Это не первый визит представителя полиции в Приют сострадания к искусственной жизни. В джайнизме идет непрекращающаяся дискуссия относительно того, наделены ли душой так называемые киберлюбимцы и человеческие творения с искусственным интеллектом. Джашвант принадлежит к старой школе Дигамбары. Все, что живет, движется, поглощает пищу в том или ином ее виде и способно к воспроизводству, – это джива. И потому, если человеческим деткам надоели их киберскуби или если цепной киберпес модели «Верный Друг» по восемнадцать раз за ночь вызывает полицию, их есть куда отправить, кроме как на рамнагарскую свалку. Здесь находят прибежище многие отработавшие свой срок сарисины. За последние три года господин Нандха со своими аватарами дважды наведывался сюда, чтобы произвести массовые экскоммуникации киберхлама.

Джашвант ожидал его на пороге своего грязного магазинчика, расположенного в оживленном деловом районе Джанпура. Кто-то или что-то успело его заранее уведомить о приходе полиции. Значит, господин Нандха явно здесь сегодня ничего не найдет. Пока Джашвант медленным шагом приближается к Копу Кришны, чтобы приветствовать представителя Министерства, подметальщик, десятилетний мальчишка, с завидным усердием сметает метелкой с пути святого насекомых и всякую другую живую мелочь. Во всем следуя учению Дигамбары, Джашвант не носит никакой одежды. Он очень крупный мужчина, с обилием жира вокруг талии, и распираемый кишечными газами из-за своей священной высокоуглеводной диеты.

– Садху, я расследую трагический инцидент, в котором погибли люди. В нем замешан нелицензированный сарисин. Наши данные указывают, что он был загружен из трансферной точки в здешних местах.

– В самом деле? Мне трудно в это поверить. Но если уж вы считаете необходимым, то пожалуйста – проверяйте нашу систему. Я уверен, что все в полном порядке. Мы благотворительная организация, помогающая животным, господин Нандха, а не сундарбан.

Мальчик-подметальщик ведет их. На нем только коротенькое дхоти, и кожа у него блестит, как будто ее натерли маслом, смешанным с золотыми блестками. Господин Нандха видел таких же мальчиков и во время прежних визитов. Все они одинаковые – с тусклым, ничего не выражающим взглядом, и кожа висит на них.

Внутри самого помещения стоит тот же гул, который Коп Кришны помнит по своим предыдущим посещениям. Зал с цементным полом наводняют киберсобачки, кружащие по комнате. Металлические стены звенят от их ворчания, лая, завывания и даже своеобразного пения.

– Больше тысячи за последний месяц, – сообщает Джашвант. – Наверное, из-за того, что все боятся войны. В грешные времена люди начинают переоценивать ценности. Многое из прежде любимого выбрасывается как ненужное.

Господин Нандха вытаскивает пистолет и прицеливается в приземистую крошечную комнатную собачонку, которая сидит на задних лапах, высунув розовый пластиковый язычок и помахивая передними лапами и хвостом. Стреляет в нее. Индра-Громовержец медленно приближается к киберскуби.

– Садху, скажите мне прямо, вы поставляли сарисин первого уровня в компанию «Паста Тикка»?

Джашвант ворочает головой, словно от боли, но это не ответ. Выстрел из пистолета подбрасывает собачонку на полтора метра в воздух. Она падает на спину, дергается и начинает дымиться.

– Плохой, злой человек!

Подметальщик поднимает свое орудие так, словно собирается вымести господина Нандху прочь вместе со всеми его грехами.

Не исключено, что внутри метлы есть отравленные иглы. Коп Кришны пристальным презрительным взглядом приводит катамита в смущение.

– Садху.

– Да! – отзывается Джашвант. – Конечно. И вам это хорошо известно. Но он оставался в нашей сети…

– Откуда он взялся, садху? – спрашивает господин Нандха и снова поднимает оружие. Он прицеливается в идущую вразвалочку стальную таксу, очень добродушную, затем переводит дуло пистолета на великолепную киберколли, абсолютно неотличимую от реальной, идеально аутентичную во всем, начиная от пластиковой шерсти и заканчивая интерактивными глазами. Джайн Джашвант издает едва слышный вопль ужаса и душевной муки.

– Садху, я вынужден настаивать.

Джашвант как будто хочет что-то сказать.

Индра выбирает жертву, прицеливается и стреляет – в то мгновение, когда у господина Нандхи появляется подобное намерение. Киберколли издает долгий пронзительный стон, заставляющий умолкнуть лай и тявканье кругом, изворачивается дугой, от которой мгновенно сломался бы позвоночник у любой реальной собаки, и падает на цементный пол.

– Ну, садху?

– Прекратите прекратите прекратите вы попадете прямиком в ад! – голосит Джашвант.

Господин Нандха снова прицеливается и вторым выстрелом добивает несчастную киберколли. Следующей жертвой становится роскошная полосатая выжла.

– Бадринат! – кричит Джашвант. Господин Нандха ясно слышит, как несчастный джайн от ужаса громко пукает. – Сундарбан Бадринат!

Господин Нандха сует пистолет в карман пиджака.

– Вы мне очень помогли. «Рэй пауэр». Весьма интересно. Пожалуйста, не пытайтесь покинуть помещение, офицеры полиции скоро прибудут.

Уходя, господин Нандха отмечает, что мальчишка довольно ловко управляется и с огнетушителем.

Рам Сагар Сингх, главный комментатор крикетных матчей в Бхарате, вещает о последних новостях из радиоприемника, работающего на солнечных батарейках. Кришан задремал у решетки с гибискусом, погрузившись в воспоминания. Всю жизнь с ним беседовал этот медленный голос, который был для него ближе и мудрее божьего гласа.

В один из школьных дней отец разбудил Кришана до рассвета.

– «Нареш инженир» стоит сегодня у калитки ^[41] в Уль-Хаке!

Их сосед Тхакур вез обувную кожу одному покупателю в Патну и с радостью взял отца и сына Кудрати в свой пикап. Не очень комфортно, но вполне вероятно, что «Нареш инженир» стоит у калитки в последний раз.

Свою землю Кудрати получили от Ганди и Неру. Землю, отнятую у заминдара и переданную земледельцам Бихарипура. История этой земли – предмет гордости, не просто наследство семейства Кудрати, а наследие всей страны. И имя ей – Индия, а не Бхарат, не Авадх, не Маратха, не Бенгальские Штаты. Вот почему отец Кришана обязательно должен увидеть величайшего бэтсмена ^[42] Индии своего поколения. Ради чести семьи.

Кришану было восемь лет, и он впервые приехал в город. До того он видел матчи только по спортивным каналам «Стар Эйша», но они не давали даже отдаленного представления о количестве народа, окружившего стадион «Мойн Уль-Хак». Кришан никогда раньше не видел столько людей в одном месте. Отец уверенно вел его сквозь кружащуюся множеством водоворотов разноцветную толпу, чем-то напоминающую яркую ткань.

– Куда мы идем? – спросил Кришан, почувствовав, что они движутся в противоход общему потоку, устремленному к турникету.

– Билеты у Рама Виласа, моего двоюродного брата, племянника твоего дедушки.

Он помнит, как оглядывался по сторонам на бесконечный рой лиц, постоянно чувствуя прикосновение отцовской руки. И тут понял, что толпа значительно больше, чем представлял отец. Мечтая о широком зеленом поле, о трибунах в отдалении, об аплодисментах тысяч болельщиков, он забыл договориться с кузеном Рамом Виласом о конкретном месте встречи. Теперь им придется обходить по кругу территорию «Уль-Хака» и, если потребуется, всматриваться в каждую попадающуюся по пути физиономию.

Проходит целый час в нестерпимой жаре, толпа редеет, но отец Кришана продолжает упорный поиск. Внутри громадного бетонного овала выкрики громкоговорителей начинают представлять игроков. У индийцев принято приветствовать их громом аплодисментов и радостными возгласами. И отец, и сын понимают, что «дедушкиного племянника» здесь не было и в помине. Так же как и билетов. В похожей на шатер тени главной трибуны стоит маленький торговец съестным. Господин Кудрати снова хватает сына за руку и тащит его по асфальту. Когда до них начинает доноситься запах прогорклого горячего масла, Кришан вдруг видит то, что так взволновало отца. На стеклянном прилавке стоит радиоприемник, исторгающий глупейшую поп-музыку.

– Сынок, настрой на матч, пожалуйста, – невнятно бормочет отец продавцу горячей снеди и сует ему горсть рупий. – И немного этих папди ^[43].

Торговец с фунтиком из газеты тянется к горячей еде.

– Нет, нет, нет! – в отчаянии почти вопит отец Кришана. – Вначале настрой. А еда потом. На волне 97,4.

Сквозь шум помех пробивается голос Рама Сагара Сингха. Великолепное британское произношение, голос поставлен на Би-би-си. Кришан усаживается на землю с кульком горячих папди, прислоняется спиной к теплой стальной тележке и начинает слушать репортаж.

Да, таковы его воспоминания о последних иннингах

«Нареш инженир»: он сидит у тележки торговца папди под стенами крикетного стадиона «Мойн Уль-Хак», слышит Рама Сагара Сингха и слабый, почти воображаемый стук биты, а затем нарастающий рев толпы у себя за спиной. И так почти целый день, пока на автомобильную стоянку не начинают опускаться предвечерние тени.

Кришан Кудрати улыбается во сне. Тень от вьющегося гибискуса падает на его закрытые веки, холодное дуновение проносится по лицу. Он открывает глаза. Над ним стоит Парвати Нандха.

– Мне следовало бы отругать вас за то, что вы спите в рабочее время, за которое я вам плачу.

Кришан бросает взгляд на часы на приемнике. От его обеда остается еще десять минут, но он встает и выключает радио. Игроки ушли на перерыв, а Рам Сагар Сингх, как обычно, проходится по своему громадному компендиуму фактов из истории крикета.

– Мне просто хотелось узнать, что вы думаете о моих новых браслетах для сегодняшнего приема, – говорит Парвати, одну руку положив на бедро, словно танцовщица, а другой помахивая перед Кришаном.

– Если постоите спокойно, возможно, я смогу разглядеть и сказать.

Металл сверкает на солнце, слепя Кришана. Инстинктивно он протягивает вперед руку. И вот уже обхватывает госпожу за запястье. Понимание того, что он делает, на мгновение парализует Кришана, а затем он ослабляет хватку:

– Очень красиво. Они золотые?

– Да, – отвечает Парвати. – Мужу нравится дарить мне золото.

– Ваш муж очень вас любит. Вы будете первой звездой на вечеринке.

– Спасибо.

Парвати наклоняет голову, теперь она немножко стыдится своей несдержанности.

– Вы очень добры ко мне.

– Нет, просто говорю правду. – Солнце и тяжелый аромат земли делают Кришана смелее. – Простите, но мне кажется, что вы слышите ее не так уж часто, как заслуживаете.

– Вы очень прямолинейный! – мягко укоряет Парвати. – Это был репортаж с крикетного матча?

– Да, из Патны. У нас двести восемь на пять.

– В крикете я совсем ничего не понимаю, – отвечает Парвати. – Он кажется сложным видом спорта, в котором непросто выиграть.

– Как только начнешь разбираться в правилах и стратегии, он становится самой увлекательной игрой, – возражает Кришан. – Из всех английских вещей крикет ближе всего к дзен.

– Мне хотелось бы узнать побольше. О нем очень много говорят на светских вечеринках. И я чувствую себя такой дурой, когда стою там и ничего не могу ответить. Может, политика и экономика мне и не по зубам, но вот крикет… Может, вы могли бы меня обучить?

Господин Нандха едет по Нью-Варанаси под звуки «Дидоны и Энея» в исполнении Английского камерного оперного хора. Он нравится господину Нандхе за хороший подход к английскому барокко.

На краю его сенсорного конверта, словно слух о муссоне, болтается напоминание о сегодняшней вечеринке у Даваров. Как же он обрадовался бы любому предлогу, который позволил бы отказаться от приглашения! Господин Нандха боится того, что Санджай Давар объявит о счастливом зачатии наследника. Брамина, как он подозревает. И Парвати от этого опять заведется. Он несколько раз объяснял ей свою точку зрения по данному вопросу, но она понимает только одно – муж не хочет подарить ей ребенка.

Настроение господина Нандхи вновь портится.