– Так что вы создали солнечный парус, чтобы сдвинуть астероид с опасного пути, – рассуждает вслух Лиза.

– Чтобы сдвинуть его, да, но совсем не из соображений безопасности. Пожалуйста, посмотрите внимательнее. Перед вами расчетная орбита на 2030 год. А вот это – реальная орбита.

На экране появляется толстый желтый эллипс. Он в точности совпадает с орбитой 2027 года. Дейли продолжает:

– Взаимодействие с находящимся на близкой к Земле орбите объектом Шерингем-12 во время его следующего обращения должно было приблизить Дарнли-285 на опасное расстояние в двенадцать тысяч миль. Но вместо предполагаемого смещения в 2033 году… – Тут на экране место желтой параболы занимает другая, обозначенная точками, и вновь появляется та же самая траектория, что и для 2027 года. – Видите? Совершенно аномальная ситуация.

– Вы хотите сказать…

– …что неизвестная нам сила изменяет орбиту Дарнли-285 – для того, чтобы удерживать астероид на одном и том же расстоянии от Земли, – заканчивает Дейли Суарез-Мартин.

– Иисусе! – шепчет Лиза, дочь проповедника.

– В 2039 году мы направили к астероиду специальную миссию. Предприятие планировалось и осуществлялось в обстановке полной секретности. И мы кое-что обнаружили. Затем был подготовлен новый проект. Именно с ним и были связаны так называемые испытания солнечного паруса. А вся история с Эпсилоном Индейца – не более чем камуфляж. Нам необходимо было поместить этот астероид в такое место, где можно будет смотреть на него достаточно долго и внимательно.

– И что же вы обнаружили? – спрашивает Лиза Дурнау.

Дейли Суарез-Мартин в ответ только улыбается и говорит:

– Вот завтра отправитесь туда и всё увидите сами.

6. Лалл

Одиннадцать тридцать, весь клуб прыгает. Потоки воды обтекают небольшую песчаную насыпь. Тела сбиваются поближе к свету, словно мошки. Они движутся, трутся друг о друга, глаза закрыты от восторга. В воздухе стоит запах израсходованного дня, густого пота и «Шанель» из дьюти-фри. На девушках платья-шифт, модные этим летом, бикини, модные летом прошедшим, да время от времени в глаза бросятся классические стринги с высокой посадкой. Юноши все с обнаженной грудью и с массой разнообразных бус на шее. Реденькие бородки снова в цене: стиль «могиканин», популярный в прошлом, 2046, году уже вызывает усмешки, а раскраска тел в стиле «трайбл», похоже, приблизилась к той опасной грани, за которой начинается забвение на веки вечные. Зато крайне актуальна скарификация – как у юношей, так и у девушек. Томаса Лалла радует по крайней мере уже то, что из моды вышли австралийские плавки, подчеркивающие пенис. Он устраивает вечеринки для братьев Гхошт на протяжении трех последних сезонов – за неплохие, кстати, деньги – и был свидетелем приливов и отливов различных тенденций в молодежной культуре, но эти хреновины, задиравшие член подобно перископу…

Томас Лалл садится на мягкий, истоптанный серый песок и опускает предплечья на колени. Прибой сегодня необычно тихий. Едва заметная рябь у границы прилива. Над темной водой кричит какая-то птица. Воздух, утомленный после долгого дня, неподвижен и тяжел. В нем не чувствуется ни малейших признаков приближения муссона. Рыбаки говорят, что с тех пор, как бенгальцы пригнали свой айсберг, море ведет себя совершенно непонятным образом. У Лалла за спиной в полной тишине движутся тела.

Из темноты появляются фигуры: две белые девушки в саронгах и топах с американской проймой. Пляжные блондинки с утрированным скандинавским загаром, который еще больше подчеркивается голубизной их нордических глаз, босые, держатся за руки. Сколько вам лет – девятнадцать, двадцать? – думает Томас Лалл. С этим вашим загаром из солярия и трусиками от бикини под замусоленными в путешествиях саронгами. Здесь ваша первая остановка, верно? Нашли это место на сайте для рюкзачников, чтобы посмотреть, понравится ли вам жизнь вдали от цивилизации. Еле дождались вылета из Упсалы или Копенгагена, чтобы поскорее начать проделывать все эти буйства, которые задумали.

– Эй, вы, – мягко окликает Томас Лалл, – если собираетесь принять участие в наших вечерних развлечениях, то я должен вас предварительно проверить. Ради вашей же собственной безопасности.

Взмахнув рукой, жестом опытного картежника он разворачивает набор для сканирования.

– Конечно, – отвечает девушка поменьше ростом и с более золотистой кожей.

Томас Лалл просматривает таблетки у нее в горсти, затем прогоняет их через свой сканер.

– Самая замечательная вещь здесь – тарелка Вишисуасс. Самый модный суп – «Транзик Ту», это новый эмотик, сможете получить его в любом месте. А теперь вы, мадам… – Он обращается к круглоглазой викингше, для которой вечеринка началась раненько. – Я должен установить, не возникнет ли какой-либо реакции на то, что вы уже принимаете. Не могли бы вы?..

Она прекрасно знает правила, облизывает палец и проводит им по сенсорной пластине. Дисплей окрашивается в зеленый цвет.

– Так, хорошо… Наслаждайтесь вечеринкой, дамы, но помните, что она безалкогольная.

Он изучающим взглядом провожает девиц, рассматривая их задницы, соблазнительно покачивающиеся под легкими саронгами. Девушки идут, всё еще взявшись за руки. Как это мило, думает Томас Лалл. Но эмотики пугают его.

Компьютерные эмоции, изготовленные на нелицензированных сарисинах уровня 2,95 сундарбанами Бхарата, растиражированные на какой-нибудь фабрике по разливу «Кока-колы», что обустроена у кого-то в спальне, и нанесенные на специальные пластыри по пятьдесят долларов за полоску… Пользователей такого дерьма отличить легко. Странные подергивания, широкие людоедские улыбки, жутковатые звуки, с помощью которых они пытаются выразить чувства, которым нет аналогов ни в человеческих потребностях, ни в опыте. Лалл пока еще ни разу не встречал никого, кто смог бы членораздельно описать ему суть этих переживаний. Но с другой стороны, он пока еще не встречал никого, кто смог бы членораздельно описать суть естественных человеческих чувств. Мы все не более чем программные призраки, мечущиеся по вселенской сети Брахмы.

Крик птицы всё еще слышен.

Лалл оборачивается, глядя на молчаливую пляжную вечеринку. Каждый танцует в своей приватной зоне под свою музыку, которая передается через хёк. Томас лжет себе, постоянно повторяя, что занимается организацией клубных вечеринок только ради денег: на самом деле его всегда влекли скопления людей. Его притягивает и в то же время пугает утрата своего «Я» танцующими, сливающимися в некое бессознательное целое, состоящее из одновременно и разделенных, и связанных человеческих индивидов. Примерно та же смесь любви и отвращения завлекла его в рассеченное на части тело Индии, одного из сотни самых узнаваемых лиц Земли, рассыпающегося на ужасающие, свободные, безликие полтора миллиарда. Повернись, отойди, слейся с людьми, исчезни… Умение растворять свое эго в толпе имеет и оборотную сторону: Томас Лалл обладает удивительной способностью мгновенно замечать индивидуальное, необычное, иное в обезиченной массе.

Она движется через людской поток на фоне плотного покрывала ночи, как будто проходя сквозь тела. Она одета в серое. У нее бледная, пшеничного оттенка кожа. Да, индоарийка. Волосы по-мальчишески короткие, блестящие, с рыжеватым оттенком. Глаза огромные. Глаза газели, как в стихах поэтов, писавших на урду. Девушка кажется невероятно юной. На лбу три полоски – тилак Вишну. На ней он не выглядит глупо. Девушка кивает, улыбается, и человеческие тела смыкаются вокруг нее. Томас Лалл пытается протиснуться сквозь толпу танцующих, но так, чтобы остаться незамеченным. Это не любовь, не вожделение, не результат работы сорока-с-чем-то гормонов. Он просто очарован. Он должен видеть ее, должен узнать о ней побольше.

– Эй вы, там…

Парочка австралийцев хочет протестировать свой арсенал. Томас Лалл прогоняет их вещества через сканер, не отрывая глаз от танцующих. Серый цвет идеален в качестве камуфляжа на вечеринке. Она растворилась в хаотическом и беззвучном мелькании рук, ног и тел.

– Вы насвистываете «Дикси», отлично. Но у нас тут нулевая терпимость к костюмам, демонстрирующим половой член.

Парни хмурятся. Убирайтесь отсюда, оставьте меня наедине с моим отдохновением… Вон там, рядом с настилом. Юноши-бхати пытаются ухаживать за ней. И в нем сразу же закипает ненависть к этим соплякам. Вернись ко мне. Девушка чего-то не поняла, наклоняется пониже, чтобы лучше расслышать слово. Какое-то мгновение Лаллу кажется, что она собирается приобрести что-то от «Бангалор Бомбастик». Ему не хочется, чтобы она это делала. Нет, девушка мотает головой, отходя. И вновь исчезает среди танцующих тел. И тут Томас Лалл понимает, что против воли следует за ней. Она хорошо мимикрирует: он вновь теряет ее среди мелькания пляшущих теней. На ней нет хёка. Как подобное возможно? Томас доходит до края танцплощадки. И тут понимает: она только делает вид, что танцует. В действительности же занимается чем-то другим: пытается уловить общее настроение и приспособиться к нему. Кто же, черт возьми, она такая?

Внезапно девушка останавливается. Хмурится, открывает рот, судорожно хватает воздух. Прижимает руку к тяжело вздымающейся груди. Не может дышать. В глазах газели застыл страх. Наклоняется, пытаясь снять спазм легких. Томасу Лаллу прекрасно знакомы эти симптомы. И давно известна их причина. Девушка стоит среди безмолвной толпы, изо всех сил стараясь вдохнуть. Никто этого не видит. Никто не в курсе. Все здесь слепы и глухи, замкнуты в своем крошечном танцевальном пространстве. Томас Лалл расталкивает танцующих. Он движется не к ней, а к девушкам-скандинавкам.

Он тестировал на сканере их запасы. Здесь всегда полно таких, кто готов отхватить быстрого грязного кайфа от реакции сальбутамол/АТР-редуктазы.

– Ваши дыхалки, быстро!..

Златовласка пялится на него, словно он какой-то фантастический эльф-пришелец с Антареса. Может, с точки зрения ее текущего восприятия так оно и есть. Потом она начинает лихорадочно рыться в розовой адидасовской сумочке.

– Вот эти!

Томас выковыривает голубые и белые капсулы. Девушка в сером стоит неподалеку, тяжело и часто дышит, положив руки на бедра и испуганно оглядываясь по сторонам в надежде на чью-нибудь помощь. Томас Лалл таранит толпу, давя в кулаке крошечные желатиновые капсулы.

– Откройте рот, – приказывает он. – Сделайте вдох на счет «три» и задержите дыхание до «двадцати». Раз. Два. Три!

Томас Лалл прикладывает сложенные рупором ладони ко рту девушки и с силой вдувает ей в лёгкие воздух вместе с белым порошоком. Она закрывает глаза, считает. Томас обнаруживает, что внимательно смотрит на ее тилак. Ничего подобного он раньше не видел. Такое впечатление, что это пластик, вплавленный в кожу, или вообще голая кость. У него возникает непреодолимое желание коснуться знака. Пальцы Лалла находятся всего в нескольких миллиметрах от ее лба, когда она вдруг открывает глаза. Томас резко отводит руку.

– Вы в порядке?

Девушка кивает:

– Да. Спасибо.

– Вам нужно иметь при себе какие-нибудь лекарства. Всё могло бы очень плохо закончиться. Эти люди – они же как призраки. Вы можете тут умереть, и вас растопчут в танце. Пойдемте.

Он ведет ее сквозь лабиринт слепоглухонемых танцующих в темноту. Она садится на песок, расставив голые ноги. Томас опускается рядом с ней на колени. От девушки исходит аромат сандалового дерева. Экспертиза бакалавра с двадцатилетним стажем позволяет ему почти точно определить ее возраст: девятнадцать, возможно, двадцать. Ну же, Лалл! Ты спас странную, прибившуюся неизвестно откуда девушку от приступа астмы и занимаешься ненужными подсчетами. Докажи, что ты не утратил самоуважения.

– Я так перепугалась, – говорит она. – Я такая глупая, у меня есть ингалятор, но я оставила его в отеле. Мне бы не пришло в голову…