Увы, прекрасному союзу не суждено было сложиться: политические противники не могли допустить, чтобы две влиятельные династии слились в одну и произвели на свет наследника, который в будущем станет во главе могущественной коалиции. В результате предательства и перехода части вассалов на сторону жрецов Черного Солнца во время свадьбы на молодых супругов было совершено покушение. Прямо в пиршественном зале заговорщики устроили погром и жестокую резню, и невинная сестра Игнация погибла у Элирия на руках.

В долгой жизни Красного Феникса то был самый первый кровавый и трагичный эпизод, оказавший сильное влияние на становление его характера, случившийся так давно, что будто и не с ним… хотя в целом более ранние события на Лианоре выплывали из глубин памяти охотнее, чем события на Материке, произошедшие много позднее.

Не зная точно, какие именно воспоминания вернулись к нему, а какие нет, Игнаций не упустил возможности разбередить старые раны, без жалости разворошить болезненное прошлое, которое Элирий предпочел бы не вспоминать никогда.

– Зачем ты явился? – просто спросил Красный Феникс, не видя нужды в экивоках. В негромком голосе его явственно сквозила горечь. – Чего ты хочешь?

– Служить тебе и быть рядом, как в прежние времена. Помочь тебе возродить Ром-Белиат.

– Есть что-то еще, не так ли? Что ты задумал на самом деле?

Элирий усмехнулся, услышав характерный шорох одежд: заклятый друг и названый брат уловил его настроение и распростерся ниц, без возражений принимая правила игры. Красный Феникс чуть повернул голову и с любопытством бросил взгляд назад. Теперь все было так, как подобает: священная птица феникс касается крылами неба, а саламандре самое место в дорожной пыли. Так должно приветствовать Великого Иерофанта Ром-Белиата, наместника небожителей на земле.

Игнаций никогда не смел говорить подобное прямо, но Элирий догадывался, что в глубине души тот винит его в смерти сестры. Элирий был не глупец и сам признавал, что именно их с сестрой Игнация громкий брак, а точнее, резонанс, вызванный им в определенных общественных кругах, послужил причиной безвременного ухода его нареченной. Но такова судьба, а всем жрецам известно, что избегнуть судьбы нельзя. Молодые люди были предназначены друг другу чуть не с рождения: главы великих домов договорились о брачном союзе, и выбора ни у кого из них не оставалось.

Элирий помрачнел и невольно погрузился в находящие волнами воспоминания. Произошедшая на свадьбе трагедия до основания разрушила его юношескую невинность и прекраснодушие, заставив по-новому взглянуть на мир. О, то был жестокий мир. Опьяненный сладчайшим медом первой возвышенной любви, Элирий слишком долго не замечал этой звериной жестокости.

Ужасные времена расцвета и падения Черного Лианора вновь встали у него перед глазами: самые грязные и кровавые страницы в истории Священного острова, и одновременно самые грязные и кровавые страницы в его собственной жизни, которые он желал бы вымарать и не вспоминать никогда. На улицах и в залах дворцов равно царило безумие и свирепствовал черный мор, в храмах вершились запрещенные темные ритуалы, а на алтарях во славу падшего бога Инайрэ каждый день приносили человеческие жертвы.

Начавшаяся с резни на свадьбе многолетняя усобица между достойнейшими домами сотрясла Лианор и в конце концов поглотила его. Она привела к масштабным военным действиям на самом острове и на Материке, расколу в высшем обществе и образованию новой самопровозглашенной столицы в Бреалате, прекрасном городе в Лазоревых гаванях. Пламя этой дикой вражды угасло только с уходом Лианора: оно было залито холодной морской водой, съедено пучиной и солью – вместе со всеми враждующими родами.

Как представитель древнего рода владетелей Лазоревых гаваней, Элирий не мог оставаться вне постоянно плетущихся политических интриг и неминуемо оказался втянут в затяжное противостояние между разными представителями правящего дома. После смерти старого Триумфатора его родичи начали грызню за власть, и каждому жителю Лианора пришлось принять чью-то сторону. Их остров Блаженства превратился в ад, кошмарный сон наяву, а вместо молока и меда по улицам потекла кровь, чистая и полная священного цвета кровь Первородных. Именно в те дни Элирий познакомился с Аверием, одним из наиболее опасных, влиятельных и могущественных претендентов на Пионовый престол, не поддерживающим падшего бога. Именно в те дни, исполняя тайный приказ темных жрецов Инайрэ, Элирий погубил его, чтобы заручиться их доверием.

Выбора не было. Выбора по-прежнему не было ни у кого из них. Принять свою судьбу или умереть – вот и все, что они могли.

Ведя двойную игру, Элирий вынужден был исполнять поручения служителей Денницы и одновременно подчиняться приказам Аверия. Он лишь делал вид, что служит каждой из сторон, на деле выжидая удачного часа для собственного грандиозного плана. Пришлось пойти на многое – только чтобы получить возможность покинуть погибающий Лианор и не видеть того, что творится там, не участвовать в этом. Только чтобы руки его не были обагрены пылающей кровью Первородных.

Начавшаяся на его глазах последняя междоусобица переросла в войну Раскола, которая продлилась почти четырнадцать лет вплоть до самого падения Священного острова. Элирий словно бы предчувствовал страшный исход, хотя, конечно, не мог и вообразить настолько жестокой кары небес. Ликвидировав угрозу в лице Аверия, тем самым он позволил сыну старого Триумфатора Альдарию закрепиться на Пионовом престоле, после чего получил долгожданное назначение на Материк и новое задание. Но выполнить его было не суждено: вскорости Лианор был уничтожен, низвергнут в бездну вместе с темным богом Инайрэ и могущественными чародеями храма Тысячи Солнц.

Эпоха Последних Дней Лианора была окончена.

В те давние времена на Священном острове Игнаций всегда был рядом и поддерживал его начинания: без помощи Золотой Саламандры многое задуманное не удалось бы осуществить. В храме Тысячи Солнц они росли и учились вместе, и в самом деле став как братья, а потому, войдя в силу, Элирий не позабыл своего ближайшего сподвижника. После гибели Лианора обретя практически самодержавную власть на Материке, Красный Феникс сделал Игнация своей правой рукой и доверил управлять построенным им на западе великим городом Бенну. Он закрывал глаза на многое, памятуя о том, что случилось однажды за общим пиршественным столом и какое влияние оказало на каждого из них.

Гораздо позже, чем следовало, известный своей проницательностью его светлость мессир Элирий Лестер Лар с горечью осознал, что, несмотря на оказываемое щедрое покровительство, названый брат затаил на него обиду гораздо большую, чем можно было представить. Элирий думал, что давняя потеря – их общее горе, горнило бедствий, которое закалило, сплотило и сплавило их воедино… но как же жестоко он ошибался. Да, Игнаций был верен ему много лет. Но щемящая боль утраты никогда не утихала в душе приближенного и в конце концов отравила его своим ядом. Спустя годы, когда Игнаций наконец получил шанс расквитаться, старая обида разгорелась с новой силой.

Как великому жрецу, Игнацию также следовало понимать, что противиться судьбе невозможно. И все же человеческое в его живом сердце слишком часто брало верх над смирением и чувством долга. В этом искреннем самозабвенном мятеже верховный жрец храма Полуденного Солнца по злой иронии судьбы отчасти походил на Элиара, которого люто ненавидел и который захватил впоследствии и его павший храм, и подаренный ему Вечный город.

Увы, когда печальная истина о подлинном отношении к нему Игнация открылась во всей своей неприглядности и до глубины души потрясла Элирия, было слишком поздно: Бенну из союзника превратился во врага.

Глава 8
Река приходит в прежнее руслоЧасть 2

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Солнце становится ярче. День двадцать четвертый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

Лучи поднимающегося солнца приятно золотили цветы вишни. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар потер ладонями виски и, отвлекаясь от тягостных воспоминаний о былом, перевел взгляд на собеседника.

Игнаций был одет неброско, в удобные дорожные одежды без каких-либо гербовых рисунков, символов статуса или опознавательных знаков различия. Конечно, птицу узнают по полету, а не по перу, и не жреческая мантия делает жреца жрецом, но все же видеть бывшего могущественного хозяина Бенну не в традиционных гардениевых цветах оказалось непривычно и даже немного печально. Элирий вздохнул. Верхние одежды гостя были бледнее обычного: скромного, но приятного глазу оттенка спелого зерна или полной осенней луны.

– В прежние дни здесь было так много светлячков, – не отвечая прямо на повисший в воздухе вопрос, вдруг проговорил Игнаций, уткнувшись лицом в розоватый камень дорожки. – Помнишь?

О, Элирий прекрасно помнил это. Он любил поздние вечерние прогулки по внутреннему саду, когда тысячи светлячков парили в темноте, как маленькие звезды, а легкие наполнял ароматный и густо-соленый воздух Ром-Белиата. Они прогуливались по саду с Игнацием и пили белое грушевое вино, совершая ночное любование цветами. Влажная летняя ночь текла вокруг и пьянила обоих, звучал оглушительный хор цикад, а тонкие черты Игнация заливало призрачное лунное сияние. Возможно, Элирию хотелось бы вновь насладиться прохладой той давней ночи, но в славное прошлое не было возврата.

– Не вспоминай с печалью о прежних днях, – заметил Красный Феникс, невольно смягчившись. – Будущее будет не менее отрадным: свет Ром-Белиата вскоре озарит весь Материк. Поднимись.

Игнаций повиновался. Несмотря на вынужденную скромность дорожных одежд, никуда не исчезла его безупречно уверенная осанка, а в глазах мерцало до боли знакомое высокомерное презрение Первородных ко всему миру. Впрочем, это неудивительно: в крови повелителей людей и должно быть высокомерие.

Когда заклятый друг встал на ноги, Элирий заметил, что в волосах его блестит простой серебряный обруч, а сами волосы собраны в длинную тугую косицу, какие обыкновенно носили в военных походах. Только серебряные пряди, главный символ чистоты крови, оставались распущены и горделиво обрамляли скулы, придавая лицу строгости и величавости.

А золотой глаз, который в прежние дни, бывало, напоминал Красному Фениксу о безвременно ушедшей возлюбленной, в этот миг вдруг напомнил о Втором ученике.

– Вижу, благодаря дивному искусству Яниэра ты не остался изуродованным, – холодно улыбнулся Элирий.

Игнаций оставил подпущенную шпильку без внимания.

– Оставим прошлое в прошлом, Лестер, – примирительно протянул он. – Я совершил много ошибок и ищу конца вражды. Разве не помнишь ты, как после гибели Лианора мы вместе собирали Совершенных, рассеявшихся по всему Материку, и строили новые города? Как пили драгоценное густое вино из церемониальных кубков, в знак верности данным клятвам связанных торжественной красной лентой? Как наслаждались долгими золотыми осенями в Бенну – Вечном городе, который ты подарил мне в знак своей милости?

– На твоем месте странно желать, чтобы я это помнил. – Элирий покачал головой. – Но я помню. Я подарил тебе великий город, а ты в благодарность предал меня.

– Друзья всегда предают, Лестер. Иначе они не были бы друзьями. Надо было подчинить меня так же жестоко, как бедолагу Аверия, лишив всяких страстей и желаний, раз уж хотел рабской покорности.

– Ты прав, – внешне спокойно согласился Элирий. – Надо было. Надо было сделать так со всеми вами.

– Ну, тогда бы ты быстро заскучал. – Игнаций рассмеялся приятным рассыпчатым смехом. – А я знаю, как ты не любишь скучать…

– Память моя не восстановилась полностью, Лермон, – сухо прервал его Элирий. – А потому, как ты и сказал, вернее всего будет оставить прошлое в прошлом и начать новую жизнь.