Марианна Красовская: Сокровище дархана

Пролог

Весна в степях выдалась на редкость горячей. Полуденное солнце способно было прожечь дыру даже в самом привычном к этой жаре кохтэ (*так называют свой народ степняки), поэтому мало кто осмеливался покинуть свой шатёр днем. А на рассвете – ещё можно, и два молодых человека проснулись очень рано, чтобы успеть и воды принести с ручья, и прогуляться, и просто – вдоволь поваляться на траве, чем они и занимались.

– Ингвар, ты баран!

– Согласен.

Рыжеволосый юноша мечтательно прикусил травинку, щурясь. Он разглядывал облака на небе как невероятное чудо – с искренним восторгом и радостным удивлением. Его товарищ, крепкий смуглый парень в алой шёлковой рубашке даже задрал голову, чтобы поглядеть: что там такого в этом небе? Птицы ли странные летят, а может, близится долгожданный дождь? Но небо было совершенно обычным, и облака тоже были обычные – словно нанесённые крупными мазками на голубое полотно.

– Женщины – они ведь для чего нужны? – упрямо продолжал краснорубашечный, ероша короткие черные волосы. – Для удовольствий!

– А я думал, для любви, – мягко и слегка укоризненно заметил тот, кого назвали Ингваром.

– Так я о том же! Любовь – она знаешь, какая сладкая? Ох, ко мне в шатёр ночью приходила Джайя, до чего ж нежная у неё кожа! А грудь знаешь какая?

– Мне плевать, – коротко ответил Ингвар, переворачиваясь, наконец, на живот. – Сам ведь знаешь, для меня существует только Ситара.

– Врешь ты все. Прекрасно для тебя другие существуют. На реке кто вместе со мной в камыше прятался, когда наши стирали? И не говори, что не понравилось. И Ситару свою драгоценную ты бы с удовольствием зава…

– Асахан! – голос рыжеволосого вдруг взвился как птица. Ингвар ясно давал понять: не позволит даже слова лишнего в пользу любимой.

– Я и говорю: баран! – не унимался приятель, нисколько не испугавшийся. – Бабам это нравится не меньше, чем нам. Иначе б сами не приходили. Нет, конечно, доставить удовольствие женщине – тоже нужно уметь, но на самом деле ничего…

– Асахан!

– Ну что Асахан, Асахан? Скажи ещё, что не хочешь свою дарханийку. Не мечтаешь о ней ночами? Тогда ты просто евнух!

– И хочу, и мечтаю, – сдался Ингвар. – Но не это важно, ты пойми. Я ее просто… люблю.

– Ай, ладно, – Асахан широко зевнул и прикрыл глаза. – Ты больной, но, к счастью, не заразный. Любишь и славно. Вот только дархан ее тебе не отдаст, верно? Что делать будем?

– Украду, – совершенно спокойно и ровно произнёс юноша.

Асахан сел рывком, с изумлением уставившись на друга.

– Без меня? – с искренним возмущением воскликнул он. – Снова?

Ингвар хмыкнул, косясь на яркое солнце.

– Жарко, как в пламени костра, – заявил он, – пора возвращаться.

– Нет, погоди! Ты собрался опять в Дарханай – и без меня?

Рыжеволосый только плечами пожал, подхватывая наполненные водой меха. Обсуждать что-то было рано. Да и корабли его родича давно уж уплыли. Сначала нужно было посоветоваться с отцом, а потом что-то предпринимать.

Асахан недобро посмотрел в спину друга, скривил губы, но больше ничего не сказал: знал, что бесполезно.

Юноши были меньше, чем друзьями, но больше, чем братьями. По меркам народа кохтэ они были очень близкими родственниками; Асахан – сын Великого Хана, Ингвар – первенец ханской сестры. Если бы они были рядом с младенчества, они бы срослись в единое дерево, до того они друг друга дополняли. Асахан – порывистый, скорый на слово и дело, смелый до безумия и верный до смерти. Ингвар – молчаливый и тихий, скрывающий от всех мысли свои и чувства, осторожный и очень глубокий. Каждое его слово как истина, как камень – упал и не поймаешь. Если Ингвар встал и пошёл, остановить его может не каждый.

Великий Хан Баяр очень быстро угадал, что два этих мальчишки идеально дополняют друг друга, и на всех тренировках ставил их в пару, силой заставляя если не дружить, то хотя бы учиться быть одним целым в бою. Не сразу, но Ингвар и Асахан друг друга поняли, взвесили и оценили. Настоящими друзьями, такими, как их отцы, не стали. Асахан по-прежнему считал Ингвара выскочкой и неженкой, а Ингвар высмеивал неразумность и порывистость старшего приятеля. Но каждый без колебания доверил бы свою жизнь другому, это само собой разумелось.

Жизнь – но не мысли и не душу.

Асахан до сих пор припоминал, как Ингвар несколько лет назад без него побывал в закрытом для кохтэ Дарханае, да ещё ухитрился увидеться со своей «принцесской». И завидовал, конечно. Все же сам Сахи (так ласково называла Асахана мать) ни разу не покидал границы Степи. Когда ему было четырнадцать, отец хотел взять его в поход на угуров, но парень ухитрился сломать ногу, грохнувшись с коня.

– Не судьба, – насмешливо заявила мать, сама надевшая боевой доспех и отправившаяся с отцом. – Значит, будешь дома присматривать за младшими, великий воин!

Стоит ли говорить, что то лето было самым отвратительным в жизни Асахана? Даже несмотря на то, что Ингвара хан тоже оставил в стане – для компании, как он выразился.

Но у Ингвара отец – посол кохтэ, и он несколько раз брал сына в свои поездки. Асахана не брал никто и никуда. И вот теперь его заклятый друг, этот рыжий сын шакала задумал какую-то каверзу и его, своего напарника, не хотел даже посвятить в свои планы!

– Нет, ты послушай, – закричал юноша, бросаясь за Ингваром. – Мы же – побратимы! Мы же вместе, одно целое!

– В бою, – уточнил рыжий, даже не оборачиваясь.

– А ты думаешь, тебя там, в Дарханае, ждут с распростертыми объятиями? Да тебе с корабля сойти не дадут, ты же приметный!

– У меня есть план.

– А если что-то пойдет не так?

– Я оборотень, справлюсь.

– Но я хочу с тобой! – отчаялся уже Асахан.

– Ладно.

Вот ведь лис проклятый! Асахан вдруг очень ясно понял, что братец его вовсе не собирался с ним спорить. Скорее всего, в “плане” нашлось место и ему. Ведь вдвоем они были гораздо сильнее, чем по одиночке! А Ингвар – хитрец, он, конечно же, все продумал до мелочей и рисковать своим рыжим хвостом вовсе не будет.

Солнце беспощадно поджаривало макушки и плечи. Рыжий и белокожий Ингвар весь покраснел, но по нему невозможно было сказать, что его что-то беспокоит. А Асахан, хоть и был уже черен, как головешка, не переставал ворчать:

– Дождя бы уже. Сказал бы отцу своему, чтобы моего попросил. Ох, я сварюсь сейчас.

– Сам скажи. Это Дженна у нас шаманка. Ей дождь вызвать – раз плюнуть.

Асахан содрогнулся и помотал головой:

– Вот уж не надо. Мама слишком горяча. Если дождь, то нас затопит. Если снег – засыплет стада. Может, оно само?

Ингвар равнодушно пожал плечами. Для него было странно, что приятель побаивается свою мать. Жена Великого Хана не казалась ему страшной. Да, резкая на язык, скорая на дело, ядовитая как змея и страшная в ярости как степная кошка. Но если ее не злить, то она и не укусит. Он, пожалуй, с ней даже дружил, иногда рассказывая Дженне то, чего никогда не сказал бы своей матери. А у Асахана и его сестёр было наоборот – они бежали со всеми бедами к тетке, сестре их отца, матери Ингвара. Та утешала, утирала слёзы, нянчилась с ними, как курица с цыплятами, Ингвар даже ревновал порой. Впрочем, он понимал – Листян любит всех детей без разбора. И не будь у неё племянников и ещё двоих детей кроме Ингвара, вся ее любовь обрушилась бы на первенца, словно тот самый дождь, вызванный Дженной. Лучше уж пусть так.

© Марианна Красовская специально для ЛитРес

Глава 1. Ситара

– Нет во всем Дарханае девицы прекрасней. Погляди, доченька, как черны твои волосы – чернее самой темной ночи. Какие толстые у тебя косы – как храмовые змеи. Какая нежная кожа, какие брови…

– Дайя (*няня), прекрати, – юная девушка вскочила, откидывая за спину полураспущенные косы, что «как храмовые змеи». – Надоела!

– Но звездочка моя…

– Хватит! – девушка, и в самом деле редкая красавица, упрямо топнула ножкой. – Не хочу!

– Чего ты не хочешь, золотко?

– Ничего не хочу! В Храм не хочу! Вторую ипостась не хочу! Править Дарханаем не хочу!

– А чего же хочет моя лиловая рыбка? Никак в Кох к своему дикарю? – в голосе старухи прозвучала насмешка с обидой напополам.

– Ингвар – не дикарь! Он очень умный и образованный.

– Он давно о тебе забыл, рыбонька. К тому же отец твой клялся, что ни одного коха на его земле не будет.

– Ничего он не забыл, – отвернулась от няньки принцесса Ситара, единственная дочь дархана Сераджа. – Не забыл!

Она знала точно: Ингвар придёт за ней рано или поздно. Уже скоро.

Ее возлюбленный никогда о ней не забывал. Много лет подряд моревский корабел Неждан Вольский передавал ей подарки от Ингвара: роскошное седло и упряжь, шелковый платок, кожаные сапожки, золотые браслеты. Дархан Серадж сначала гневался и отсылал дары обратно, но кохтэ был упрям. Каждый год корабелы привозили что-то новенькое. К шестнадцатилетию Ситары Вольский привёл во дворец великолепную степную кобылку, послушную, умную и очень красивую. Маленькую только, лохматую. Дархан, лошадей обожавший, не устоял, позволил ее оставить.

А ещё (этого не знал никто, совсем никто) два лета назад Ингвар приходил сам. Он хитрый, он – лис. Как его не нашли на корабле – только ракшас знает. Прятался хорошо, наверное.

Неждан шепнул Ситаре пару слов, та немедленно оделась и побежала в Храм – даже отец не смел ей этого запретить. И там они встретились.

Ничего не было, только пара слов, прикосновение пальцев и первый поцелуй, обжегший как клеймо. Ингвар по-прежнему был высокий и рыжий, Ситара – хрупкая и чернявая. И их любовь: настоящая, твердая, как алмазы сокровищницы Дархана, чистая, как воды реки Михлон.

– Ситара, рыбка, твой мальчик не пара тебе, – упрямо ворчала дайя Амритта. – И ты сама это знаешь. Не открылся рядом с ним твой огонь, не вспыхнули искры дарханов.

– Разве это важно, дайя? – снисходительно, по-взрослому, прищурилась юная принцесса. – Все это ерунда. У тебя ведь не открылся этот самый огонь, и ничего не случилось. И замужем была, и детей родила. А силы дархановы – так можно и без них прожить прекрасно!

– Не открылся, дочка. Мало у кого огонь открывается. Попробуй-ка из сотен тысяч людей найти того единственного… Оттого и уходят в небытие дарханы. Мы – последние.

– Отец мой – «огонь поядающий». Что, разве принесло это ему счастье? – Маленькая принцесса вдруг разозлилась. – Умерла его любимая, и всю жизнь скорбит! А не пришел бы на зов единственной его дракон – жил бы как все… спокойно и мирно.

– То-то и оно, дитятко, – покачала головой дайя Амритта. – Не познав сладость настоящей любви, не узнаешь и горечи утраты. Но кто хоть раз любил, тот никогда не откажется от этого чувства.

Ситара только фыркнула, поднимая вверх тонкие смуглые руки и позволяя верной своей дайе обернуть вокруг девичьего стана шелковое тхуни (*длинное тонкое полотно, служащее одеждой для знатных женщин). Принцесса не верила в сказки больше – с того самого момента, как поняла, что Ингвар – не тот, кому будет послушен ее дракон. Она отчаянно любила, а дракон не пришёл. Разве это правильно?

Ситара точно знала, что она – дарханка. Иначе и быть не могло, ведь оба ее родителя имели вторую ипостась. Оба были дарханами. Одними из последних. И ребёнок их непременно должен унаследовать древний огонь. Когда принцесса впервые встретила своего любимого, ей было лишь десять лет. Рано для пробуждения зверя, слишком рано. Но увидев его спустя шесть лет поняла, что чуда не случилось. Ингвар – не тот, кто откроет ее суть. Но поняла так же, что ей плевать. Она любит по-настоящему и не променяет свои чувства ни на что.

***