Черное Солнце. За что наказывают учеников (страница 13)
Не дождавшись ответа, Яниэр вновь нетерпеливо шевельнул веером. По нитям побежали мягкие волны, и тело в сетях забилось, как вытащенная на воздух рыба.
Холодный зимний ветер бесновался за окнами. Горлом обильно шла кровь. Элиар взвыл, отчаянно пытаясь не кричать, но это было выше человеческих сил.
– Я выполню, что приказано, старший брат, – наконец сдался Элиар, выплюнув скопившуюся во рту горькую от боли кровь.
В конце концов, в отсутствие Учителя он, как и все прочие члены посольства, обязан повиноваться Первому ученику беспрекословно. Яниэр снова был в своем праве.
– Выполнишь, не сомневайся, – заверил Первый ученик, и губы его растянулись в холодной улыбке. Определенно, Яниэр находил наслаждение в том, чтобы безнаказанно мучить свою жертву. – И будешь выполнять впредь, звереныш.
Он мелодично рассмеялся и исключительно ради удовольствия еще раз тряхнул сетью, наблюдая за страданиями ненавистного соученика, словно бы наконец мог отомстить за все те годы, что выходец из Великих степей мозолил ему глаза.
То была месть, поданная холодной: как всякий выходец с Севера, Яниэр не любил горячих блюд.
Глава 7
Река приходит в прежнее руслоЧасть 1
Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света
Солнце становится ярче. День двадцать четвертый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель
*киноварью*
Это было удивительное утро.
Впервые с полузабытой прошлой жизни его светлость мессир Элирий Лестер Лар чувствовал себя в безопасности, даже более того – чувствовал себя не бесправным пленником, покорным прихотям чужой воли, а полновластным хозяином положения. Он был дома. Жизнь возвращалась в свою колею.
С первыми лучами солнца двери в парадную опочивальню верховного жреца аккуратно отворились, и внутрь торжественно ступили приближенные. По старинному обычаю они должны были подготовить спальную комнату для приятного пробуждения наместника небожителей: украсить свежими цветами алого пиона, символа высшей власти, и возжечь утренние благовония, проясняющие ум.
В прежние дни пробуждение верховного жреца также сопровождалось негромкой духовной музыкой и пением гимнов, но сейчас Элирий был готов примириться с их временным отсутствием. Подходящих случаю тысячелепестковых пионов также пока еще не успели вырастить для него, но даже это прискорбное обстоятельство не могло испортить Красному Фениксу настроения.
Он спал чутко и услышал, как вошедшие преклоняют колени пред его постелью, а затем нежный, но уверенный голос Агнии нараспев произносит церемониальную фразу:
– Доброе утро! Не угодно ли вашей светлости пробудиться?
Возражений с его стороны не последовало, а потому уже в следующее мгновение шелковый занавес балдахина начал медленно расходиться в стороны, открывая глазам поднимавшуюся с колен Агнию, Аверия с подносом в руках, а также почтительно склонившихся Красных жриц, Призраков Ром-Белиата, которым оказали великую честь присутствовать на церемонии пробуждения верховного жреца возрожденного храма Закатного Солнца. Конечно, никто из них не осмеливался встречаться с ним взглядом: это было строго запрещено.
Вместо привычной уже «Горькой слезы», эффективной, но набившей оскомину, на подносе красовалась чашечка с темными кусочками лечебного красного сахара, согревающего кровь и восстанавливающего силы, а также пиала целебного имбирного настоя с ароматными травами.
Элирий медленно втянул густой травяной аромат и с удовлетворением обнаружил рядом с имбирным настоем чашу с только что залитым горячей водой связанным чаем: чайные листья были причудливо сплетены с цветком алой лилии, который при заваривании начал распускаться, являя миру свой яркий цвет и тонкий аромат.
Изысканный чайный лотос в чаше раскрылся величественным красным солнцем, с которым в прежние дни часто сравнивали и самого Элирия.
В трудные времена, когда на душе пасмурно из-за неурядиц, сладкое помогает лучше всего, умиротворяя и смягчая сердце. Протянув руку, Элирий взял кусочек красного сахара и невозмутимо отправил его в рот, прежде чем выпить лекарственный настой. Подумав немного, выбрал и с удовольствием съел большую засахаренную вишню, чтобы во рту оставался вкус сладости, а не лекарства.
Дождавшись, пока Красный Феникс закончит прием снадобий и удостоит ее вниманием, Агния внимательно осмотрела его с ног до головы и осторожно проверила пульс.
– Как самочувствие вашей светлости?
– Не беспокойся, Ивица, – мягко улыбнулся ученице он, кивком разрешая приступить к умыванию и подготовке к выходу. – Со мной все в порядке.
Агния с помощницами принялись облачать его в привычный по прошлой жизни многослойный наряд: нижние одежды, средние, затем парадные – с узкими летящими лентами и треугольными клиньями, похожими на яркие длинные перья хвоста феникса, а поверх всей этой роскоши и великолепия – тяжелая мантия, расшитая на груди узором красного солнца. На запястьях застегнули статусные украшения верховного жреца. Когда с переодеванием было закончено, Третья ученица привела в порядок его волосы, зачесывая и связывая их на затылке густым узлом. Затем, вновь преклонив колени, надела на ноги мягкие остроносые туфли.
Невольно Элирию вспомнилась Шеата, которая все последние дни исполняла те же обязанности, и исполняла хорошо. Он успел привыкнуть к ее ненавязчивой заботе, к постоянному присутствию рядом, и в первый миг спросонья даже принял голос Агнии за голос Первого иерарха храма Затмившегося Солнца.
По правилам придворного церемониала сразу после облачения верховного жреца в статусные одеяния полагалась первая утренняя молитва, дарующая благоденствие всем, кто на ней присутствует. Но пока лотосная кровь не вошла в полную силу, предполагалось, что Элирий слишком слаб, чтобы регулярно совершать даже простые ритуальные богослужения, а потому решено было отказаться от них до окончания процесса трансмутации.
Красный Феникс жестом отпустил приближенных и с чинным спокойствием вышел на террасу перед своим пока еще совершенно пустым храмом. Каменные ступени и плиты казались алыми от лепестков осыпающейся вишни, которые легкий весенний ветерок принес из внутреннего двора. В воздухе висел вишневый флер, такой бархатистый, невесомый и сладостный, будто мир и не стоял на пороге гибели.
Вздохнув, Элирий покачал головой. В прошлый раз потребовалось сорок семь лет беспрерывных молитв и служб, чтобы высшие небожители смилостивились и осенили храм своим благословением. В тот день сам Илиирэ, пресветлый владыка Надмирья, явился лично и в знак своего покровительства даровал Совершенным схождение благодатного огня. Теперь у Элирия не было столько времени для молений – черный мор уже распространился по всему Материку. Да и вряд ли после случившегося Илиирэ вновь обратит на него свой сияющий взор, вздумай он возносить молитвы и приносить жертвы хоть тысячу лет кряду.
Элирий задумчиво взвесил в руке могущественную плеть Тысячи Образов, огненный Хвост Феникса. В течение долгих лет непревзойденное духовное оружие было запечатано и не принимало нового хозяина даже после его смерти. Никто, кроме Красного Феникса Лианора, не сможет использовать эту плеть: в целом мире она единственная осталась верной ему. Эта мысль была успокаивающей и приятной.
Спустившись в сад, Элирий постоял немного под усыпанной цветами вишней, после чего сел на изящную скамейку из красного палисандра, решив восстановить силы и неторопливо полакомиться засахаренной хурмой. Один такой крупный плод, выращенный и приготовленный лучшими мастерами, в свое время стоил в Ром-Белиате целое состояние и обычно преподносился в качестве драгоценного подарка. Элирий любил эту традицию. Аппетитные и изысканные сладости всегда поднимали ему настроение.
– Здравствуй, дорогой брат Лестер, – неожиданно раздалось позади. Смутно знакомый голос… вычурный самодовольный голос из прошлого. – Так и знал, что при строительстве этого храма не обошлось без какой-то чудной хитрости. Вполне в твоем духе.
– Убирайся в дыру, где прятался все эти годы, Лермон, – холодно процедил Элирий, не оборачиваясь. – Как только у тебя хватило дерзости явиться в Красную цитадель, раскрыть рот и заговорить со мной? Надеешься выторговать прощение? Напрасно. Не думаю, что у тебя есть что предложить мне взамен.
Элирий незаметно положил ладонь на рукоять верного Хвоста Феникса. Впрочем, как он помнил, вряд ли что-то могло укрыться от неизменно цепкого и внимательного взгляда Золотой Саламандры.
– У меня всегда найдется что предложить, – вкрадчиво начал издалека Игнаций, – но не приписывай мне одной лишь только корысти. Я был готов ждать тебя тут хоть весь день, хоть всю ночь, чтобы только увидеть издали, без всякой надежды на разговор… но обитатели Надмирья были благосклонны и щедро вознаградили мое смирение, направив лотосные стопы наместника небожителей прямо сюда. Ты ведь не прогонишь Первородного?
Элирий закатил глаза. Игнаций хорошо знал, что, как и когда следует говорить. В нем жарко пылал огонь священной чистой крови, в жилах его таилась та же сила, что и в самом Элирии, – сила тех, кто родился и вырос на Лианоре. Сила Первородных – прямых потомков небожителей, Повелителей людей.
– Прогоню, если захочу, – внешне бесстрастно возразил Красный Феникс. – А ты будешь принимать то, что тебе дают.
За спиной его на миг воцарилось молчание. Затем Игнаций собрался с мыслями и вновь приступил к аккуратному прощупыванию почвы.
– Ты словно вернулся во дни своей юности в Городе-Солнце, – с глубокими ностальгическими нотками проникновенно проговорил он. – Я смотрю на тебя и невольно вспоминаю наш Лианор… дом, который мы потеряли. Даже вишня расцвела для тебя на пепелище, как в краю Вечной Весны. Однако любоваться столь прекрасным цветением в одиночку – неправильно. Не желаешь ли разделить удовольствие со старым другом?
Элирия затрясло от этих слов, но он не подал виду.
– У тебя нет права находиться здесь и смотреть открыто на Красного Феникса Лианора, – строго отрезал он. – Я не помню твоего лица. И не хочу вспоминать его.
– Лестер…
– Не забывайся. Не то велю звать меня как положено – и не посмотрю на былые заслуги…
…и родственные связи.
Не случайно Игнаций, желая вызвать сочувствие, назвал его дорогим братом. Все могущественные тысячелетние династии Лианора были связаны между собой кровью, но, не считая этого, его семья и семья Игнация и вправду породнились, приобретя связи более близкие и прочные. С самого детства мальчики тесно дружили и часто играли вместе в садах Города-Солнца, прогуливались по длинным коралловым пляжам Лазоревых гаваней.
Элирий припомнил и младшую сестру Игнация, у которой, по причудливой прихоти судьбы, глаза хоть и были цвета циан, но отчетливо отливали золотом. Уже вскоре после появления Элирия на свет глава их рода принял решение о династическом браке: крепкий союз был остро необходим в непростое время распрей и междоусобиц, когда даже древний и уважаемый род владетелей Лазоревых гаваней не мог чувствовать себя в достаточной степени в безопасности. В ту страшную эпоху, названную впоследствии Последними Днями Лианора, мудрые еще пытались остановить вражду и сохранить ключевые династические линии. Тогда еще никто из них не знал, не мог и предположить, что уже скоро все будет кончено… что Священный остров Лианор, заповедный край Вечной Весны, со всеми его гордыми древними династиями, со всеми вековыми чаяниями и имперскими притязаниями падет и упокоится навеки на дне морском.
Но брак по обязанности, олицетворявший сугубо политический альянс, неожиданно стал приносить радость: сестра Игнация, хоть и была навязана Элирию против воли, оказалась мила его сердцу. Возможно, причиной вспыхнувшей обоюдной симпатии явилась их общая красота, юность и свойственные ей чистые душевные порывы.