В один из самых мрачных периодов нашей истории семеро вожаков каждой стаи спланировали единое нападение. Они терроризировали всех, оставляя за собой по всему королевству кровавый след.

В отличие от большинства других существ ледяные драконы охотились не только ради того, чтобы поесть. Им нравилось убивать, и однажды они удовлетворили все свои самые темные желания в каждом Доме Греха. Количество погибших ошеломляло.

Итак, более ста лет назад я вел переговоры о первом мирном соглашении между драконами и моими братьями. Используя надлежащее заклинание, мы смогли пообщаться с врагами и пришли к компромиссу, который устроил всех.

Согласно договору, если я не приглашал их в свой круг на какое-то определенное мероприятие, они оставались в изоляции на крайнем севере, в суровом, практически диком крае за моими владениями.

Драконы разделили свои владения на семь областей, каждая из которых управлялась одним из вожаков. Личности этих вожаков они держали в тайне, не желая раскрывать секреты стаи, хотя я был твердо уверен, что ту, с которой мы общались чаще всего, возглавлял Сильванус.

Обсуждая своих главарей, драконы называли их просто альфами.

Мы согласились не вмешиваться в их политику при условии, что они не будут причинять друг другу серьезный ущерб.

В обмен на то, что они приняли этот пакт, я согласился каждый месяц устраивать охоту с отрядом, чтобы сражаться с драконами ради забавы. Так они должным образом поддерживали ясность ума. Братьям было позволено присоединяться к нам всякий раз, как они подавали прошение об этом в мой Дом Греха.

Но ни одному из нас не было разрешено убивать.

Новый дракон – Алоизий, судя по чуть более темному оттенку серебристо-голубого хвоста – приближался с угрожающим видом. Переливающиеся глаза сверкали, а когти вонзались в землю, взрыхляя снег. Во взгляде промелькнул чуть ли не безумный отблеск.

Я переключился на то, что меня окружало, и снова услышал знакомые звуки битвы. Другие драконы вели себя нормально, разве что немного дико. На охотников накатывали волны адреналина: от каждого удара у них сверкали глаза.

И все же меня не оставляло какое-то неприятное предчувствие.

– Стоять! – выкрикнул я. В моем голосе прозвучала магия Принца Ада, заставляющая повиноваться.

Брат прекратил сражаться и бросил на меня недоверчивый взгляд. Его кинжал замер всего в дюйме от глотки дракона, нацеленный прямо на того. Он едва не одержал победу, а я едва не вынудил его проиграть.

Но демон войны был не из тех, кто так легко уступает в схватке.

Казалось, Гнев готовился начать спор, однако в конце концов сжал губы в тонкую линию. Он явно собирался не согласиться с моим мнением, но решать было не ему: охотой здесь заправлял я.

И моя интуиция подсказывала, что пора отступать.

Я научился никогда не пренебрегать ею, поскольку знал, что за высокомерие она отыграется на мне вдвойне, и это точно не будет приятно.

После целого дня погони за драконами сквозь метель я был разочарован столь внезапным завершением игры не меньше, чем все остальные, но сейчас понимал, что обязан вытащить нас, прежде чем что-то пойдет не так.

– Охотники, драконы, – сказал я, кивнув и тем и другим, а затем дважды ударил себя в грудь кулаком в знак уважения и того, что охота действительно состоялась, – это была славная битва!

Я пристально посмотрел в глаза Сильванусу, дабы убедиться, что дракон понял: вскоре я вызову его обсудить то, что едва не произошло. Пакт обязывал его откликаться на мой королевский зов.

Узкие зрачки быстро расширились, а змееподобная голова еле заметно задрожала. Наконец он подал сигнал, что все понял.

У меня не было времени обдумать, что означала странная реакция Сильвануса, – тишину разорвал дикий вопль, от которого в жилах застыла кровь.

Я обернулся как раз в тот момент, когда ледяной дракон бросился на Гнева. Широко разинув пасть, он вцепился моему брату в глотку.

Гнев всегда был невероятно быстрым, однако, даже дотянувшись до пасти ящера, он опоздал, всего на пару мгновений. Тварь вонзила клыки в плоть и закатила глаза: жажда крови взяла верх.

Из десятков ран хлынула кровь. Дракон встряхнул моего брата, а затем одним резким движением вырвал ему кадык.

На долгую, страшно напряженную секунду воцарилась тишина. Гнев медленно осел на землю, упав на колени. Из его ран рекой лилась кровь. Застыв от ужаса, охотники уставились на то место, где у него должно было быть горло.

Все произошло за считаные секунды, даже я со своей сверхъестественной силой и скоростью не успел среагировать.

Я сделал глубокий вдох. Мой внутренний демон метался по клетке. Несмотря на то что брат не был обычным мужчиной, такое кровотечение ничем не остановить. Эта ужасающая атака нарушила правила, по которым биться следовало не всерьез, и она не останется безнаказанной.

Но сперва нужно было убедиться, что мои демоны переживут то, что всех нас ждет.

Охотники стояли неподвижно. В воздухе разносился резкий запах мочи – он исходил от одних из самых храбрых придворных моего круга. Раз принца прикончили с такой жестокостью, они знали, что у них-то шансов выжить не так уж много.

До сих пор во время наших игр драконы сдерживали себя, и охотникам ни разу не доводилось сталкиваться со всей мощью этих существ. Внезапно все поняли: игры закончились.

Брат бросил на меня яростный взгляд. По выражению его лица я понял все, что он хотел сказать. Свет в его глазах постепенно угасал.

Я кивнул ему в ответ. Я был готов.

Выхватив кинжал, я стал ждать.

Как только брат пал, разразился хаос. Вмиг словно лопнул некий невидимый трос, драконы все как один развернулись в нашу сторону.

И тут же бросились в атаку.

Два

Адриана Сент-Люсент

– Адриана, душа моя, тебе и впрямь стоит почаще улыбаться!

Учитывая, что слова Джексона прозвучали как оскорбительный намек, а его шаги были почти так же тяжелы, как и рука, которая медленно скользила вниз к моему бедру, я даже впечатлилась тем, что он вообще вспомнил мое имя.

Поскольку Джексон был новичком в элитном отряде следопытов Дома Чревоугодия, известного как королевская охотничья гильдия, этим вечером мне было поручено взять его в оборот. А это означало, что следовало предстать перед ним паинькой, чтобы разузнать секреты его последнего задания.

Прошел слух о том, что на севере среди ледяных драконов растет беспокойство.

Это может стать событием века, а если рассказать правду раньше остальных, в обществе новость вызовет такой интерес, что положение моей семьи в корне изменится. И не только потому, что в нашем круге драконов боятся и почитают, но еще и потому, что на карту будет поставлена общественная безопасность.

Я не могла так просто закрыть на все глаза и надеяться на лучшее. Здесь жили мои родные, друзья и все остальные граждане. Они заслуживали узнать правду до того, как произойдет нечто ужасное.

Раз мирный договор больше не соблюдался, на то должна была иметься какая-то причина, и я твердо вознамерилась выяснить, в чем она заключалась.

Джексон вальсировал со мной по бальному залу. Его рука продолжала соскальзывать все ниже, а опьянение становилось все более очевидным с каждым неверным движением и спотыканием.

Мы привлекали нежелательное внимание, и даже не потому, что вальсировали во время менуэта.

Пару раз мы уже столкнулись с другими лордами и леди, удостоившими нас презрительными взглядами и резким шипением. А когда мы оказались на пути вдовствующей герцогини Олеандрской, я всерьез забеспокоилась, что она велит вышвырнуть нас с этого званого вечера. Аристократка промолчала, но проводила нас ледяным взглядом, когда мы закружились дальше по залу.

Я поморщилась, заметив, как она при этом наклонилась к своей спутнице, леди Вайолет Ганнер, хозяйке вечера. Несомненно, потребовала справедливости в отношении своих отдавленных пальцев.

Во мне боролись два желания: ненароком толкнуть Джексона на столик с горячим шоколадом и прижать его к себе поближе. От этого я настолько сильно стиснула челюсти, что они заболели.

Тем вечером я совершила две ошибки.

Первой из них было то, что я послушалась мисс Райли Хьюз. Лучшая подруга и напарница посоветовала мне использовать в своих целях грех, широко распространенный в нашем круге, чтобы обеспечить себе победу, а еще начать поощрять вседозволенность.

«Сболтнешь – не воротишь» – таков был ее девиз.

И вот мне уже устроил сцену пьяный охотник, в висках застучала головная боль, а я нисколько не приблизилась к разгадке его тайн, перед тем как приняться за следующую статью.

Я не могла позволить себе упустить случай напечатать об этом колонку. Если мне не удастся заполучить сведения о ледяных драконах в ближайшее время, придется приукрасить еще одну сплетню, связанную с моим недругом. Но если получится рассказать о происходящем раньше других, история о ледяном драконе вознесет до небес мою карьеру (а затем и зарплату) гораздо быстрее, чем очередной скандальный листок. Учитывая это, признавать поражение я была не готова.

Моей второй ошибкой стала попытка использовать женское обаяние ради того, чтобы выудить из Джексона хоть какую-то информацию. Держать язык за зубами мне подчас было совершенно не под силу, а поскольку часики тикали, приближая меня к дедлайну, терпение быстро иссякало.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах флирт давался мне нелегко, а сейчас эти обстоятельства были далеко не благоприятными.

В памяти вдруг всплыла фарфоровая кукла из детства. Она была позарез нужна моей младшей сестренке, Иден. Ей приглянулось ярко-розовое платье, блестевшее в редких лучах солнца.

А поскольку я была старше на десять лет и уже болезненно воспринимала положение нашей семьи, у меня возникли подозрения в отношении этой куклы. Глупое выражение лица словно служило ей щитом и наводило на мысли о том, что же за ним скрыто.

Возможно, мне следовало принять во внимание вероятность, что кукольник при ее изготовлении обнажил свою душу, и эта игрушка была всего лишь олицетворением клетки, в которую попадали в обществе юные леди: будьте милы, приятны и красивы, даже если это высосет из вас все соки.

Несмотря на мои деликатные предостережения, мачеха потратила деньги, прибереженные на еду, и купила куклу. Всю неделю после этого в животах у нас было пусто.

Иден плакала каждую ночь, а о кукле практически забыли, когда выяснилась жестокая правда: состояния, накопленного отцом перед смертью, не стало. Мачеха истратила всё до последней монеты на свои прихоти, скупая никчемные безделушки. Не то чтобы мне казалась пустяком кукла для ребенка – я никогда не попрекала сестренку за то, что она хотела какие-то игрушки, даже тогда я была готова достать для нее луну, – но все же мы теперь были почти нищими.

И только Софи Эверхарт, наша мачеха, упорно не желала принять судьбу, словно ее отказ признать то, что наше положение изменилось, мог что-то исправить.

Даже когда мы были вынуждены отдать городской особняк в счет уплаты долгов, а затем переехать в полуразрушенное здание, которое отныне стало нам домом, Софи Эверхарт нашла способ тратить деньги, которых у нас не было. Ее грехом было чревоугодие, а потребность потворствовать ему выходила за грани разумного.

Отныне и впредь я поклялась следить за всеми членами семьи, заботиться о сестре и никогда не пасть жертвой тех же грехов. Чревоугодие для меня было не просто пресыщением материального плана.

Грешники вроде меня часто пускались на поиски приключений, а для меня не было ничего волнительнее, чем раскрыть тайну и первой рассказать о ней.

Именно из-за этого я и терпела танцы с Джексоном и его шаловливые руки. Сама не знаю как, но мне удалось изобразить такую же пресную улыбку, как у той куклы. Я была полна решимости навести его на благопристойную беседу о драконах.