Какой-то шум в его слуховых зонах: звонок от Морвы, из налогового отдела. Из всех сотрудников Министерства Морва – единственный, к кому господин Нандха испытывает уважение. Есть какое-то изящество и даже красота в способности выслеживать преступление по бумагам. Здесь имеешь дело с расследованием в его самой чистой и сакральной форме. Морве не нужно покидать кабинет, не нужно бродить по улицам, он никогда не сталкивается с насилием, не носит оружия. Зато стоит ему сделать всего несколько легких жестов и моргнуть, и его мысль устремляется из кабинета на двенадцатом этаже во все концы света. Чистый интеллект, исторгнутый из тела, проносящийся от шелл-компании ^[44] до налоговой гавани, от офшорной гавани данных до эскроу-счета ^[45]. Абстрактный характер этой работы восхищает господина Нандху. Сущность без всякой физической оболочки. Чистый поток; движение неосязаемых денег через мельчайшие кластеры информации.

Ему удалось выследить «Одеко». Это весьма загадочная инвестиционная компания, зарегистрированная где-то в налоговой гавани на Карибах и склонная разбрасываться астрономическими суммами на самые невероятные проекты. Среди прочего в Бхарате «Одеко» спонсирует Центр искусственного интеллекта при университете Варанаси; отдел исследования и разработки «Рэй пауэр» и несколько «теплиц» по производству сарисинов низкого уровня – на грани нелегальности. Однако, думает господин Нандха, это не те сарисины, которые способны сорваться с цепи и устроить погром в цехах «Пасты Тикка». Даже такие часто рискующие венчурные компании, как «Одеко», не пойдут на столь опрометчивый шаг и не вступят в отношения с сундарбанами.

Американцы боятся подобных джунглей – как, впрочем, всего, что находится за пределами их границ, – и потому охотно нанимают господина Нандху и ему подобных для ведения бесконечной войны с нелегальными сарисинами. Но у самого господина Нандхи торговцы информацией, дата-раджи, в изрядной мере вызывают восторг. У них есть энергия и предприимчивость. Им есть чем гордиться. Слава о сундарбанах Бхарата, Бенгальских Штатов, Бангалора и Мумбаи, Нью-Дели и Хайдарабада идет по всему миру. Они – обители мифического третьего поколения сарисинов, чьи способности превышают все пределы, чей разум мощнее человеческого настолько же, насколько разум богов.

Сундарбан Бадринат занимает всего лишь скромный пятнадцатый этаж на Видьяпите. Соседи дата-раджи, без сомнения, даже не подозревают, что рядом с ними живут десять тысяч кибернетических дэвов. Пробиваясь к месту парковки и истошно сигналя, господин Нандха вызывает свои аватары. Джашванта кто-то предупредил. Дата-раджи располагают таким количеством разведывательных каналов, чутким к любым вибрациям мировой паутины, что их можно считать ясновидящими. Запирая автомобиль, господин Нандха видит, как улицы и небо наполняются божествами – каждое величиной с гору. Шива просматривает беспроводной трафик, Кришна – экстра- и интранет, Кали заносит серп над спутниковыми антеннами Нью-Варанаси – с тем, чтобы мгновенно отрубить от Бадрината все, что задумает самовоспроизводиться. «Вред – наша радость, шалости – наше умение», – поет Английский камерный оперный хор.

И вдруг все исчезает. Всплеск статического электричества. В небе больше нет богов. «Дидона и Эней» замирает на середине мелодии. Господин Нандха вырывает хёк из уха.

– Дорогу! Дорогу! – кричит он пешеходам.

В первую же неделю работы в Министерстве господин Нандха на собственной шкуре почувствовал, что такое полномасштабный электромагнитный импульс. У Копа Кришны нет никаких сомнений относительно того, откуда исходит угроза. Взбегая по ступенькам в фойе и лихорадочно набирая запрос о помощи на заикающемся палме, он замечает, что мимо проносится нечто, слишком большое для птицы и слишком маленькое для самолета, и мгновенно растворяется в ярком небе Варанаси. Несколькими секундами позже весь пятнадцатый этаж вспыхивает и рассыпается в прах.

– Бегите, прочь! – кричит господин Нандха, пока дымящиеся обломки падают на зевак, а в голове у него заглушает все остальные одна-единственная мысль: по-видимому, забрать свой костюм у Мукхерджи ему сейчас не удастся.

13. Шахин Бадур Хан, Наджья

Премьер-министр Саджида Рана сегодня в золотом и зеленом. Члены ее кабинета знают, что когда премьер одевается в цвета национального флага, следует ожидать рассмотрения вопросов престижа страны. Саджида Рана стоит у восточного конца длинного тикового стола в сияющем мраморном министерском зале Бхарат Сабхи. По стене развешены живописные полотна в позолоченных рамах, изображающие ее предшественников на посту премьер-министра и великих политических деятелей прошлого. Среди них портрет ее отца, Дилджита Раны: он в судейском облачении. Дед, Шанкар Рана, в шелковой мантии члена Совета при английской королеве. Джавахарлал Неру в костюме изысканного покроя, с отчужденным и немного испуганным лицом, как будто предвидящий, какую цену придется заплатить грядущим поколениям за его поспешную и грязную сделку с Маунтбеттеном ^[46]. Махатма, Отец нации. Лакшми Баи, воительница Рани, стоя в стременах, командует войсками, наступающими на Гвалиор. И – правители из другой могущественной индийской династии с именем Ганди: Соня; убиенный Раджив; мученица Индира, Мать Индии.

На мраморных стенах и потолке зала заседаний кабинета министров искусно изображены сцены из индуистской мифологии. При всем том акустика в помещении великолепная. Даже шепот мгновенно разносится по всему залу. Саджида Рана опускает руки на полированное дерево.

– Мы выживем, если первыми нанесем удар по Авадху?

B. C. Чаудхури, министр обороны, обращает из-под тяжелых век взгляд ястребиных глаз на руководителя страны.

– Бхарат выживет. И Варанаси выживет. Варанаси вечен.

В гулком зале ни у кого не возникает сомнений относительно того, что он имеет в виду.

– Но сможем ли мы победить?

– Нет. Без шансов. Вы же видели, как Шривастава, получив статус наибольшего благоприятствования, жал руку Маколею в Белом доме.

– Следующим будет Шанкар-Махал, – говорит Ваджубхай Патель, министр энергетики. – Американцы постоянно что-то вынюхивают вокруг «Рэй пауэр». Авадхам даже не нужно будет побеждать, они просто смогут нас купить. Старый Рэй, я слыхал, выполняет сурью намаскар на гхате в Маникарне.

– А кто же управляет его чертовым заведением? – спрашивает Чаудхури.

– Астрофизик, производитель упаковочных материалов и комик стендапа.

– Да помогут нам боги, надо сдаваться прямо сейчас, – бормочет Чаудхури.

– Я не могу поверить в то, что слышу за этим столом, – говорит Саджида Рана. – Вы как старухи у водокачки. Людям нужна война.

– Людям нужен дождь, – суровым тоном возражает Бисванат, министр охраны окружающей среды. – И это все, чего они хотят. Муссон.

Саджида Рана смотрит на помощника. Шахин Бадур Хан увлечен разглядыванием мрамора, его внимание поглощено вульгарными языческими божествами, ползающими друг по другу, по стенам залы и по потолку. В воображении он стирает наиболее грубые детали – слишком выпирающие конусы грудей, вызывающе торчащие лингамы. Бадур Хан сводит все в андрогинное смешение мраморной плоти, время от времени приобретающее то одну, то другую не слишком четкую форму. Его фантазии вдруг переключаются на увиденный мельком в коридоре аэропорта изгиб скул, элегантный поворот шеи, идеальные очертания безволосого черепа…

– Господин Хан, ваше мнение о ситуации в Бенгале?

– Их планы – утопия, – отвечает Шахин Бадур Хан. – Как и всегда, бенгальцы хотят продемонстрировать, что способны найти высокотехнологическое решение любой проблемы. Айсберг – не более чем пиар-ход. У них примерно такие же трудности с водой, как и у нас.

– Именно так.

Теперь говорит Ашок Рана, министр внутренних дел. Шахин Бадур Хан не имеет ничего против непотизма, но все же считает, что должность человеку необходимо подбирать по его способностям.

Делая вид, что он тщательно проанализировал все нюансы проблемы, Ашок готовится произнести короткую речь в поддержку точки зрения сестры, какой бы она ни была.

– Людям нужна вода, пусть даже для этого потребуется начать войну.

Шахин Бадур Хан издает вздох – едва заметный, но всё же достаточно громкий для того, чтобы Ашок его услышал. В дискуссию вступает министр обороны Чаудхури. У него высокий голос со сварливыми интонациями, неприятным эхом отдающийся от сплетающихся мраморных апсар.

– Наилучший вариант, который предлагается Стратегическим управлением сухопутных сил, заключается в нанесении превентивного удара по самой плотине. Нужно по воздуху перебросить туда небольшой отряд десантников, чтобы они захватили ее и удерживали до последнего, а затем отступили к границе. Тем временем мы надавим на ООН, чтоб разместили международные силы в этой зоне.

– Если американцы раньше нас не потребуют введения санкций, – возражает Шахин Бадур Хан.

Вокруг длинного черного стола катится гул одобрения.

– Отступать? – Ашок Рана не может поверить своим ушам. – Наши отважные джаваны наносят мощный удар по Авадхам, а затем убегают, поджав хвост. Как это воспримут на улицах Патны? Неужели Стратегическое управление сухопутных сил окончательно лишилось иззата?

Шахин Бадур Хан чувствует, как меняется настроение в зале. Болтовня о гордости, отважных солдатах и трусости возбуждает присутствующих.

– Можно мне высказать свою точку зрения? – произносит он во внезапно воцарившейся абсолютной тишине.

– Она всегда здесь приветствуется, – говорит Саджида Рана.

– Мне представляется, что главная опасность для нынешнего правительства кроется вовсе не в спорах с Авадхом по поводу плотины, а исходит от тех, кто организует демонстрации на развязке Саркханд, – осторожно произносит он.

Со всех концов стола слышатся возражения. Саджида Рана поднимает руку, и воцаряется тишина.

– Продолжайте, господин Хан.

– Я вовсе не говорю, что войны не будет, хотя, вероятно, моя позиция относительно нападения на Авадх уже достаточно ясна всем присутствующим…

– Бабья позиция, – прерывает его Ашок Рана. Шахин слышит, что Ашок добавляет шепотом помощнику: – Позиция мусульманина.

– Я говорю об опасностях для правительства, и очевидно, что главнейшая угроза – это внутренние распри и гражданская война, разжигаемая Шиваджи. Пока наша партия пользуется массовой поддержкой населения, в том числе и в вопросе любых военных действий против Авадха, все переговоры будут вестись именно нашим кабинетом. И мы пришли к соглашению, что военные силы можно использовать только для того, чтобы заставить авадхов сесть за стол переговоров. То есть для нас они лишь инструмент инициации мирного процесса, как бы высоко ни ставил Ашок доблесть наших войск.

Шахин Бадур Хан выдерживает взгляд Ашока Раны достаточно долго, чтобы дать тому понять, что считает его болваном, не по заслугам занявшим свой пост.

– Тем не менее, если авадхи и их американские покровители найдут поддержку политической альтернативе у населения Бхарата, Дживанджи сможет выступить в роли миротворца. Он приобретет славу человека, остановившего войну, заставившего вновь течь Ганг, посрамившего горделивых Ранов, которые опозорили Бхарат. И тогда на протяжении жизни целого поколения наша партия не сможет переступить порог этого кабинета. Вот что стоит за спектаклем на развязке Саркханд, а вовсе не праведный гнев индуистов Бхарата, вызванный фактом попрания древних традиций. Дживанджи планирует поднять против нас толпы черни. Он мечтает о том, чтобы, проехав на священной колеснице Кришны по бульвару Чандни, въехать на ней прямо в этот зал.

– Есть ли какая-нибудь информация, на основании которой мы могли бы его арестовать? – спрашивает Дасгупта, министр иностранных дел.