– В плену, – выдал он заранее заготовленную версию. Радима очень порадовало, что всесильная контора не смогла найти его гараж, да и как его найдешь, если тот оформлен на левого человека, который и знать про него не знает. Не хотелось бы выйти из зеркала прямо в подвале отдела, поскольку они бы его туда сто процентов утащили. Правда, вот не уверен, что у них бы хватило сил его заблокировать.

– Радим, ты куда пропал? – забеспокоился на том конце провода Старостин. – Я спросил, кто тебя пленил?

– Все нормально, товарищ полковник. Ведьма меня пленила, но я с ней разобрался, так что забыли, ни к вам, ни к отделу это отношения не имеет. Личные счеты.

– Ты ей что, тоже ребеночка заделал? – с усмешкой поинтересовался Старостин. – А то я уже в курсе про Лирею. Ольге, понятное дело, не сказали…

– Разберусь, – резче, чем нужно, отбрил полковника Дикий, ясно давая понять, что в его личную жизнь лезть не нужно. – Вы ведь не за тем звоните, чтобы обсудить мое аморальное поведение.

– Разберешься, – проигнорировав вспышку раздражения Старостин, – твое дело, и прав ты, не за тем звоню. Если честно, у нас проблема. В тот день, когда ты ушел, случился инцидент. Ларь убит, исчезла шкатулка твоего предка.

Сначала Вяземский не понял, кого полковник имеет в виду, но потом вспомнил хранителя конфискованных артефактов, сухонького старичка с очень ясной памятью и цепким взглядом, Эдуарда Владимировича Новикова, бывшего оперативника, одного из немногих зеркальщиков отдела, который дожил до древних седин.

– Нашли? – вздохнув, поинтересовался Дикий, переваривая услышанное, потеря шкатулки стала серьезным ударом и по нему и по отделу. Слишком опасным было ее содержимое. Радим вообще хотел предложить Старостину уничтожить артефакты из нее, но не успел.

– Нашли, – тяжело вздохнув, ответил Сергей Витальевич. – Утром в своей квартире был найден мертвым капитан Норкин. Ну как найден? То, что осталось, смели в газетку, по зубам опознали.

Радим наморщил лоб, вспоминая, кто же такой Норкин. В памяти он остался, как безликий мужчина среднего роста в черном костюме, вроде его Иваном звали, но точно он сказать не мог, за полгода он с ним и двумя десятками предложений не перекинулся. Мужик работал, но звезд с неба не хватал.

– Это точно он, не подстава? – поинтересовался Радим.

– Дикий, мы тоже кое-что умеем, – холодно произнес глава отдела, недоверие сопливого лейтенанта его задело. – Зеркало на расческе его подруги зафиксировало и передачу шкатулки, и окончательный расчет в виде мощной руны огня, которая обуглила его за пару секунд, даже дернуться не успел. Они торопились и сработали очень грязно. Но все равно мы не знаем, кто это был. Вернее, знаем, что это был орден «Слияния», но это вся информация. Поэтому, Радим, мне очень важно знать, кто тебя пленил, и где ты все это время был.

– Думаете, они меня прихватили, и после двух месяцев уговоров я переметнулся? – без какой-либо обиды поинтересовался Вяземский.

– Да, лейтенант, именно так я и думаю. Если честно, последние два месяца я только и делал, что ждал, когда откроются врата, и сюда хлынут обитатели зазеркалья. А может, и того хуже, демоны. И сам понимаешь, это были очень тяжелые месяцы, ведь все ломаются, даже самые крепкие. Мы людей к Ольге приставили, думали, ее прихватят, чтобы на тебя давить. Кстати, не знаешь, куда исчезла твоя прошлая подружка Влада Зотова? Она не вернулась из-за границы, исчезла в одном из отелей на Мальдивах. Где по стечению обстоятельств отдыхал некий Радим Вяземский в компании некой гражданки Виктории Охапкиной, которая на видео, присланном мне, точь в точь похожа на подполковника ФСБ Ольгу Бушуеву, которой вообще не положено покидать страну, но вам, ходокам, закон не писан.

Радим какое-то время молчал, но потом все же выдал:

– Не телефонный разговор, нужна личная встреча.

– Линия защищена, – попытался мудрить Старостин, но Вяземский был непреклонен.

– Приходи сейчас, тебе откроют доступ, – наконец, сдался полковник.

– Не сегодня, – отрезал Радим, – завтра утром, мне нужно привести себя в порядок и отдохнуть, я нифига не на курорте был.

– Хорошо, – согласился Старостин, – ты сейчас все равно не в состоянии говорить. Кстати, ты еще не в курсе, но в твоей зоне ответственности крупные проблемы. Так что хорошо, что ты вернулся, дело срочное. Но подполковник Бушуева сама до тебя доведет информацию, она запрашивала людей, но мне сейчас прислать некого. Думаю, ты справишься. А пока отбой, завтра в десять жду тебя у себя в кабинете. Ты прав, нужно поговорить.

Радим поднялся с пола и, убрав телефон в карман, занавесил зеркало одеялом, закинул рюкзак в багажник и пошел открывать ворота. Да, дорого ему дался этот поход, но оно того стоило. Хранилище лягушатников дало ему столько, сколько не было ни у одного зеркальщика, резерв вырос втрое. В принципе, стандартной шкалой его не получалось измерить, поскольку он даже не смог рассмотреть свой силуэт за ярким сиянием, шкала в десять люменов больше не работала, она была просто необъективной. Выгнав вранглер из гаража, он запер ворота, после чего посмотрел на серое небо, откуда накрапывал дождь. Снаружи не было и следа от сугробов, в Энск пришла весна, даже воздух прекратил пахнуть зимой, и теперь был свеж.

Усевшись за руль, он оставил дверь открытой. Достав айкос, Радим включил его и, загнав туда стик, прикрыл глаза. Да уж, тот черный не нашел ничего лучше, чем атаковать его в тот момент, когда он вскрыл хранилище, доставшееся ему от лягушатников. И ведь почти дотянулся, сволочь, своими лентами, если бы не защита в виде временной аномалии, конец бы ему пришел, правая рука выбыла из строя, а левой он просто не успевал навести арбалет. И вдруг все замерло, время остановилось, ленты так и не достигли цели, черный завис в трех метрах от него, также угодив в ловушку, в которую превратилась вся раздевалка. Сколько он там пробыл, Радим не знал, просто глаза в определенный миг закрылись, и реальность прекратила для него существовать, никаких снов, просто тишина и покой. Как он проснулся? Да фиг его знает, просто пришел в себя, за окном темень, в душевой ни черта не видно, хоть глаз выколи. Черный висел на том же месте, ленты, которые он кинул, застыли в десяти сантиметрах от лица. Радим попытался пошевелиться, но не смог, все было по-прежнему, вот только миродит, из которого был создан накопитель, медленно, миллиметр за миллиметром, осыпался зеленоватой пылью. Дикий понял, что процесс почти завершен. Вопрос – так это должно было быть или он все же накосячил, не зная каких-либо хитростей? Да откуда ему знать? Вся информация по вскрытию хранилища у него была от Светаны. И он сильно сомневался, что она сама вскрывала подобное, наверняка, ей тоже кто-то рассказал. Понимая, что скоро временная аномалия закончится, и если он не сумеет среагировать, то попадет под удар черных лент, Вяземский напружинил ноги так, чтобы как только сила, его удерживающая, иссякнет, он завалился на левую сторону, пропустив ленты мимо себя. А потом, если резерв не пуст, а уж он точно не должен быть пуст, Дикий ударит светом.

Из воспоминаний его вырвал нетерпеливый звук клаксона, в десяти метрах от него обнаружились старые жигули, с крыльев которых осыпалась ржавчина. За рулем сидел дед лет семидесяти и с неодобрением взирал на дорогой черный джип, который преградил ему дорогу. Радим быстро закрыл дверь и сдал назад, освобождая проезд. Дед еще раз ожег его злым взглядом и поехал дальше.

Радим же, поняв, что стик истлел впустую, раскочегарил новый. Открыв дверь, он затянулся и, выпустив дым на улицу, снова прикрыл глаза.

Ну, что сказать? Вся его подготовка к рывку и попытка избежать атаки не привели ни к чему. Поле исчезло внезапно, и как бы он не напрягал свои мышцы, стараясь задать новый вектор для тела, ничего не вышло. Он стал заваливаться на спину, но ленты, оказались куда быстрее. Он успел приложиться копчиком о грязный кафельный пол. Стоило им коснуться его тела, как адская боль скрутила его в одно мгновение. Разряд шокера, который превращает девяностокилограммового мужика в кисель за одну секунду, по сравнению с этим детский лепет. Ленты оплели его тушку, свет тут же исчез, он оказался в непроглядной тьме. Его корежило, мысли о каком-либо сопротивлении покинули голову, осталась единственная, быстрее бы все это кончилось, а потом пришел страх, страх никогда не вернуться, страх того, что никто никогда не узнает, где он нашел свой конец. И, видимо, это послужило каким-то триггером, он так и не понял, что случилось, просто в один прекрасный момент тьма исчезла, полыхнула яркая белая вспышка света, и Радим, ослепнув, отключился. Когда он пришел в себя, то понял, что не видит, белый свет – это все, что для него существовало. И это напугало его больше, чем смерть, остаться калекой – вот его самый страшный кошмар. В мыслях, которые ворочались с трудом, он увидел себя идущим по улице с палкой, прощупывая каждый метр перед собой, а рядом шла Ольга. Она не бросила его, но взгляды полные жалости и отсутствие огня в ее глазах, были для него хуже одиночества и забвения. Это была уставшая женщина, убитая бытом и тяжелой ношей. Радим на секунду содрогнулся от жалости к себе и к ней, но потом успокоился, если он ослеп, ему отсюда не уйти, ему не вернуться домой, а значит этого ничего не будет, она начнет жизнь заново, и все будет хорошо, на душе стало спокойно и тепло. Но потихоньку зрение начало возвращаться, не прошло и двадцати минут, как он стал различать силуэты, а через полчаса оно полностью восстановилось. Подвесив не слишком яркий шарик света, Радим огляделся, все вокруг, включая его самого, было засыпано черным жирным пеплом. Он попытался сесть, тело прострелила вспышка боли, да такая, что он заорал в голос, хотя вместо крика изо рта раздался лишь хрип, голос он сорвал куда как раньше. Прошло не меньше часа, прежде чем он смог шевелиться. Кое-как сев, он вытащил из кармана пачку сигарет и, прикурив, выпустил струйку дыма в потолок. Жутко хотелось есть. Притянув рюкзак, он достал последнюю банку тушняка и, кое-как вскрыв ее ритуальным ножом, который по-прежнему сжимал в руке, принялся есть прямо с лезвия.

Дверь, запечатанная руной, вздрогнула от мощного удара, кто-то с очень приличной массой решил ее вынести, но, к счастью, та не подалась. Новый удар, затем еще один. Радим, не вставая подтянул к себе арбалет, но понял, что у него не хватит ни силы, ни сноровки, чтобы им воспользоваться. Вскоре он перестал обращать внимания на попытки вломиться к нему, больше его беспокоили окна под потолком, но в них, по счастью, никто не лез. То ли твари были тупыми, то ли слишком большими.

Так продолжалось часов шесть, Радим даже подремал под эти мерные удары. Когда он проснулся, за окном был серый рассвет, в расколотом мире начинался новый день. Прислушавшись к себе, Вяземский подвигал руками и ногами, мышцы побаливали, но вполне терпимо. Эх, с каким бы удовольствием он сейчас лег к Славе на массажный стол, но тут не было ни Славы, ни другого массажиста, так что приведение тела в порядок было отдано на откуп Радиму Вяземскому, чем он и занялся. Стянув куртку, он стащил кольчугу с поддоспешником и принялся рисовать на груди руну здоровья, на это ушло пять минут. То, что его силы прилично возросли, Дикий осознал, когда понял, с какой легкостью он напитал ее энергией из резерва. Ломота и слабость ушли, он мог снова действовать как полноценная боевая единица, только жрать очень хотелось. Но жрать было нечего. Радим разломал лавку и, соорудив крохотный костерок, заварил в алюминиевой кружке последний кофе, сыпанув туда от души остатки сахара. Получилась редкостная дрянь, приторная, аж зубы сводило, но это было необходимо. Обжигаясь, он выпил все чуть ли не залпом, и тут же почувствовал себя лучше. Выкурив сигарету, которая тоже по стечению обстоятельств оказалась последней, он выглянул в окошко, сделанное еще при первой обороне душевой, когда его вояж только начинался.