнес вместе крутили. Главный доход им приносила фабрика по производству торговых павильонов. Вы могли видеть ее с дороги, когда сюда поворачивали, в Лушево. И еще цех по изготовлению упаковки, но масштабы, конечно, не сравнить с фабрикой. Ферма всегда шла довеском. В голове до сих пор не укладывается поступок его сына-пятиклассника! Убийство! Он же его бил, резал и жег огнем. Причем мальчишка никогда не слыл психически нездоровым. Нормальный ребенок. Геннадий Ильич в нем души не чаял.

Катю в тот миг поразила словоохотливость их собеседника. В полиции от свидетелей порой слова не добьешься. Не желают рассказывать, общаться. Неужели писателю выдают сразу все на-гора? Облегчают задачу поиска информации. Или же имеется у хозяина фермы иная причина? Его деловая связь с потерпевшим очевидна. И он ее не скрывает.

– Насколько мы знаем, он в то лето забрал сына у супруги, они разводились, – осторожно заметила Катя.