Принцессы не работают в полях, не стоят возле котлов, не следят за малышами, своими и чужими. Принцессы носят красивые тхуни и туфельки из мягчайшей кожи, невесомые и прочные – хоть бегай в них, хоть танцуй. Принцессы не прячут ни волосы, ни лицо. Их никто не посмеет сглазить, да и от жаркого солнца они не чернеют. В любое время дня и ночи принцессы могут искупаться в бассейне. Им не нужно искать место за кустами и наскоро обмываться в реке после тяжелой работы. Принцессы носят золотые браслеты, обручи, подвесы и кольца не только по праздникам, но и в любой день. В покоях принцесс всегда тишина, чистота и прохлада, а простыни – свежие каждый день.

Что и говорить, Ситаре нравится быть принцессой. Трудов у нее не так уж много. Развлекать мужчин умными речами, игрой на сароде и сладким пением. Танцевать для Великой Матери в храме. Играть в шахматы с дарханом по вечерам.

Раньше, когда она была ребенком, приходилось много учиться. Принцесса должна знать языки самых важных гостей: моревский, угурский, кохтский. А еще – множество диалектов Дарханая. К Ситаре приходили учителя. Утром она бежала на уроки пения, днем – математики, а вечером приходилось читать заморские книги. Науки давались ей легко, она была прилежной и старательной ученицей. И всегда помнила, что ее возлюбленный – сын кохтского дипломата, человека весьма образованного и умного. Нужно быть достойной невестой. Ленивых и глупых женщин никто не любит.

Потом в ней заворочался, заворчал дракон. Выпустить его на волю она никак не могла, для этого нужен был мужчина и его энергия, но стало еще сложнее. Можно оборачиваться драконом время от времени, можно его приручить и воспитать, а можно самой стать драконом. Видела Ситара таких людей, которые хуже животных – иные в ссоре впадали в дикую ярость, круша все вокруг и не гнушаясь пролитием крови. Таковых заключали в темницу. Иные предавались всевозможным порокам: курили опиум, пили хмельное вино, блудили… Некоторые просто сходили с ума. Нет, Ситара не хотела для себя такой судьбы, а потому много времени проводила в Храме Матери, усмиряя дух и плоть. Отец запретил ей отказываться от еды, но девушка все равно в некоторые дни ела лишь рис, овощи и вареное мясо. Ни меда, ни специй, ни сладостей, ни спелых фруктов в рот не брала. Потому, вероятно, и сумела своего дракона усмирить.

О кротости и красоте Ситары в Дарханае ходили легенды. Ее почитали как святую, ей поклонялись и приносили дары, которые, она, впрочем, раздавала нищим.

И только дархан Серадж знал истинный характер своей дочери. Кротости в ней не было ни на пайсу* (*мелкая монета Дарханая), зато упрямства хватало на алмазную шахту. Да, девушка умела отменно притворяться овечкой, но за это ее дархан не судил. Лицемерие для будущей правительницы вовсе не зазорно. А вот то, что она совершенно не слушает отца, а все грезит своим кохом, Сераджа весьма раздражало. Но хуже всего было то, что ему самому парень нравился. Серадж глубоко уважал его отца, “болтуна” Нарана. А сын был ничуть не хуже, только молчал, но это тоже хорошо. Такие вот, молчаливые, угодны Великой Матери даже больше, чем дипломаты.

Вот только в жены Ситаре он не подходил.

Ситара – последняя из царствующего рода дарханов. Серадж и рад бы передать власть сыну, но все, что у него осталось – эта упрямая девчонка. Дархан так и не смог полюбить снова. Одна женщина была в его жизни. Видимо, он был большим грешником в прошлой жизни и не заслужил счастья. Оставалось только верить, что в следующем круге он вновь встретит свою Мьяху и больше ее не отпустит. Собственно говоря, именно поэтому Серадж раз за разом щадил дерзкого щенка Ингвара, осмелившегося похитить сердце дочери. Каждая пролитая капля крови будет взвешена на весах. И за каждое слово, за каждый проступок придется держать ответ. Хвала предкам, что мысли не в счет, иначе влачить бы всем людям… и дарханам… жалкое существование червяка или крысы в следующей жизни.

Все, на что хватило дархану твердости – это запретить кохам появляться в Дарханае. Как будто такая мелочь остановит Наранова сына! Бесконечно любя единственного ребенка, Серадж желал ей только счастья. Может быть, он даже согласился бы… если бы не дракон Ситары.

Серадж знал, что она двуликая. И знал также, что Ингвар с Ситарой встречались вопреки запретам. И дракон не откликнулся. А значит, все напрасно. Кох – не тот, кто нужен его дочери. Ситара еще очень молода и многого не понимает. Долг отца – позаботиться о ней. Без дракона править невозможно. Ситаре придется подчиниться и выйти за того, кто сможет ее вторую ипостась вызвать на волю. Время у них еще есть. Дарханы живут долго.

Впрочем, он не обольщался. Будет сложно и, вероятно, больно, причем и девочке, и отцу, и будущему супругу.

Глава 2. Похищение

С начала торгового сезона Ситара не находила себе места. Дракон тоже был не спокоен, заставляя кровь пылать, а сердце то замирать, то колотиться о ребра от одного только мужского голоса. Принцесса ждала Ингвара, с трепетом встречая каждый корабль. Особенно, конечно, ее волновали корабли моров. Но Неждан, родич ее возлюбленного, передавая очередной подарок (великолепную статуэтку из кости), только развел руками: не видел. Подарок привезли с посыльными. На этот раз даже без записки.

Ну и вправду – Ингвар ведь хитрый. Разве прибыл бы он на корабле родича? Да эти корабли проверяет лично дархан. Один только запах, клочок рыжей шерсти (о, теперь-то все знали, что Ингвар – оборотень-лис) – и больше никакой торговли. Даже духа кохтского быть не должно. Так что Ситара расстроилась, но не так, чтобы очень. Ей уже семнадцать, осенью будет восемнадцать. Ингвар обещал сделать ее своей женой, и она верила всем сердцем. И то, что письма не было, тоже добрый знак. Раз не написал, то приедет. Уже скоро, совсем скоро, наверное – со следующим кораблем.

Оттого-то она ничуть не удивилась, когда один из нищих в Храме, бросившись целовать подол ее тхуни, незаметно вложил в руку скомканный клочок бумаги. Она кинула старику несколько пайс и резво отбежала в сторону. Уже в саду с трепетом развернула комок и выдохнула шумно.

“Жду в полночь на нашем месте”.

Просто и понятно. В этом весь Ингвар. Нужно бы уничтожить записку, но ведь ее писал он, любимый, долгожданный. И Ситара бережно спрятала мятую бумажку в шкатулку с драгоценностями.

Спать легла рано, сославшись на головную боль. Нянюшка, зная, что принцесса в последние дни вся в волнениях, поверила. Помогла искупаться, заплела ей на ночь косы, облачила в тончайшую хлопковую сорочку. Поцеловала в лоб и погасила светильники. Ситара лежала на своей роскошной постели с широко раскрытыми глазами. Луна и звезды светили так ярко, что была видна каждая складочка на легких, почти невесомых завесах окна.Когда же, когда наступит тот волшебный миг, о котором она грезит уже столько лет? Неужели – сегодня?

Разлука с возлюбленным давалась ей тяжело. Она думала о нем постоянно, представляла его светлые, чуть раскосые глаза, прямой нос, волосы, что цветом похожи на огонь. Она уже знала, что кудри Ингвара не горячие, а шелково-прохладные, как вода в ручье. Губы, конечно, твердые, желанные, которые Ситара готова целовать вечно. Руки его на талии, на спине и бедрах…

Будучи невинной телесно, разумом принцесса давно уж утратила всякое целомудрие. Она частенько танцевала на ритуалах в храме Великой Матери и видела, чем эти ритуалы заканчивались. Храмовые девы обычно не отказывали тем мужчинам, которые были допущены в залы. Ситара их понимала: ритуалы проводили молодые юноши, стройные, высокие, без телесных изъянов. Самые красивые сыновья. А дети, зачатые в храме, считались высшим благословением Матери. А у Ситары – дракон, ей надлежало хранить себя для того, кто сможет отворить врата и выпустить вторую ипостась в небо; впрочем, она даже не представляла себя с кем-то, кроме Ингвара. Оставаться девственной было не трудно. Быть холодной и не представлять всякое – никаких душевных сил не хватит. Все же она молода, здорова и полна женской энергии.

Увы, Ингвар не тот, кого услышит дракон. Но Ситара любила его больше дракона. И не могла не думать: там, под сенью храма, где они уже виделись несколько раз, можно было бы провести свой ритуал, который навеки соединит и тела, и души, и судьбы. А если Мать благословит, то и ребенка зачать получится. Согласится ли Ингвар? Он не чтит чужих богов. У него – Великие Предки. Одобрят ли они невесту-чужестранку? На эти вопросы у Ситары не было ответов. Да ей они были и не нужны. Она все для себя решила.

Когда распустился первый бутон на дереве париджат, принцесса поднялась с постели. Подхватила широкий отрез ткани, синей с серебряным блеском, быстро и ловко обмотала вокруг тонкого стана. Обулась. Вдела в уши лучшие серьги с молочными топазами, на пальцы – перстни-обереги. Браслет на левую щиколотку, в пару ему – на правое запястье. А вот ожерелья с сожалением оставила. Слишком они звонкие. Услышит кто-нибудь. Накинув на голову вуаль до пола, Ситара выскользнула в сад через большое окно спальни. Побежала по дорожке, прислушиваясь, приглядываясь – не гуляет ли кто из слуг. Нет, все спали уже. Ночь. Стражи – на своем посту, обход не скоро.

Путь через сад до храма не отнял много времени. Ситара знала его очень хорошо. Каждый поворот дорожки, каждый куст париджат, каждый камушек. Еще несколько шагов – и она ступит под тяжелые холодные свода обители Великой Матери. Еще несколько биений сердца, несколько вздохов – и принцесса увидит возлюбленного.

Уверенная в том, что ее никто не видел, потерявшая бдительность, Ситара не успела даже вскрикнуть, когда ее схватили чьи-то сильные руки, закрывая ей рот. Она забилась, замычала – но что может одна хрупкая девушка сделать против дюжины мужчин? В рот споро засунули кляп, руки связали не веревками – тканевыми лентами. Сорвав с головы вуаль, закрыли глаза повязкой.

Глупая птичка попалась в силки. Почему она поверила той записке? Почему не усомнилась?

Ситара отбивалась как умела, а умела она немногое. Ее не учили боевым искусствам, она была женщина, священная, красивая, будущая мать. Да и особой статью девушка не отличалась. Хрупкая, гибкая, невысокая, с роскошными волосами черного дерева, она по праву считалась одной из первых красавиц Дарханая.

Ситара прекрасно танцевала, уверенно ездила верхом, а драться не умела вовсе и оружия в руках не держала – это было строго запрещено священными законами бытия. Та женщина, что пролила кровь в бою, уже не должна была становиться женой и матерью. Ее удел – вечное очищение при храме Великой Матери.

Теперь, когда Ситару тащили куда-то неизвестные, но весьма дурно пахнущие мужчины, когда от кляпа выворачивало, когда платок, накинутый на лицо, был влажным от слез, девушка горько сожалела, что была такой послушной. Ингвар взял бы ее любой. И из храма украл бы, и за оружие никогда б не укорил. Но зато она не была бы беспомощна как мышь в зубах у кошки.

Когда она вернется домой (а иного и быть не могло), она все эти проклятые законы отменит! Женщина должна иметь возможность и право на защиту. В конце концов, не всегда рядом будет муж, или отец, или брат!

Отлично понимая, что никакие традиции ломать ей не позволят, Ситара все же представляла свое триумфальное возвращение. Злость давала ей сил. Она непременно вернется в Дарханай! Не сломается, не сдастся, все вынесет!