– Господи, ты сейчас звучишь, как этот хрен из старого советского фильма. "Не ровня тебе." Может, ещё к ней домой поедешь, чтобы сам всё проверить? Так у нее нет дома она в общаге живет. Не всем повезло родиться ребенком мэра.

Я проигнорировал его сарказм.

– Ты спишь с ней? – резко спросил я.

Егор мгновенно нахмурился. Его лицо потемнело.

– А это, папа, уже не твоё дело.

– Моё, – отрезал я, подаваясь вперёд. – Если у вас там серьезно, ты должен понимать, с кем связываешься.

Он взорвался.

– А если я просто хочу быть с ней, а не обсуждать это с тобой?! Тебе-то какое дело? Ты не лезешь в мои дела, я не лезу в твои!

И тут я не выдержал.

– Какое дело?!

Я резко подался вперёд, нависая над столом.

– Она будет рядом с тобой. Значит, она часть моей жизни. А я привык знать, кто вокруг меня.

Егор замер на секунду, потом резко встал. Его лицо было закрытым, напряжённым.

– Я не собираюсь объяснять тебе всё про неё. Мне плевать, нравится она тебе или нет. Но это не твоя чёртова территория, понял?

Он ушёл, хлопнув дверью.

Этот звук ещё долго звенел у меня в голове, но я сидел, не двигаясь. Просто смотрел на стол.

На эти чёртовы фотографии, которые пришли мне по мейлу.

Дарья Трофимова. Девчонка, которая появилась в жизни Егора так внезапно, что теперь переворачивает всё моё нутро.

Я выдохнул. Глухо. Тяжело. Провёл рукой по лицу, как будто это могло убрать этот грёбаный шум в голове.

Сирота. Детдомовская.

Эти слова застряли в моей голове, как раскалённые иглы.

Я видел отчёты. Её историю. Каждую строчку, которая рассказывала о ней так, будто она всего лишь набор фактов, обрезанных и сложенных в чёртов документ.

Но в этом был весь смысл. Эта девчонка знала, что такое сука жизнь. Настоящая. Не та, где тебя качают на руках, не та, где есть тепло и поддержка. Она выжила. Она встала на ноги.

Она могла бы сломаться, могла бы растечься по этому миру, как грязь после дождя. Но нет. Она выжила. И не просто выжила. Она устроилась как могла. Не шалава какая-то…А ведь с ее красотой многое могла бы натворить. Не курит, не пьет, никакой дури…Хорошая девочка, мать вашу.

Она работает няней в детском саду. Ей плевать, что там нет больших денег. Она сидит с детьми, держит их на руках, учит их верить в себя. Дети. Чёрт. Она видит в них то, чего, видимо, у неё самой никогда не было. Тепло. Заботу.

Ей двадцать. Она сама ещё почти ребёнок.

Я вспомнил, как Егор рассказывал о ней. Как познакомился с ней. Как она сидела на этих грёбаных ступеньках с книгой в руках, с красными от мороза щеками.

Егор подсел к ней. Пытался завести разговор. Она отмахивалась. И я почти видел это перед собой: как её глаза поднимались на него с лёгким раздражением, как она прикрывала свою хрупкость холодной маской.

Но он не отступил.

Этот чертов Егор умеет добиваться того, чего хочет. Я учил его этому.

И теперь он добился её. Прогулки. Звонки. Смех. Всё это звучало в его словах, когда он говорил о ней. Егор был… увлечён.

Мне доложили, что они не трахались.

Я знал, что это раздражает моего сына. Он, видимо, привык, что всё даётся быстро, легко. Но эта девчонка не такая. Она другая. Особенная.

Я снова посмотрел на фотографии.

Дарья и Егор.

Он смотрит на неё так, будто хочет завоевать весь мир ради неё. А она… она смотрит на него иначе. С лёгкой улыбкой, с теплом. Она доверяет ему.

И это разрывало меня изнутри. Это бесило. До боли. До скрежета зубов.

Чёрт. Почему я ревную? Почему, глядя на эти фотографии, мне хочется порвать их на куски, закричать?

Она его.

А должна быть…

Я сжал зубы. Дальше этой мысли лучше не идти.

Она сломает его.

Я знаю. Я вижу это.

Она уже переворачивает его жизнь. Он думает, что справится. Думает, что она – просто ещё одна девчонка, которая украсит его дни. Но он ошибается.

Такие, как Дарья, не проходят бесследно.

Такие девчонки, как она, входят в твою жизнь, оставляют на ней шрамы и уходят.

Я знаю, потому что однажды уже прошёл через это.

Я встал. Резко.

Подошёл к столу. Схватил фотографии. Сжал их в руках, пока пальцы не начали болеть.

– Ты моя проблема, – прошептал я. – Не Егора. Моя.

Эта девчонка уже перевернула всё. И я, блядь, не знаю как с этим справиться.

Я захожу в офис и сразу чувствую, что воздух здесь сегодня вязкий, как дерьмо. Все мои люди встают, как по команде. Ни слова, ни движения. Они знают, когда я в настроении, а когда лучше даже не дышать.

Сегодня – второй вариант.

Я прохожу к своему кабинету, и каждый шаг отдаётся в моей голове, как удар. Каблуки ботинок по мрамору. Стук. Стук. Стук. Мой пиджак тяжёлым грузом висит на плечах, руки в карманах.

Они смотрят на меня. Их взгляды скользят, избегают встречаться с моими глазами. Кто-то пытается сделать вид, что работает. Кто-то застыл с телефоном в руке. Я вижу каждого из них.

И мне плевать.

Сегодня я раздавлю любого, кто встанет у меня на пути.

Секретарь бросает бумажный отчёт на стол передо мной, и я уже чувствую, что сейчас будет.

– Здесь ошибка в расчётах. Пятый квартал. – Я даже не поднимаю глаз, листаю страницы. Мой голос ровный, холодный, как лёд.

Секретарь напрягается. Он знает, что это не просто ошибка. Это его собственный апокалипсис.

– Артём Владимирович, это была техническая ошибка. Мы… э-э… уже всё исправляем.

Я медленно поднимаю голову. Его лицо красное. Лоб покрыт потом.

– Исправляете? – говорю я. Голос тихий, спокойный. – Это ты сейчас мне рассказываешь? Исправляете?

Молчание.

Я встаю. Подхожу к нему. Медленно. Ближе. Мой взгляд прожигает его насквозь, пока он пытается найти хоть какое-то объяснение.

– Послушай сюда, – говорю я, глядя прямо в его испуганные глаза. – Ты живёшь только потому, что мне сейчас некогда с тобой разбираться. Не повторяй ошибок.

Его лицо становится белее бумаги, он кивает, пятится назад.

– Вон отсюда, – бросаю я.

Он уходит. Я падаю обратно в кресло, закрываю глаза и провожу рукой по лицу.

Эта ярость внутри меня. Она уже разрывает меня изнутри. Злость на этот чёртов отчёт. На этого дебила, который всё испортил. На людей вокруг, которые думают, что я позволю им хоть раз облажаться.

Но больше всего я злюсь на себя.

Потому что где-то там, под всей этой злостью, под всем этим холодом, я снова вижу её. Её глаза. Её чёртовы глаза. Они преследуют меня.

Я закрываю глаза, но вместо тишины я снова её лицо. Красивое до боли, до слепоты. Это не только внешность. Это не только её тонкие пальцы, её тёмные волосы. Это её взгляд.

В нём что-то есть. Что-то, что разрывает меня на части.

Она слишком похожа на Олю. Слишком. Каждый её жест, каждый её взгляд отбрасывает меня назад, в прошлое. В тот момент, когда я стоял над телом Ольги и смотрел, какая она…холодная.

И теперь это чувство возвращается. Это чёртов страх.

Да, я боюсь.

Я, Артём Северов, который никогда никого не боялся, который смотрел смерти в лицо и не дрогнул, боюсь этой девчонки.

Она вытаскивает из меня то, что я похоронил глубоко под своим ледяным панцирем. Боль. Страх. Ощущение, что я снова могу что-то потерять.

Я сжимаю кулаки. Так сильно, что ногти впиваются в ладони.

"Нет," – думаю я. – "Ты не пойдёшь этим путём, Северов. Ты сам знаешь, чем это закончится." Но я уже лечу в пропасть, и она полетит со мной. Я это уже знаю.

Глава 4

Я стою в комнате, и она будто соткана из света. Мягкий, золотистый, почти осязаемый, он струится вокруг, наполняя всё теплом. Я смотрю на свои руки – они будто светятся, как и всё вокруг.

И вдруг она появляется.

Мама.

Я знаю, что это она. Это чувство бьёт в самое сердце, как удар. Лицо её расплывчатое, черты мягкие, едва различимые, но я узнаю её. Узнаю без сомнений. Тёплое, родное присутствие обволакивает меня. Она улыбается. Такая нежная, такая светлая. Улыбка, которую я видела только в детских обрывках воспоминаний. Или воображала? Я не знаю. На ней платье. Свадебное. Лёгкое, как облако, – кружево, тонкие складки ткани, белизна, будто сотканная из снега. Оно переливается в свете, как будто каждое движение ткани живёт своей жизнью. Я замираю. Её образ кажется нереальным. Словно я смотрю на неё сквозь стекло. Она такая красивая. Такая недостижимая. И я не могу вымолвить ни слова.

Она идёт ко мне.

Её шаги почти неслышны, как у призрака.

Мама подходит ближе, её лицо всё ещё расплывчатое, но от неё исходит тепло. Оно обволакивает меня, как плед в зимний холод. Она останавливается передо мной и смотрит так, будто видит меня насквозь. Её улыбка становится чуть грустнее, но глаза… Они наполнены любовью. Такой сильной, что мне хочется плакать. И вдруг она протягивает мне платье. То самое, что на ней. Она держит его бережно, как бесценное сокровище.

– Это твоё, – говорит она.

Её голос тихий, мягкий, как шелест листвы. Но в нём звучит что-то, что заставляет моё сердце дрогнуть. Я смотрю на платье. Оно такое красивое. Такое… чужое.

– Моё? – мой голос срывается, дрожит.

Она кивает. Я тяну руку, чтобы прикоснуться к ткани. Хочу почувствовать её холод или тепло, хочу убедиться, что это не сон. Моё сердце стучит так громко, что кажется, этот звук заполнит всю комнату.

Но всё меняется. Моё пальцы едва касаются платья, когда свет начинает меркнуть.

Комната темнеет. Сначала медленно, потом быстрее. Всё вокруг становится серым, пустым. Тепло исчезает, будто его никогда не было. Мама всё ещё стоит передо мной, но её образ становится расплывчатым, растворяется в воздухе, как дым.

– Мама! – кричу я, но мой голос глухой, как будто его кто-то глушит.

Платье исчезает из её рук, распадается на частицы света, которые тоже исчезают. Комната становится пустой, холодной. Она смотрит на меня в последний раз. И всё. Её больше нет. Её образ ещё передо мной, но он уже уходит, как уходят все сны. Я хватаюсь за это воспоминание, цепляюсь, но оно растворяется, как дым.

Я прикрываю лицо руками.

– Это всего лишь сон, – шепчу себе. – Просто сон.

Но чувство, будто я что-то потеряла, остаётся. Всё исчезло.

Мама, свет, платье – всё, что ещё мгновение назад было таким реальным, испарилось. Теперь вокруг меня только темнота. Она обволакивает, давит, заполняет лёгкие так, что я почти задыхаюсь.

И вдруг он.

Я вижу его.

Артём Северов.

Он стоит прямо передо мной. Высокий, статный. Тёмный костюм подчёркивает его силу, а в его взгляде… Чёрт. В этом взгляде что-то невообразимо тяжёлое. Его глаза – чёрные, как бездна. Они смотрят прямо в меня, глубоко, как будто видят всё.

Я пытаюсь сделать шаг назад, но не могу. Его взгляд держит меня. Как цепи. Как капкан. Я чувствую, как всё вокруг становится ещё темнее, будто мир сужается до одной точки. До него. До того, что он делает со мной одним только своим присутствием.

– Что ты… – мой голос срывается, но я так и не заканчиваю фразу.

Его глаза сковывают меня. Его тишина разрывает. Желание. Моё сердце начинает колотиться. Каждый удар отзывается в ушах, в груди, в животе. Мощный, рваный ритм. Я должна отвернуться. Отвести взгляд. Сделать хоть что-то. Но я не могу. Я стою, как вкопанная. И чем дольше он смотрит на меня, тем сильнее меня разрывает изнутри.

И вдруг я понимаю.

Я хочу его.