У смерти твоё имя (страница 12)
Какое горькое совпадение. Порой ей представлялось, что, как и для Персефоны, в самый омерзительный момент земля разверзнется у нее под ногами и она провалится куда угодно, лишь бы не оставаться там, где была она, и вместе с ней провалятся боль, злость и тошнотворное чувство собственной беспомощности. Миф и прежде казался ей до странности постылым, тошным, вместо истории любви Сабина видела в нем лишь мучения жертвы и преступное оцепенение той, что должна была стать спасителем. Однако теперь сквозь строки проглядывает что-то и вовсе почти зловещее.
Слова о нарциссах вновь вызывают в памяти изрезанное тело, сухоцвет в безжизненной руке. Когда же воспоминания оставят ее, упокоят измученный образ в глубине вороха случайностей? Прими она решение пойти на похороны, стало бы ей легче или все сделалось бы лишь острее и невыносимее?
Девушка захлопывает книгу и возвращает ее на прежнее место. Хотя еще несколько минут назад она стремилась скрыться в здании, теперь хочется на свежий воздух, и Сабина разворачивается, чтобы вернуться в холл, но вздрагивает от неожиданности.
У дверей в комнату на нее молча смотрит бледный темноволосый юноша, сидящий в электрическом инвалидном кресле. Он, судя по всему, уже какое-то время наблюдает за ней, однако Сабина не слышала ни шороха шин, ни паркетного скрипа под тяжестью машины.
Девушка с плохо скрываемым интересом вглядывается в Тимура: со дня их встречи прошел не один месяц, и знакомство их, пусть и недолгое, по неясной причине оставило у нее сильное впечатление. Теперь он словно бы раздался в плечах и набрал здоровый вес – когда его привезли в их больницу, юноша выглядел изможденным и эмоционально нестабильным. Волосы парня уложены на строгий боковой пробор, черная водолазка подпирает шею высоким воротом, из-за чего светлая кожа кажется совсем белой, но все же не производит впечатления истощения, вызванного долгим восстановлением.
– Здравствуй, – говорит наконец она. Руки снова просят взять что-то, повертеть в пальцах, словно в этих проворотах и кручениях она сможет потерять все мысли, говорить приятными любезностями и раствориться в пустых бессмысленных звуках.
Тимур тоже разглядывает ее, и взгляд его похож на шкатулку с секретом: на поверхности одно, но сокрыто иное. Его хочется разгадать, додумать, как и прежде, когда между ними было совсем мало слов. Сабина не может определить, что видит в мерцании темных глаз. Быть может, это неприязнь? Или интерес?
– Знаешь, для чего он тебя привез? – Голос его набирает силу, подбородок опускается ближе к груди, темные глаза сверлят ее из-под острого разлета бровей. Он не делает вид, что забыл ее, и говорит без церемоний, как со старой знакомой.
Уголки рта девушки чуть дрожат, складываются в дружелюбную улыбку, но так и норовят опуститься обратно.
– Потому что хочет, чтобы ты быстрее встал на ноги, полагаю. – Их беседа напоминает фильм, включенный с середины, предназначенный тому, кто уже смотрел его однажды. Как будто время, проведенное в больнице, – взгляд во взгляд, случайное касание – случилось только что и еще не успело стереться из памяти.
На лице Тимура появляется ухмылка, быстро переходящая в смешок, сцеженный в сжатый кулак, поднесенный ко рту. Неприятное подозрение, что он просто забавляется над нею, овладевает Сабиной, и она плотнее сжимает губы. Впрочем, юноша вскоре серьезнеет и произносит уже без следа насмешки:
– Боюсь, это последнее, чего он хочет. – Видя непонимание девушки, он чуть склоняет голову к плечу и поясняет со зловещей откровенностью: – Пока я остаюсь в этом кресле, ему легче меня контролировать. Хотя допускаю, что он руководствуется какими-то собственными представлениями о моем благе. Правда, это ничего не меняет. Для меня.
Теперь ей приходится напрячь слух, чтобы разобрать его слова, тонкие и слабые, как натянувшаяся до предела нить. Кажется, еще немного – и напряжение лопнет, разорвется в расползающемся волокне.
– Тогда для чего, по-твоему, я здесь? – Она не может уловить значения его ответа, оттого ощущение сюрреальности не отпускает Сабину. Может ли быть так, что она не очнулась от своего кошмара в автобусе, а так и продолжает видеть причудливый сон?
Парень удерживает подбородок рукой, опирающейся на подлокотник кресла, и скашивает взгляд в сторону, прислушиваясь к чему-то. Его губы вновь искажает недобрая усмешка, и он отвечает, но будто обращаясь к кому-то еще:
– Отец думает, ты будешь крючком для меня, за который он будет дергать, заставляя подчиняться. Но, может, все повернется иначе: ты станешь крючком для него и дергать за него смогу уже я. – Под конец его голос снова полон злого веселья.
– Тимур. – В проходе появляется Чиркен. Кажется, слова юноши были предназначены его отцу, а не ей.
В тоне мужчины слышится предупреждение, он встает позади коляски сына и кладет обе ладони на ручки сопровождающего. Парень наклоняет голову вперед, что-то тихо и раздосадованно ему говорит, потом разворачивается на кресле, ничуть не заботясь о том, что может задеть отца, и скрывается в коридоре. Посторонившись, чтобы пропустить его, Чиркен возвращается в комнату и подходит к Сабине с извиняющейся улыбкой. Собак нигде не видно.
– Не воспринимайте его слова всерьез, он может вести себя вздорно временами. Хоть вы и почти ровесники, сын порой совсем как подросток.
– Все в порядке. – Девушка хоть и отвечает вежливо, на мужчину не смотрит. Речь юноши была скомканной и на первый взгляд бессвязной, как если бы кто-то смял лист бумаги с нанесенным на него рисунком, извращая все значение изначально правильных и ясных линий. Сабина не поняла ничего из того, о чем он говорил, и либо она чего-то не знала, либо… При психических расстройствах мышление часто оказывается повреждено. Реплики Тимура, лишенные очевидного ей смысла, вполне вписывались в эту догадку. Чиркен ведь упоминал о психической болезни его матери.
Мужчина возвращает ее внимание к себе, мягко дотронувшись до ее плеча. Дождавшись, пока Сабина вновь поднимет на него глаза, со всей серьезностью произносит:
– Сын может говорить что угодно, но, пока вы здесь, я позабочусь о том, чтобы вы были спокойны и довольны своим пребыванием в стенах нашего дома. И еще одно: Тимур бывает весьма хитрым. Особенно когда пытается добиться своего. Прошу, не идите у него на поводу и не верьте всему, что он говорит.
После мужчина показывает ей дом. Комнаты, прямоугольные, овальные и даже круглые, заполнены темным деревом панельных стен и пола, кое-где открыты высокие окна, пуская внутрь медвяный запах леса. Солнечный свет, преломляющийся сквозь оконные стекла, кружит мелкие пылинки словно бесчисленные звезды в космическом полотне, будто кто-то развесил искрящуюся прозрачную ткань. Поместье, небольшое и уютное, дышит лесным дурманом, перебирает причудливые звуки птиц, прокатывается дуновением воздуха по ногам, принося в них приятную тяжесть и желание прилечь, отдохнуть. Домашних растений нигде нет, вместо них украшением служат картины – порой в самых неожиданных местах. Кое-где Сабина замечает репродукции известных работ, выполненные очень талантливо.
Наконец Чиркен отводит ее в спальню, в которой ей предстоит жить. Комната отличается от остальных в доме. Мебель, стены, шторы – все светлое и новое. Изящная спинка кровати с воздушным тюлевым пологом, стеллаж с витыми подпорками по бокам, заполненный книгами, в том числе по медицине. Есть здесь и цветы в нарядных кашпо, и кремовый круглый ковер с длинным ворсом, и пухлые подушки в вязаных наволочках с кисточками на обитом мягким плюшем кресле. Спальня выглядит скорее девичьей и продуманной до мелочей. Она кажется Сабине совершенно волшебной, как из другой жизни, которой у нее никогда не было.
– Эта комната предназначалась для моей дочери, ремонтные работы только недавно завершили, – объясняет мужчина, наблюдая за тем, как девушка проводит рукой по гладкой поверхности укрытых шелковыми обоями стен.