Маленькие часы в кабинете для консультаций показывали одиннадцать: время, когда практикующему врачу-терапевту пора ложиться спать. Но мне спать не хотелось. За скудным ужином я продолжал думать об этом случае, и потом, когда курил последнюю трубку у гаснущего камина в операционной, странные и зловещие обстоятельства случая не выходили у меня из головы. Я порылся в небольшой справочной библиотеке Стиллбери в поисках сведений о сонной болезни, но узнал только, что это «редкая и тяжелая болезнь, о которой в настоящее время мало известно». Я прочел материалы об отравлении морфием, но это лишь подкрепило мое убеждение о верности моего диагноза, что при других обстоятельствах принесло бы мне большее удовлетворение.

Ведь мой интерес к этому случаю был не просто академическим. Мое положение трудное и ответственное, и я должен решить, как действовать. Что мне делать? Должен ли я сохранять врачебную тайну, к чему меня без слов призывают, или передать свои подозрения полиции?

Неожиданно я с большим облегчением вспомнил о своем старом друге и соученике в студенчестве Джоне Торндайке, теперь известном специалисте по медицинской юриспруденции. В одном деле я участвовал в роли его ассистента, и тогда на меня произвели глубокое впечатление его разносторонние познания, острота ума и удивительная изобретательность. Торндайк стал адвокатом с очень большой практикой и сможет сразу сказать мне, каков мой долг с точки зрения закона; а так как он еще и врач, он поймет острую необходимость медицинской практики. Если я найду время, чтобы навестить его в Темпле и изложить свой случай, все мои трудности и сомнения будут разрешены.

Я с тревогой открыл список вызовов, чтобы посмотреть, какая работа ждет меня завтра. День не очень тяжелый, даже если допустить один-два чрезвычайных вызова утром, но я все же сомневался, смогу ли уйти из своего района, пока в конце списка не увидел имя Бертона. Мистер Бертон живет в старом доме на восточной стороне Бувери-стрит, менее чем в пяти минутах ходьбы от квартиры Торндайка на Кингз Бенч Уок; к тому же мистер Бертон хроник, и его можно посетить последним. Побывав у мистера Бертона, я отыщу своего друга с очень большой вероятностью встретить его после возвращения из больницы. Могу позволить себе долгий разговор с ним, а взяв извозчика, вовремя вернусь к вечерней работе.

Это было большое утешение. При перспективе разделить ответственность с другом, на суждения которого я могу полностью полагаться, все затруднения словно покинули меня. Записав эту встречу в свой список, я пришел в хорошее настроение, встал и выколотил трубку, когда маленькие часы показали полночь.

Глава 2. Торндайк разрабатывает план

Входя в Темпл по Тюдор-стрит, я испытывал приятное ощущение знакомости. Здесь я провел много замечательных часов, работая с Торндайком над случаем, который газеты назвали «Делом с красным отпечатком большого пальца», и здесь я встретил любовь своей жизни – эта история рассказана в другой книге. Это место дорого мне воспоминаниями о счастливом прошлом, оно позволяет надеяться на новое счастье, которое ждет меня в не слишком далеком будущем.

Мой решительный стук маленьким медным молоточком привел к тому, что дверь открыл сам Торндайк, и тепло, с каким он меня встретил, заставило меня одновременно обрадоваться и устыдиться. Потому что я не только отсутствовал, но и был очень плохим корреспондентом.

– Блудный сын вернулся, Полтон, – объяснил Торндайк, заглядывая в комнату. – Это доктор Джервис.

Я вслед за ним вошел в комнату и увидел Полтона, его доверенного слугу, лабораторного ассистента, мастера на все руки и близкого друга. Полтон ставил поднос с чаем на небольшой стол. Маленький человек сердечно пожал мне руку, и на его лице появилась улыбка, какую можно ожидать от благожелательного грецкого ореха.

– Мы часто говорим о вас, сэр, – сказал он. – Только вчера доктор спрашивал, когда вы к нам вернетесь.

Так как я не возвращался к ним в том смысле, какой он имел в виду, я почувствовал себя виноватым, но свои сведения сохранил для уха Торндайка и ответил вежливыми общими фразами. Затем Полтон принес из лаборатории чайник с горячим чаем, разжег огонь и вышел, и мы с Торндайком, как в прежнее время, сели в свои кресла.

– И откуда вы появились таким неожиданным способом? – спросил мой коллега. – Похоже, вы делали профессиональный визит.

– Да. Мой район – Нижняя Кенсинтон Лейн.

– Ага. Значит, вы снова «на старой тропе».

– Да, – ответил я со смехом, – старая тропа, долгая тропа, тропа, которая всегда новая.

– И ведет в никуда, – мрачно добавил Торндайк.

Я снова рассмеялся – не очень сердечно, потому что в словах моего друга была неприятная правда, подтверждавшаяся моим собственным опытом. Врач, у которого нет средств и который вынужден брать временную работу, подменяя других, обнаруживает, что годы приносят ему только седину и богатый неприятный опыт.

– Вам нужно покончить с этим, Джервис, – сказал Торндайк после паузы. – Случайная работа нелепа для человека вашего класса и профессиональных достижений. К тому же разве вы не обручены и не собираетесь жениться на очаровательной девушке?

– Да, знаю, я был глуп. Но я исправлюсь. Я готов сунуть гордость в карман и позволить Жюльет дать мне денег на покупку практики.

– Это очень верное решение, – подтвердил Торндайк. – Гордость и скрытность в отношениях людей, которые собираются быть мужем и женой, нелепы. Но зачем вам покупать практику? Вы забыли мое предложение?

– Я был бы неблагодарным негодяем, если бы забыл.

– Хорошо. Сейчас я его повторяю. Становитесь моим помощником, готовьте материалы для суда, работайте со мной, и с вашими способностями вас ждет отличная карьера. Вы нужны мне, Джервис, – горячо добавил он. – Мне, с моей увеличившейся практикой, необходим помощник, и вы тот помощник, что мне нужен. Мы старые и испытанные друзья, мы работали вместе, мы доверяем друг другу, и вы лучший человек для этой работы, какого я знаю. Я не приму отказ. Это ультиматум.

– И какова альтернатива? – спросил я, улыбаясь его горячности.

– Альтернативы нет. Вы скажете да.

– Думаю, так и есть, – ответил я с чувством. – Я так рад и так благодарен вам, что и сказать не могу. Но окончательную договоренность нужно оставить на следующую встречу – через неделю или около этого, надеюсь, потому что мне через час нужно вернуться. И я хочу посоветоваться с вами по одному очень важному делу.

– Хорошо, – согласился Торндайк, – официальную договоренность оставим на следующую встречу. О чем вы хотите узнать мое мнение?

– Дело в том, – ответил я, – что передо мной трудная дилемма, и я хотел бы, чтобы вы сказали, что мне делать.

Торндайк наливал мне чай, но остановился и с неприкрытой тревогой посмотрел на меня.

– Надеюсь, ничего неприятного, – произнес он.

– Нет-нет, ничего такого, – ответил я с улыбкой, правильно интерпретировав его эвфемизм «ничего неприятного»: обычно это означает неприятности молодого перспективного медика с женщинами. – Ничего такого, что касалось бы меня лично, – продолжал я, – вопрос профессиональной ответственности. Но лучше я расскажу вам все последовательно; я знаю, что вы предпочитаете получать подробные и последовательные сведения.

И я рассказал о своем посещении загадочного мистера Грейвза, не опуская ни одной подробности, ни одного странного обстоятельства, какие мог вспомнить.

С самого начала моего рассказа Торндайк слушал очень внимательно. Лицо его оставалось бесстрастным, обычно оно непроницаемо, как бронзовая маска, но для меня, близко его знавшего, кое-что становилось заметно, может, перемена цвета или дополнительный блеск глаз, и это говорило мне, что проснулась его страсть к расследованиям. И теперь, рассказывая ему о своей необычной поездке в тот загадочный дом, я видел: предложенная проблема задела его за самое сердце. Во время моего рассказа он сидел неподвижно, как статуя, очевидно, запоминая мой рассказ, подробность за подробностью, и, даже когда я замолчал, он какое-то время не двигался и не говорил.

Наконец Торндайк посмотрел на меня.

– Весьма необычное дело, Джервис, – сказал он.

– Очень необычное, – согласился я, – и меня мучит вопрос, что делать.

– Да, – задумчиво ответил он, – таков вопрос, и вопрос это очень трудный. Он связан с решением предыдущего вопроса. Что именно происходит в том доме?

– А что, по-вашему, в нем происходит?

– Мы должны двигаться медленно, Джервис, – ответил он. – Нужно старательно отделить юридические проблемы от медицинских и не смешивать то, что знаем, с тем, что подозреваем. Теперь относительно медицинских аспектов этого случая. Первый встающий перед нами вопрос – вопрос о сонной болезни, или негритянской летаргии, как ее иногда называют; и здесь мы сталкиваемся с трудностью. У нас недостаточно знаний. Ни один из нас, как я понимаю, не сталкивался с этой болезнью непосредственно, а существующие описания неадекватны. Насколько мне известно, симптомы этой болезни совпадают с вашим случаем: предполагаемая угрюмость и постепенно удлиняющиеся периоды летаргии, которые чередуются с периодами видимого улучшения. С другой стороны, считается, что болеют только негры, но это, вероятно, означает, что до сих пор только они оказывались в условиях, вызывающих эту болезнь. Более важный факт: насколько мне известно, предельное сокращение зрачка не является симптомом сонной болезни. Подытоживаю: вероятность против сонной болезни, но при недостатке знаний полностью исключить эту болезнь мы не можем.

– Вы думаете, что это может быть сонная болезнь?

– Нет, лично я ни на мгновение не верю в эту теорию. Но данные нужно рассматривать независимо от нашего личного мнения. Мы должны принять как возможную гипотезу, что это сонная болезнь, потому что не можем точно доказать, что это не так. Это все. Но когда мы переходим к гипотезе об отравлении морфием, положение существенно меняется. Симптомы во всех отношениях совпадают с отравлением морфием. Здесь нет исключений или несогласованности. Здравый смысл подсказывает, что нужно принять гипотезу об отравлении, что, по-видимому, вы сделали.

– Да. Для целей лечения.

– Совершенно верно. С медицинскими целями вы приняли самую вероятную точку зрения и отказались от менее вероятной. Это было разумное решение. Но с юридическими целями вы должны рассматривать обе возможности, потому что гипотеза об отравлении связана с серьезными юридическими проблемами, в то время как в гипотезе о сонной болезни никаких юридических проблем нет.

– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил я.

– Указывает на необходимость осторожности, – сказал он.

– Да, я это вижу. Но каково ваше собственное мнение о данном случае?

– Что ж, – ответил Торндайк, – давайте последовательно рассмотрим факты. Есть человек, который, как вы подозреваете, находится под действием ядовитой дозы морфия. Вопрос в том, принял ли он эту дозу сам, или ее ему дал кто-то другой. Если он принял сам, то с какой целью? То, что рассказали вам, совершенно исключает мысль о самоубийстве. Но состояние пациента исключает также мысль о его зависимости от морфия. Потребитель опия не доводит себя до комы. Обычно он держится в пределах своей выносливости. Отсюда следует вывод, что дозу ему дал кто-то другой, и самый вероятный человек для этого – мистер Вайсс.

– Разве морфий не необычный яд?

– Очень необычный, потому что он очень неудобен, за исключением одной смертельной дозы. К нему слишком быстро и легко привыкают. Но не нужно забывать и о том, что медленное отравление морфием в некоторых случаях бывает в высшей степени подходящим. То, как он ослабляет волю, путает рассудок и изнуряет тело, оказывается полезно отравителю, которому нужно получить существующий документ, такой как завещание или соглашение с печатью. А смерть потом можно организовать другими способами. Вы понимаете важность этого?

– Вы имеете в виду свидетельство о смерти?