Ев – гений О! Не – гин (страница 2)
Как удержать память и внимание читателя? Конечно же, любовной интригой. Простой и яркой фабулой. Затем смертью одного из четырех героев, и, наконец, в конце романа отказом Татьяны, которая в его начале любила Онегина до безумия. Пушкину нужно было постоянно шутить, иронизировать, пародировать, интриговать… Важно было мотивировать для читателя необходимость не пожалеть денег для приобретения через год следующей главы. (А книги стоили по тем временам немало!) Именно поэтому Пушкин запустил интригу, развития которой будут ждать. Примерно так, как сегодня создаются сериалы. Занес над жертвой руку с ножом и… конец 126-й серии. Теперь нужно набраться терпения на целые сутки (а то и на неделю), чтобы узнать: зарежет или НЕ зарежет. Но это сутки, неделя… А… ГОД!!!
Пушкин пишет роман продолжительностью для читателя в восемь лет.
И можно понять, что в этом его выпаде против незатейливой фабулы романа в стихах есть несомненная правота. Сегодня многие моменты взаимоотношений героев выглядят глупо. Выше мы уже выстроили формулу банальнейшего сюжета, описывающего жизнь и встречи четырех героев. Теперь давайте разбираться в самих героях.
Глава первая
Онегин
1
Вы можете по памяти (или по книге) процитировать хотя бы одну яркую и интересную мысль титульного героя? Уверен, что нет! Все интересные, парадоксальные или даже крайне резкие строки принадлежат автору (поэту) и некоему третьему лицу – комментатору. Причем комментатор иногда ТАК сливается с поэтом, что не всегда понятно: это мысль автора или комментатора. Онегин ПОЧТИ НИКОГДА не выступает как автор прямой речи. Разве что в незначительных диалогах. «Ты им знаком?» Иногда с целью поиздеваться над чувствами друга. «Скажи, которая Татьяна?.. Я выбрал бы другую». (То есть Татьяну, не Ольгу.) «В глазах у Ольги жизни нет». (Ужас! Сказануть такое другу, у которого через две недели свадьба с Ольгой!) Участники любовных разборок немногословны. (Как, впрочем, и все остальные герои этого удивительно авангардного романа.) И только в конце романа, где Пушкин сочиняет письмо Онегина к Татьяне, появляется новый Онегин. Но… поздно! И здесь – исключение! Онегин, влюбившись в обновленную, даже полностью изменившуюся Татьяну, становится единственный раз и многословным, и даже поэтичным (куда там Ленскому!!!). О, если бы Ленский смог сказать Ольге так, как Онегин Татьяне:
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Но это в конце романа. А в начале?
Роман начинается с циничных размышлений Онегина – наследника «всех своих родных». Умирающего дядюшку он сравнивает с ослом. С каким ослом и где?
А вот где! «Мой дядя самых честных правил». Первая же строка «ЕО» отсылает нас к чу´дной басне Ивана Андреевича Крылова, строчка из которой «Осел был самых честных правил» была известна и стала, как сегодня принято говорить, «мемом» в пушкинском кругу. Вот вам и начало первой строки первой строфы первой главы. Сразу! Мой заболевший дядя – осел! А последняя строка первой строфы тоже о дяде. «Когда же черт возьмет тебя!» (То есть возьмет дядюшку-осла, который «самых честных правил».)
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!
Не могу не предположить, что «черт», появившийся в последней строке первой главы, неслучаен. Откройте окончание первой строфы первой песни байроновского «Дон-Жуана». Вот он, черт, собственной персоной!
Ищу героя! Нынче что ни год
(Перевод Татьяны Гнедич)
Являются герои, как ни странно,
Им пресса щедро славу воздает,
Но эта лесть, увы, непостоянна,
Сезон прошел – герой уже не тот,
А посему я выбрал Дон-Жуана.
Ведь он, наш старый друг, в расцвете сил
Со сцены прямо к черту угодил.
Нет никакого сомнения, что за время написания романа сам Пушкин и его взгляды немало переменились. А вместе с ним менялся и Онегин. Конечно же, в начале Онегин был задуман поэтом как типичный байронический герой: холодный, циничный, уже уставший от мира. (Вот здесь-то и пригодится игра с чертями у Байрона и у Пушкина.) Но шли годы, Пушкин перерос и самого Байрона, и его время. И новый Пушкин через восемь лет «заставил» своего героя оттаять, допустить слабость и влюбиться. Да еще как!
Какое огромное расстояние прошел пушкинский герой, как он изменился! В первой главе он, по сути, русский вариант Дон-Жуана. И не только «в науке страсти нежной», но и в… нахватанности, во всеоружии для покорения женских сердец.
А в конце последней главы он пишет своей ЕДИНСТВЕННОЙ ЛЮБВИ:
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Это великие строки о ЛЮБВИ!!!
Начиная первую главу и знакомство с титульным героем с ослов и чертей, Пушкин «реально круто» заворачивает интригу. Но разве так можно? Надо было развивать сюжет, показывая вначале замечательного, чуткого, интеллигентного героя, а потом, к удивлению читателя, раскрыть совершенно другой образ. Боже! Онегин ОКАЗАЛСЯ ЦИНИКОМ!!! А потом… бесконечно влюбленным.
А что за человек, который не мог «ямба от хорея, / Как мы ни бились, отличить»? А кто это МЫ, которые БИЛИСЬ, чтоб отличил? Еще одна интрига! Что-то вытворит в дальнейшем этот экстравагантный Ев(Гений) О(НЕГИН). ГЕНИЙ? О! НЕ! ГИН. Даже в имени и фамилии гипнотический магнит! Наверное, дальше будет про любовь. В первой главе про большую любовь еще ни слова. Так! Онегин – байроновский Дон-Жуан. Бесконечное количество женщин, мелкие интрижки. Ученик Овидия и его «Искусства любви». Хороший ученик, прилежный! И практику прошел в полной мере! Но какой роман без любви!? Без настоящей, красивой, глубокой. Может быть, Онегин влюбится во второй главе? Подождем… Особенно если учесть, что не только ГЕНИЙ О! НЕ! учился «понемногу / Чему-нибудь и как-нибудь», а «мы все». Значит, свой. И с нами бились! И мы тоже не можем отличить. Потому что НЕ ГЕНИИ! О! НЕ!
2
«Пересмотрел все это строго. Противоречий очень много».
И действительно! Очень много! Странный образ получился!
С одной стороны:
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
А с другой…
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант:
(В следующих строках раскрывается значение слова «педант» в пушкинское время.)
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
(Курсив мой. – М. К.)
Ого! Вроде бы учился «чему-нибудь и как-нибудь». А с другой стороны: огонь «нежданных эпиграмм». Значит, писал! Да еще возбуждал улыбку дам!
Противоречие! Ведь чтобы написать огненную эпиграмму, нужно быть о-о-очень подкованным в поэзии. И Александр Сергеевич знал это как никто. А для того чтобы, «высокой страсти не имея» (то есть не имея страсти к поэзии), писать огненные и «нежданные эпиграммы», нужно владеть поэтической выразительностью. Даже большим поэтам далеко не всегда удавались эпиграммы.
С другой стороны, Онегин «ученый малый», но педант.
Так все-таки учился «чему-нибудь и как-нибудь» или «ученый малый»?
Правда, здесь ирония по отношению к тем, кто судил Онегина («решительно и строго»).