У входной двери стоял пожилой джентльмен с седыми волосами и глубокими морщинами между бровями на смуглом лице. Я никогда не видела его раньше. Мой взгляд остановился на письме в морщинистых руках гостя.

Сбросив руки тети и кузин, я быстро подошла к нему. Сердце бешено затрепетало между ребер, словно птица, жаждущая вырваться на свободу. Вот он. Ответ, которого я ждала.

– Сеньорита Оливера, – сказал мужчина глубоким баритоном. – Я Рудольфо Санчес, юрист ваших родителей.

Я пропустила мимо ушей его приветствие и выхватила конверт. Дрожащими пальцами перевернула его, готовясь узнать ответ родителей. Почерк на обратной стороне был незнакомым. Я снова перевернула конверт, изучив восковую печать клубничного цвета. В середине был крошечный жук – нет, скарабей. Чернила слишком растеклись, чтобы распознать слова.

– Чего ты ждешь? Хочешь, чтобы я прочитала? – спросила Эльвира, заглянув через мое плечо.

Я проигнорировала ее и торопливо открыла конверт, пробежав глазами по смазанным строчкам. Должно быть, бумага намокла, но я не обратила на это внимания, потому что до моего сознания дошел наконец смысл прочитанного. Слова растеклись на бумаге, и в глазах у меня потемнело. Неожиданно мне стало трудно дышать, а в комнате будто повеяло ледяным ветром.

Я услышала, как ахнула Эльвира. Холодок ужаса пробежал по моей спине.

– Ну? – спросила Tía Лорена, встревоженно посмотрев на юриста.

Язык застыл у меня во рту. Я сомневалась, что смогу ответить, но, когда все же заговорила, голос был хриплым, словно я кричала много часов подряд.

– Мои родители погибли.

Часть I
На другом конце света

CAPÍTULO UNO
Глава 1

Ноябрь 1884

Боже, как я мечтала сойти с этого проклятого парохода. Я выглянула в иллюминатор каюты, опершись пальцами на стекло, – так дети прижимаются к витринам кондитерских, мечтая полакомиться альфахорес ^[7]и вареным сгущенным молоком. На голубом небе над портом Александрии не было ни облачка. Длинный деревянный причал напоминал руку, протянутую в знак приветствия. Мелькнул трап для высадки пассажиров, и несколько членов экипажа забегали в чреве парохода, перенося кожаные чемоданы, коробки с шляпами и деревянные ящики.

Я добралась до Африки.

Спустя месяц плавания по бурному океану я наконец добралась. Похудела на несколько фунтов – море ненавидело меня, – провела бесконечное множество ночей, ворочаясь и рыдая в подушку, играла в одни и те же карточные игры с другими пассажирами, но добралась.

Египет.

Страна, в которой мои родители прожили семнадцать лет.

Страна, в которой они погибли.

Я нервно покрутила золотое кольцо, которое не снимала с пальца уже многие месяцы. Благодаря ему казалось, что родители были со мной на протяжении всего пути. Я думала, что почувствую их присутствие в ту же минуту, как увижу берег. Глубокую связь.

Но ничего так и не появилось. До сих пор.

Нетерпение заставило меня отойти от окна и начать ходить по каюте, бешено размахивая руками. Я металась взад и вперед по роскошной каюте, а вокруг меня, словно ураган, кружила энергия моего волнения. Отпихнув ногой собранные чемоданы, я отвоевала еще несколько сантиметров пространства. Проходя мимо узкой койки, я схватила лежавшую на ней шелковую сумочку, чтобы снова достать письмо дяди.

Второе предложение по-прежнему убивало меня, от него по-прежнему щипало в глазах. Я заставила себя дочитать письмо до конца. Легкое покачивание корабля мешало, и, хотя у меня резко скрутило желудок, я вцепилась в записку и перечитала ее в сотый раз, стараясь случайно не разорвать листок пополам.

Июль 1884

Моя дорогая Инес,

Я даже не знаю, с чего начать и как описать то, что я должен сообщить. Твои родители пропали в пустыне и считаются погибшими. Мы искали их на протяжении многих недель, но не нашли ни следа.

Мне жаль. Так жаль, что я никогда не смогу выразить это словами. Знай, что я навеки твой слуга, и, если тебе что-то понадобится, достаточно лишь написать письмо. На мой взгляд, вам стоит незамедлительно провести похороны в Буэнос-Айресе, чтобы ты могла навестить их в любой момент. Зная свою сестру, я уверен, что ее душа снова с тобой на ее родной земле.

Без сомнений, ты понимаешь, что теперь я твой опекун и распорядитель поместья и твоего наследства. Поскольку тебе восемнадцать и ты во всех отношениях умная молодая женщина, я отправил письмо в национальный банк Аргентины, предоставив тебе разрешение пользоваться капиталом при необходимости – в разумных пределах.

Доступ к деньгам есть только у меня и у тебя, Инес.

Будь очень осторожна с теми, кому доверяешь. Я взял на себя вольность сообщить семейному юристу о сложившихся обстоятельствах и рекомендую обращаться к нему по любым вопросам. С твоего позволения я также рекомендую нанять управляющего по хозяйству, чтобы ты могла оплакать эту чудовищную утрату. Прости меня за эти новости. Мне очень жаль, что я не могу в этом горе быть рядом с тобой.

Обязательно пиши, если тебе что-то понадобится.

Твой дядя,

Рикардо Маркес.

Я рухнула на кровать с неподобающей леди развязностью. Назидательный голос Tía Лорены тут же зазвенел у меня в ушах: «Леди всегда должна оставаться леди, даже когда никто не смотрит. Это значит не сутулиться и не ругаться, Инес». Я зажмурилась, отмахнувшись от чувства вины, которое не покидало меня с тех пор, как я оставила поместье. Оно стало весьма уверенным спутником, и как бы далеко я ни оказалась от дома, его нельзя было подавить или заглушить. Ни Tía Лорена, ни кузины не знали о моих планах уехать из Аргентины. Я могла представить их лица, когда они прочитали записку, которую я оставила в своей спальне.

Письмо родителей разбило мне сердце. Наверняка мое письмо разбило сердце Tía Лорены и ее дочек.

Я уехала без шаперонки^[8]. Мне только исполнилось девятнадцать – день рождения я отпраздновала в своей комнате, безутешно рыдая до тех пор, пока Амаранта не начала стучать в стену. Я отправилась в странствие без наставника и опыта, даже без личной служанки, которая позаботилась бы о самых хлопотных деталях моего гардероба. Я действительно это сделала. Но это не имело значения. Я собиралась узнать, как исчезли мои родители. Узнать, почему мой дядя не спас их и почему они оказались в пустыне одни. Да, мой отец был рассеянным, но он уж точно бы не поехал с матерью в пустыню без должного снаряжения.

Я прикусила нижнюю губу. На самом деле все было иначе. Отец бывал беспечным, особенно когда куда-нибудь спешил. И все же мне недоставало информации, а я ненавидела вопросы без ответов. Они напоминали открытую дверь за спиной, которую мне хотелось закрыть.

Я надеялась, что мой план сработает.

Путешествие в одиночку многому меня научило. Я обнаружила, что не люблю есть одна, не могу читать на корабле, потому что укачивает, и ужасно играю в карты. Зато легко завожу друзей. Большинство из них были пожилыми парами, которые отправились в Египет ради приятного климата. Поначалу их шокировало, что я путешествовала одна, но я была готова к этому.

Я притворилась вдовой и оделась соответственно.

С каждым днем моя история обрастала подробностями. Все узнали, что почти ребенком меня выдали замуж за пожилого джентльмена, годящегося мне в дедушки. К концу первой недели я завоевала симпатию большинства женщин, а мужчины одобрили мое желание расширить кругозор и отправиться за границу.

Я выглянула в окно и нахмурилась. Нетерпеливо тряхнув головой, распахнула дверь и окинула взглядом коридор. Высадка так и не началась. Я закрыла дверь и снова начала ходить по каюте.

Мысли обратились к моему дяде.

Купив билет, я отправила ему наспех написанное письмо. Разумеется, он с нетерпением ждал меня на причале. Через несколько часов мы вновь встретимся после десяти лет разлуки. Десяти лет молчания. Да, я изредка вкладывала в письма для родителей свои рисунки для дяди, но лишь из вежливости. К тому же он никогда ничего не присылал мне. Ни одного письма, открытки ко дню рождения или крошечной побрякушки, вложенной в посылку от родителей. Мы были чужаками, родственниками лишь по имени и крови. Я едва помнила его приезд в Буэнос-Айрес, но это не имело значения: моя мать сделала все возможное, чтобы я никогда не забыла ее любимого брата – и неважно, что он был единственным.

Mamá и Papá были прекрасными рассказчиками, мастерски закручивали слова в истории, создавали захватывающие и незабываемые шедевры. Tío^[9] Рикардо казался эффектной личностью. Громила в очках в тонкой оправе, вечно с книгами в руках, взгляд карих глаз прикован к горизонту, на ногах стоптанные ботинки. Дядя был высоким и крепким, что плохо вязалось с его научными интересами и увлечениями. Он добился больших успехов в науке, прекрасно разбирался в книгах и при этом был достаточно воинственным, чтобы выжить в пьяной драке.

Не то чтобы я хорошо разбиралась в пьяных драках и том, как в них выжить.

Мой дядя не мыслил жизни без археологии: его увлечение началось в Кильмесе на севере Аргентины. Ему было столько же, сколько мне сейчас, когда он присоединился к команде на раскопках и взялся за лопату. Научившись всему, он уехал в Египет. Там он влюбился и женился на египтянке по имени Зази, но всего через три года совместной жизни она умерла во время родов. Дядя так и не женился вновь и не вернулся в Аргентину, если не считать одной-единственной поездки. Но я не знала, чем он занимался на самом деле. Охотился за сокровищами? Изучал историю Египта? Или просто любил понежиться на горячем песке под знойным солнцем?

Возможно, всего понемногу.

У меня было лишь его письмо. В нем дядя дважды подчеркнул, что я могу связаться с ним, если мне что-нибудь понадобится.

Что ж, Tío Рикардо, кое-что мне и правда нужно.

Ответы.

Tío Рикардо опаздывал.

Я вдыхала соленый морской воздух, стоя на причале. Солнце над головой нещадно палило, от зноя было тяжело дышать. Карманные часы показали, что я ждала уже два часа. Мои чемоданы были сгружены в шаткую кучу рядом. Я высматривала лицо, хотя бы немного похожее на мамино. Mamá говорила, что борода ее брата совсем отбилась от рук – для приличного общества она была уж слишком густой, длинной и седой.

Вокруг меня толпились люди, только что сошедшие на берег с корабля. Они громко болтали, радовались прибытию на землю величественных пирамид и великого Нила, который делил Египет надвое. Но ничего из этого я не чувствовала: слишком много думала об уставших ногах, слишком беспокоилась о происходящем.

Внутри медленно нарастала паника.

Я больше не могла здесь оставаться. Солнце опускалось к горизонту, становилось все прохладнее, морской ветер пробирал до костей, а мне еще предстоял долгий путь. Если я правильно помнила, мои родители садились на поезд в Александрию и спустя четыре часа прибывали в Каир. Оттуда они нанимали экипаж до отеля «Шепердс».

Мой взгляд упал на багаж. Интересно, что можно оставить, а что нет. Как это ни прискорбно, сил донести все вещи мне не хватит. Возможно, кто-нибудь согласился бы с этим помочь, но на языке местных я знала только пару разговорных фраз. И «Здравствуйте, вы не могли бы помочь донести мои вещи?» среди них не было.